Но она также понимала, что ей крайне необходима помощь, потому что кровотечение продолжалось и боль внизу живота была странной и очень страшной.
Она хотела попросить у Кассандры еще денег.
В тот день она в очередной раз почувствовала, что могут с ней сделать люди, у которых имя начинается на букву «К».
Со злобным выражением на лице Кассандра сунула ей в руку две тысячи. Две тысячи от нее и десять от отца – вот что получила Кимми от Кассандры и Вилли К. Лассена, своего так называемого отца. А этого было совсем недостаточно.
А потом ей было сказано убираться из дома. Истекая кровью и прижимая к себе сверток, Кимми вышла на улицу и сказала себе: настанет день, когда все, кто над нею глумился и втаптывал в грязь, за это заплатят.
Сперва Кристиан и Бьярне. Затем Торстен, и Дитлев, и Ульрик, и Кассандра, и отец.
И вот она впервые за много лет подошла к дому на Киркевей. Здесь все оставалось как всегда. Наверное, по воскресеньям колокола на холме, как и прежде, созывают добропорядочную зажиточную публику на церковную службу, здания на улице всем своим видом кичливо кричат о богатстве хозяев. Дверь, как и раньше, закрыта для непрошеных гостей.
Когда Кассандра отворила, Кимми сразу вспомнила не только это законсервированное лицо, но и выражение, которое привычно появилось на нем при виде падчерицы.
Кимми не могла вспомнить, когда возникла между ними эта вражда. Наверное, еще тогда, когда Кассандра, применяя на практике свои несуразные понятия о педагогике, начала наказывать Кимми, запирая ее в темных шкафах, и читать ребенку длинные строгие нотации, половины слов в которых Кимми не понимала. Другое дело, что Кассандра и сама страдала от царившей в доме атмосферы холода и равнодушия. Это вызывало некоторое сочувствие, но не извиняло ее. Нет, Кассандра все-таки была сущая ведьма.
– Тебе сюда нет хода! – прошипела Кассандра, пытаясь закрыть дверь.
Точно так же, как двенадцать лет назад, когда Кимми стояла на пороге совсем раздавленная, убитая отчаянием, будто нищая, со свертком на руках.
В тот раз ей было сказано, чтобы она убиралась ко всем чертям, и впереди ее действительно ждал ад. После жестоких побоев Кристиана и выкидыша Кимми находилась в ужасном состоянии; несколько дней она, вся скрюченная, бродила по улицам, но ни одна живая душа не попыталась прийти ей на помощь; наоборот, люди от нее шарахались.
Потрескавшиеся губы, растрепанные волосы, сверток неприятного и подозрительного вида на руках, измазанных засохшей кровью, – при виде всего этого встречные старались обходить ее подальше. Люди не замечали, что перед ними больной человек, попавший в беду. Не понимали, что перед ними погибающая женщина.
Она же принимала это как кару. Адские муки, через которые она должна пройти за свои злодеяния.
Спасла ее наркоманка из Вестербро. Одну только высохшую до костей Тину не оттолкнуло зловоние, исходившее от свертка, и мокрота, засохшая в углах рта. Тина повидала много чего и похуже. Она привела Кимми в каморку на одной из улочек Южной Гавани, в которой жил такой же наркоман, когда-то бывший врачом.
Благодаря таблеткам и выскабливанию удалось победить инфекцию и остановить кровотечение. Но после этого месячные уже никогда больше не приходили.
Приблизительно через неделю, когда сверток перестал вонять, Кимми была в состоянии начать новую жизнь. На улице. Все прочее кануло в прошлое.
Все в комнатах было пропитано тяжелыми духами Кассандры, из каждого угла выглядывали насмехающиеся призраки, вызывая ощущение застывшего кошмара.
Кассандра взяла сигарету и зажала ее в губах; множество предыдущих сигарет уже стерли всю помаду. Рука у нее немного дрожала, но глаза сквозь дым внимательно следили за Кимми. Сразу было заметно, что мачеха чувствует себя неуверенно. Что в следующую секунду глаза у нее забегают. Что этой встречи она никак не ожидала.
– Чего тебе тут надо? – спросила Кассандра.
Те же самые слова Кимми услышала от нее и двенадцать лет назад.
– Ты хочешь и дальше жить в этом доме? – вопросом на вопрос ответила Кимми, поставив сумку на пол.
Откинув голову назад, мачеха немного подумала, руки расслабленно свесились, клубы дыма вьются над поседевшей головой.
– Так ты за этим пришла? Чтобы вышвырнуть меня из дома, да?
Кимми испытывала что-то похожее на моральное удовлетворение, наблюдая за тем, как эта женщина с трудом заставляет себя сохранять спокойствие. Ведь когда-то в ее власти было взять маленькую девочку за руку и вывести из мрачной тени равнодушной, холодной матери. Эта жалкая, ненавидящая себя эгоцентричная женщина своим появлением внесла в жизнь Кимми страдания, постепенно убивая ее детскую доверчивость. Эта женщина наделила Кимми качествами, которые сделали ее такой, какой она стала: эмоциональной холодностью, злобностью, неспособностью сопереживать и сочувствовать.
– Кассандра, у меня к тебе два вопроса. Для тебя будет лучше, если ты дашь на них краткие ответы.
– И тогда ты уйдешь?
Кассандра подлила себе из графина портвейна, за который, вероятно, принялась до прихода Кимми. Тщательно контролируя каждое движение, аккуратно поднесла рюмку ко рту и отхлебнула большой глоток.
– Ничего не могу обещать.
– И какие же это вопросы?
Кассандра так глубоко затянулась сигаретой, что на выдохе наружу не вышло ни малейших следов дыма.
– Где моя мать?
– О господи! – Кассандра возвела взгляд к потолку, приоткрыв от удивления рот. – Так ты это пришла спросить? – И, резко повернувшись к Кимми, сказала: – Да она давно умерла. Вот уже тридцать лет, как ее, бедняжки, нет на свете. Неужели мы забыли тебе сказать? – Она снова посмотрела на потолок и удивленно хмыкнула, после чего посмотрела на Кимми – с жестким, безжалостным выражением. – Твой отец давал ей деньги, и она их пропивала. Достаточно тебе этого? Как странно, что мы не сказали тебе! Но теперь ты знаешь. Довольна?
Это слово пронзило Кимми до глубины души.
– А отец? Ты что-нибудь знаешь о нем? Где он сейчас живет?
Кассандра ждала этого вопроса и заранее сморщилась. Сама мысль об этом человеке вызывала у нее отвращение. Если кто и ненавидел Вилли К. Лассена, то это она.
– Не понимаю, зачем тебе это! Да хоть бы он сгорел в аду – тебе не все ли равно? Или ты, дурочка, просто хочешь убедиться, что это так, чтобы порадоваться? Твой отец сейчас действительно мучается, как в аду.
– Он болен?
Может быть, полицейский тогда сказал Тине правду?
– Болен? – Кассандра загасила сигарету и развела руками, растопырив перед Кимми пальцы с неухоженными ногтями. – У него рак, все болит, и он терпит адские муки. Сама я с ним не общалась, но слышала от других, что он мучается ужасно. – Сложив губы колечком, она выдохнула с такой силой, словно выпустила из себя дьявола. – Он не доживет до Рождества, и я только рада. Ты тоже?
Поправив платье, она потянула к себе рюмку с портвейном.
Значит, остались только трое: Кимми, малютка и Кассандра. Два чертовых «К» и маленький ангел-хранитель.
Кимми подняла с пола сумку и поставила ее на стол рядом с графином.
– Скажи мне, это ты впустила тогда ко мне Кристиана, когда я ждала мою малышку?
Кимми приоткрыла сумку, и Кассандра проследила взглядом за ее руками.
– Господи боже мой! Неужели у тебя в сумке это безобразное существо! – По глазам Кимми она прочитала, что это так и есть. – У тебя с головой не в порядке! Убери ее сейчас же!
– Почему ты открыла дверь Кристиану? Почему ты позволила ему подняться ко мне? Ты же знала, что я беременна. Я говорила тебе, что хочу, чтобы меня оставили в покое.
– Почему? Да какое мне было дело до тебя и твоего ублюдка! Чего еще ты могла ожидать?
– И ты спокойно просидела в гостиной все время, пока он меня избивал? Ты же не могла не слышать ударов. Ты могла даже сосчитать, сколько раз он меня ударил. Почему ты не позвонила в полицию?
– Я знала, что ты получаешь по заслугам.
В голове у Кимми подняли крик ее голоса.
Удары, темные чуланы, насмешки, обвинения. Все это загудело в голове, и надо было положить этому конец.
Одним прыжком она подскочила к Кассандре, вцепилась в волосы, уложенные в высокую прическу, запрокинула назад ее голову и влила ей в рот остатки портвейна. От неожиданности выпучив глаза, Кассандра лишь таращилась в потолок. Портвейн попал в дыхательное горло, и Кассандра закашлялась.
Кимми зажала мачехе рот и крепко держала в таком положении, как в тисках. Кашель усиливался, и глотательные движения делались все более судорожными.
Кассандра вырывалась, хватая Кимми за руку, но где было справиться барыне, привыкшей сидеть дома и помыкать прислугой, с железной хваткой уличной бродяжки. В глазах Кассандры проглянуло отчаяние, желудок сжался, выбрасывая кислоту в дыхательное горло и пищевод, где уже и без того зрела катастрофа.
Несколько судорожных вдохов через нос усилили панику в теле Кассандры; она забила руками, стараясь высвободиться, но Кимми не отпускала, перекрывая все возможности для поступления живительного кислорода. У Кассандры начались судороги, грудная клетка заходила ходуном, стоны захлебнулись.
И вот она затихла.
Кимми отпустила мачеху, и она упала там, где закончилась проигранная ею борьба. Кимми оставила все как есть. Пускай безгласные предметы – разбитая рюмка, сдвинутый во время борьбы столик и мокрый след в углу рта от вина, которое срыгнула покойная, расскажут, что здесь произошло.
Кассандра Лассен вдоволь насладилась радостями жизни, которые и довели ее до смерти, – свидетельств тому хватает.
Одни скажут: «Несчастный случай». Другие добавят: «Вполне предсказуемый».
Именно эти слова сказал, как писали в газете, один из старых товарищей Кристиана Вольфа по охоте, когда его обнаружили в собственном имении на Лолланде с простреленной бедренной артерией. Несчастный случай, конечно, но вполне предсказуемый. Кристиан неосторожно обращался с дробовиком, и рано или поздно это должно было плохо кончиться.