– Думаете, что можете напугать даму? Вы хоть отдаете себе отчет в том, кто я? Похоже, стража в прошлый раз проучила вас недостаточно хорошо.
На тех, что сзади, ее слова подействовали, а вот прыщавый только скривил рот.
– Дама? У меня никогда не было дамы. Держи ее, Жирный.
За спиной раздались шаги, а взгляд темных глаз впереди предвещал только боль. Против своей воли из груди Виктории вырвался писклявый крик.
В этот момент позади рванулась какая-то тень – гоблин отскочил к стене, ударившись спиной. Второй еще не успел развернуться, а крепкая фигура уже впечатала его голову в стену клином топора, раздался глухой стук, и тот, кого звали Жирным, упал на землю. Виктория уже успела узнать Антара и чуть не распласталась на земле от облегчения, благо за спиной уже никого не было. Ноги стали еще слабее, чем раньше.
Прыщавый достал нож, но Антар с легкостью ушел от его удара, толкнул его плечом в грудь, потом ударил кулаком по лицу. Гоблин оказался на земле без движения, и Антар уже замахивался на него топором. Сама не заметив, как, Виктория повисла у него на руке, а Антар ошарашенно захлопал глазами.
– Не смей!
– Они хотели напасть на тебя.
– Людей не обязательно убивать! Тебе что, станет легче, если за спиной будет возвышаться гора трупов?
Не похоже, чтобы это оказалось для него доводом, но вот рука расслабилась, и Виктория решила, что смогла победить. Она была благодарна за спасение, но на шею кидаться уж точно не станет. Пусть Антар знает, что у нее есть своя позиция. Раз уж он ей здесь попался, то она выскажет все, что думает.
– Учись себя контролировать. Или ты забил бы меня до смерти, как нашу проводницу в тоннелях?
– Не надо лезть под руку, и все будет хорошо.
– Я буду делать, что хочу. И вообще, что ты здесь делаешь?
– Пришел помочь.
– Ну, ты помог, спасибо. Теперь можешь уходить.
Ей было очень интересно, что он скажет. Сначала Антар помрачнел, с каждой секундой лицо становилось все напряженнее, пока внезапно не расслабилось. Наверное, впервые она увидела, как он растерян. Его лицо стало похоже на то, что частенько появлялось у Имвы.
– Просто я хотел… извиниться.
– Продолжай.
Виктория испытующе взглянула на него, чувствуя, что Антар только начал ее удивлять. И пока ей это нравилось.
– Думаю, я смогу тебя простить, – сказала она. – Но это не меняет того, что ты грубиян. И что не слушаешь меня, хотя я могу предлагать здравые вещи. Но одного «извини» тут будет мало. Почему я вообще должна идти с тобой?
– Потому что… потому что… – Антар оглядел бездвижные тела, подбирая слова, и Виктория так и застыла, почему-то в ногах снова появилась легкость. – В общем, мне нужна твоя помощь. Наверное… Нет, я хочу сказать, что не получится… Что у меня ничего не получится, если ты мне не поможешь. Поэтому я пришел просить тебя помочь мне.
Последнюю фразу он выпалил на одном дыхании и не сразу взглянул на нее снова. Серые глаза выглядели несчастными, жаждущими поддержки. Похоже, ему пришлось напрячь все свои силы, чтобы произнести фразу. И Виктория оценила это. Нет, не так – она обрадовалась. В груди стало теплее, еще чуть-чуть – и она бы улыбнулась. Все обернулось даже лучше, чем она рассчитывала, Виктория открыла было рот, но внезапно кто-то с размаху ударил Антара деревяшкой по голове. Он мгновенно закатил глаза и начал падать. Виктория хотела вскрикнуть, но тут ей на голову что-то набросили и весь мир исчез во мраке.
Холодный ветер разбивался о шпили, завывал между камнями, но не доставал до него. Плотнее закутавшись в найденную накидку, Имва зажмурился. Голова пульсировала там, где он выдрал себе волосы. Никогда он не думал, что ему может быть так плохо. Хочешь закрыть глаза, чтобы не думать о кошмаре, но он преследует даже во сне. Одна и та же картинка. Фигура охотника и черное пятно, разливающееся под телом.
Имва поежился, шмыгнув носом: он не привык так мерзнуть – было еще холоднее, чем когда он укрывался от погони в лесу. Поневоле хотелось обратиться к Навнату, но и того не было рядом. И все опять из-за Имвы. Он неудачник, у которого ничего не выходит, даже отношений с другом. Зачем он ударил его? Зачем обидел? Тяжелое серое небо давило на плечи, прижимало к крыше. Внешний мир хотел раздавить его, отнять все, что у него было. Странно, почему у мира до сих пор не вышло, к чему было отнимать все постепенно? Сначала без семьи, потом без народа, дальше без отца, а теперь совсем один, даже без пернатого друга.
Имва много думал о том, что произошло, почему все получилось именно так. Ведь он хотел как лучше. Спасти родича, вернуть сок жизни на родину. А вместо этого все погубил. Ради людей, которых узнал совсем недавно. Но ни одна мысль не давала ни ответов, ни успокоения.
«Наверное, я просто должен быть один. Так лучше для меня и других».
Но оставалась серьезная проблема. Имва не хотел быть один. Всю жизнь он боролся с одиночеством, пытался найти свое место, найти тех, кто будет с ним рядом. Ведь так заведено – у всех есть родные и близкие, так и должно быть. Есть народ, которому они принадлежат.
«Разве это честно, что у всех остальных есть это, даже по праву рождения, а у меня – нет?»
По привычке Имва взялся за кулон, но тот тоже был обманом. Как и остальное в жизни. Как все надежды. Он медленно убрал руку. Папа много чего ему рассказывал. О ценности этого кулона, о том, как удивителен окружающий мир. О том, что люди не такие мерзавцы, как принято считать. Но такие кулоны продавали на любой людской улице. Имва еще не выбросил свой лишь потому, что это была единственная память о родителях.
Имва хотел восстановить хоть малейшую справедливость. Нужно было найти Навната, извиниться. Забрать его из проклятого города, где творятся только неприятности. Но для этого нужно было ждать вечера, как вчера, когда он сделал вылазку после заката. Он успел пожалеть, что выбросил одежду Гуго, потому что со своим хвостом был слишком приметен. Грязная, брошенная ткань стала единственной находкой от косых взглядов и холода. И все же рисковать не хотелось, поэтому оставалась только ночь. Да и нога еще немного болела. Трижды Имва проходил по тому месту, где исчез Навнат, а по остальным без счета, и все напрасно. Город смеялся над ним своими одинаковыми проходами, закоулками. В лесу найти дорогу и то проще.
От скорбных мыслей отвлек протяжный гул. Рантар говорил, что горн призывает людей на сбор. Прозвучало еще несколько низких, протяжных завываний, прежде чем все стихло. Люди стали собираться, он уже видел их. Потоки мелких фигур людей, как муравьи, стекались на зов. С высоты крыши, на которой сидел Имва, можно было разглядеть половину города. Он выбрал это место специально, хоть взбираться наверх оказалось не легче, чем за охотником на башню. На такой верхотуре все было лучше. Меньше дыма, гари и шума, нет людей, зато все видно. Даже маленькое деревце проросло на самой крыше – надежный знак, что природа всегда будет сильнее.
Лишь мрачный силуэт Расколотой башни каждый раз напоминал Имве о совершенных ошибках. Пару раз он размышлял, что охотник сам виноват, что он даже заслужил смерть. Он не считал Имву своим, забрал сок жизни, хотя именно Имва освободил его и привел к цветку. Охотник не слушал его. И все же мысль была слишком подлой. Не стоило спихивать на других то, в чем виноват сам.
Имва не хотел все время думать об охотнике, поэтому занялся своим обычным делом – начал разглядывать обитателей города, идущих в церковь. Он устроился у окна снаружи, где его никто не мог видеть, и смотрел на людей, которые рассаживались по скамьям. Помещение было огромным, будто брюхо фантастического зверя, и все украшено свечами, словно на стенах сидели тысячи светлячков. Напротив скамеек, доходя до потолка, у стены возвышались статуи с протянутыми руками. В одной из огромных рук лежал каменный цветок. Откуда у людей такая жажда к большим размерам, оставалось только догадываться. Наверное, они хотели чувствовать себя маленькими. А возможно, наоборот: они строили такие места, как это, чтобы забыть, что они такие маленькие, и стать более значительными в собственных глазах.
Имва спустился как можно ближе к окну. Несмотря на то, что людской город вызывал тошноту, он никак не мог унять своего любопытства. А возможно, это просто был способ сбежать от тяжелых мыслей.
Люди ждали выхода человека в разноцветном наряде, который произносил речи. Имва и сам его ждал. Своими рассуждениями он напоминал наставников с родины. Интересно было узнать, чем мудрецы амеванов отличаются от человеческих. Пока люди занимали свои места, Имва вспомнил слова своего наставника: «Люди невежественны. Даже не знают богов, которых так свято чтят. Они называют их Безымянные боги. Только жалкий разум мог породить такую выдумку».
Рассматривая величественные статуи и огромный зал, Имва уже успел усомниться в слабости их разума. И все же верования людей оставались для него загадкой.
– Братья и сестры! – воззвал глубокий голос, и Имва сразу разглядел фигуру в цветастых одеждах. – Восславим богов, что прошел еще один славный день. Да будут они почитаемы до скончания веков!
– До конца веков!
– Понимаю, не все из вас считают день славным. Или еще один до него. Неурожай, восстания – все это мешает нам насладиться прелестью жизни. И все же мы здесь. Мы живы, целы и невредимы. Напасти проходят, а мы остаемся. За это нам и следует благодарить щедрых богов. Никто не благодарит богов, когда все хорошо, лишь в мгновения смуты мы обращаемся к ним за покровительством. Но разве то, что мы живы, невзирая на все перипетии, не следствие их заступничества? Мы должны проявить уважение и усердие в мирской жизни, если хотим добиться лучшей жизни.
– Чтобы у нас опять все отняли? – раздался возглас человека из рядов.
Имва удивлялся людским обычаям. На родине никто не прерывал наставника, но он наблюдал второй день – такие встречи проходили уже несколько раз, а простые слушатели неизменно бросали вызов своему наставнику, а тот вел себя так, будто в этом нет ничего странного.