– Ты слишком прочно с нами связана, – сказал Торстен. – Мы не потерпим, чтобы ты вышла из нашей компании. Кто знает, что придет тебе в голову.
– Вы что, воображаете, что я надумаю покончить с собой и оставлю нехорошие письма?
– Например, это. – Дитлев кивнул. – Но мы подозреваем, что ты можешь придумать и кое-что другое.
– Что, например?
– Да не все ли равно? – сказал Флорин, наступая на нее.
Если они снова захотят ее схватить, она швырнет в них одну из китайских ваз, что стоят по углам, весьма увесистую.
– Для нас главное, чтобы ты была на глазах, рядом с нами. Ты же и сама без этого не можешь. Признайся, это так, – продолжал он.
– Возможно, ты, Торстен, станешь отцом. – Кимми посмотрела на него с насмешливой улыбкой. – А может, ты, Дитлев.
Вдруг она пожалела, что сказала это, но, глядя на их вытянувшиеся физиономии, подумала, что оно того стоило.
– Зачем мне быть с вами? – Она положила руку себе на живот. – Или вы считаете, что это полезно ребенку? Я так не считаю.
Она прекрасно понимала, что они подумали, обмениваясь взглядами. У обоих уже имелись дети, позади остались разводы и скандалы. Одним скандалом больше или меньше, для них не имело значения. Не давало покоя только то, что она взбунтовалась.
– От этого ребенка ты должна избавиться, – неожиданно жестко произнес Дитлев.
Она поняла, что ребенок в опасности. И выставила перед собой руку, показывая, чтобы они не приближались.
– Лучше поберегитесь и не трогайте меня! Поняли? Даже не приближайтесь!
Услышав, как изменился ее тон, они растерянно заморгали, и это было ей приятно.
– Только посмейте меня тронуть! Чтоб вы знали: существует коробочка, которая может полностью разрушить вашу жизнь. Эта коробочка – моя страховка. Будьте уверены, что, если со мной что-то случится, все ваши делишки выплывут наружу.
Это было не совсем правдой. Кимми действительно хранила в тайнике некую коробку, но не собиралась ее никому показывать. Это были просто ее трофеи – по одной вещице на каждую отнятую жизнь. Как скальпы у индейцев, или бычьи уши у матадоров, или сердца принесенных в жертву у инков.
– Какая такая коробочка? – спросил Торстен, сморщив свою лисью мордочку.
– Я забирала с собой вещи с мест происшествий. Все, что мы совершили, можно выявить с помощью содержимого этой коробки. Если вы тронете меня или ребенка, то умрете за решеткой, это я вам обещаю.
Она ясно видела, что Дитлев поверил, но Торстен сделал скептическую мину.
– Назови хотя бы одну вещь.
– Сережка женщины на Лангеланне. Резиновый браслет Коре Бруно. Помните, как Кристиан подобрался к нему и столкнул с трамплина? Тогда вы должны помнить, как он потом, выйдя из бассейна, ухмылялся, а в руке у него был этот резиновый браслет. Не знаю, как вам, а мне кажется, он вряд ли засияет от радости, когда услышит, что этот браслет хранится в коробке вместе с парой карточек от игры «Тривиал персьют» из Рёрвига.
Торстен Флорин отвел глаза, будто хотел убедиться, что за дверью никто не подслушивает.
– Нет, Кимми, – сказал он. – Я тоже не думаю, что он обрадуется.
Кристиан пришел к ней однажды ночью, когда Кассандра напилась до чертиков.
Он возник над кроватью Кимми и заговорил: медленно и отчетливо, подчеркивая каждое слово, так что они навеки врезались ей в память.
– Кимми, скажи, где коробка, или я убью тебя прямо сейчас.
А потом стал зверски избивать ее, пока она не обессилела так, что не могла и рукой шевельнуть. Бил по животу, в пах и в грудь так сильно, что в кровь разбил себе костяшки. Но она не сказала, где коробка.
Наконец он ушел, выплеснув всю агрессию и уверившись, что никакой коробки не существует и все это одни выдумки.
Очнувшись после обморока, она сама вызвала «скорую».
33
В середине дня Кимми проснулась с чувством пустоты в желудке, но без аппетита. Было воскресенье, и она все еще находилась в отеле. Часок сна дал ощущение, что все наконец разрешится и станет как надо. А иной пищи ей и не требовалось. Кимми повернулась к сумке со свертком, которая стояла рядом с ней на кровати.
– Сегодня, дорогая Милле, ты получишь от меня подарок. Я подумала, что тебе подарить. Ты получишь самое лучшее, что было у меня в жизни, – моего мишку. Мама часто об этом думала, и вот сегодня она это сделает. Ты рада?
Голоса притаились, выжидая, когда для них откроется лазейка. Но, коснувшись рукой того, что лежало в сумке, Кимми почувствовала, как к сердцу приливает тепло.
– Да, теперь я спокойна, деточка. Совершенно спокойна. Сегодня ничто плохое нас не коснется.
Когда ее доставили в больницу «Биспебьерг» с сильным кровотечением, персонал несколько раз принимался расспрашивать, как случилась такая беда. Один из докторов даже предложил вызвать полицию, но она отказалась: мол, упала с верхней ступеньки крутой и высокой лестницы, отсюда и следы. С некоторых пор у нее появились приступы головокружения, вот она и оступилась. Никто не посягал на ее жизнь, да и живет она лишь вдвоем с мачехой, так что это несчастный случай и не более.
На следующий день сиделка ее успокоила, что для ребенка все как будто бы обошлось благополучно. И только когда ей передали привет от старых школьных товарищей, она поняла, что нельзя терять бдительность.
В палате она лежала одна, и на четвертый день к ней пришел Бьярне. Конечно, его не случайно отрядили сюда. Во-первых, Бьярне, в отличие от остальных, не был известной личностью, а во-вторых, он один мог говорить с ней прямо.
– Ты сказала, у тебя есть на нас улики. Это правда?
Она не ответила, а только продолжала смотреть в окно на помпезные ветшающие здания.
– Кристиан просит прощения за то, что так с тобой обошелся. Спрашивает, не хочешь ли ты перевестись в частную клинику. С ребенком ведь все в порядке?
Кимми бросила на Бьярне сердитый взгляд, заставив его опустить глаза. Он же прекрасно понимал, что не имеет права задавать ей такие вопросы!
– Скажи Кристиану, что больше я не позволю ему тронуть ни меня, ни того, что мне дорого. Ты понял?
– Кимми, ты же знаешь Кристиана! От него так просто не отделаешься. Он говорит, что у тебя даже нет адвоката. А значит, ты никому не могла передать твою коробку. А еще он сказал, что переменил свое мнение и теперь верит, что у тебя действительно есть эти вещи. Что это вполне в твоем духе. Он даже улыбался, когда сказал мне это.
Бьярне попытался изобразить нечто похожее на смех Кристиана, но попытка не удалась, и Кимми ему не поверила. Кристиан никогда не смеялся над тем, что представляло для него угрозу.
– А на кого еще ты могла опереться, если у тебя даже нет адвоката? Друзей у тебя нет, никого, кроме нас, и мы все это знаем. – Бьярне дотронулся до ее локтя, но она отстранилась. – Мне кажется, лучше бы ты сказала, где коробка. Она у тебя в доме?
– Ты что, считаешь меня за слабоумную? – Она резко обернулась к нему.
Было видно, что он поверил.
– Скажи Кристиану, что, если он от меня отстанет, вы можете спокойно продолжать заниматься чем хотите, меня это не волнует. Я беременна, Бьярне. Неужели же вы до сих пор не сообразили? Пойми, если вещи из коробки выплывут на свет, для меня и ребенка в этом тоже не будет ничего хорошего. Коробка у меня лежит на самый крайний случай, когда не будет другого выхода.
Вот последнего, наверное, лучше было не говорить – про крайний случай и безвыходное положение. Для Кристиана это была самая большая угроза.
После визита Бьярне она перестала спать по ночам. Всю ночь держалась настороже, прикрыв одной рукой живот, а другой сжимая шнурок срочного вызова.
В ночь на второе августа он явился, одетый в белый халат.
Кимми задремала буквально на секунду, а проснулась, когда он уже зажал ей рот ладонью, а грудь придавил коленом.
– Кто знает, куда ты скроешься, когда тебя выпишут? – прямо сказал он. – Мы хоть и приглядываем за тобой, но кто ж тебя знает! Скажи, где эта коробка, и тебя не тронут.
Она ничего не ответила.
Он сильно ударил ее в низ живота. Кимми по-прежнему молчала, и он стал бить снова и снова, пока у нее не начались схватки, ноги задергались и затряслась кровать.
Он убил бы ее, если бы не повалился стул, стоявший рядом с кроватью. В глухой ночной тишине грохот показался чудовищно громким. Если бы палату не осветили вдруг фары кареты «скорой помощи» и он не очутился бы, как голый, во всем своем подлом убожестве. Если бы она вдруг не запрокинула голову и не лишилась чувств.
Если бы он не подумал, что она уже умерла.
Кимми не стала сообщать портье, что покидает отель насовсем. Оставив чемодан, взяла с собой только сумку, где лежали сверток и еще несколько вещей, и пешком дошла до Центрального вокзала. Было без нескольких минут два. Сейчас она, как обещала, съездит за мишкой для Милле. А затем доведет до конца начатое дело.
Стоял ясный осенний день, и электричка была битком набита радостной малышней с воспитательницами. Может быть, они возвращаются после похода в музей, а может, направляются в парк Дюрехавен. Вечером малыши вернутся к родителям разрумянившиеся и полные впечатлений от осенней листвы и оленьего стада, пасущегося в окрестностях охотничьего замка Эрмитаж.
Когда они с Милле по-настоящему заживут вместе, у них все будет еще лучше, чем здесь. Там, на небесах, в царстве божием, среди вечной красоты, они будут глядеть друг на друга и улыбаться.
Во веки веков.
Кимми несколько раз кивнула сама себе, устремив взгляд через казарменную постройку станции «Сванемёллен» в направлении больницы «Биспебьерг».
Двенадцать лет назад она встала с больничной койки, взяла ребеночка, который лежал, прикрытый простынкой, на стальном столике в изножье кровати. Только на минутку ее оставили одну в палате: у какой-то женщины начались роды и протекали с тяжелыми осложнениями.
Кимми оделась и завернула ребеночка в пеленку. Побывав в гостинице «Англетер» у отца, подвергшего ее такому унижению, уже через час она направлялась в Ордруп, тем же путем, что и сейчас. Тогда она хорошо понимала, что дома ей нельзя оставаться. Эти люди явятся за ней туда, и в следующий раз все кончится совсем плохо.