Не успел Рохас продвинуться в операции, как случилась беда. 19 января 1991 года он с полицейским водителем – Хуаном Энрике Монтанесом следовал за машиной, в которой находились четверо членов наркокартеля, на ферму на окраине города, предположительно, к амбару с кокаином. И вдруг они просто исчезли! Позднее мы узнали, что их убили подручные Эскобара, а тела разрезали и сбросили в реку Сину, пересекающую город. Смерть Рохаса выбила нас с Гэри из колеи, и мы уговорили УБН передать деньги, выделенные на операцию Рохаса – около двадцати тысяч долларов, – семье погибшего. Мы передали деньги вдове и отцу Рохаса, который тоже был полицейским, на скромной церемонии в штаб-квартире ЦУСПР в Боготе. Мероприятие было неофициальным и проводилось в столовой для полицейских. Я хорошо запомнил отца Рохаса – он был в костюме – и жену. Мы с Гэри представляли УБН и, когда дело дошло до благодарственной речи семье, передали жене погибшего конверт с деньгами.
Мы ощущали свою вину, ведь именно мы готовили операцию и выделили Рохасу средства на поездку в Монтерию.
В конце концов собранные Рохасом данные привели к ряду арестов и конфискаций в регионе, причем в окрестностях Монтерии, на ферме «Манаос», обнаружили 10 178 килограммов кокаина.
Война с Эскобаром шла полным ходом, и меня часто отправляли в самую гущу событий. От международного аэропорта Эль-Дорадо в Боготе до Медельина был всего час лёта. Я обычно летал на самолетах УБН модели «Аэро-Коммандер». У нас были свои пилоты, а в период охоты на Эскобара перелеты в Медельин имели приоритет перед любыми другими запросами в авиаслужбу УБН. Часто нам приходилось бросать другие задания – лишь бы поскорее попасть в Медельин.
В первый прилет меня встречали на трех бронированных машинах. Я ехал на заднем сиденье второго джипа между двумя тяжеловооруженными полицейскими. Один из них спросил, есть ли у меня с собой оружие. Я ответил, что есть, и мне посоветовали сразу его вытащить и держать палец на спусковом крючке всю дорогу до полицейской академии, где мне предстояло жить, пока я в городе. В то время сотни полицейских гибли от рук киллеров, которые настигали машины, передвигаясь по двое на одном мотоцикле, так что на дороге следовало быть готовыми ко всему.
Все полчаса, которые я провел в петляющей по горной дороге машине, зажатый между двумя полицейскими, я держал в руках девятимиллиметровый полуавтоматический «Смит-Вессон» из нержавеющей стали. Мои внутренности бастовали: медельинские копы водили, как гонщики «Формулы-1». Я с трудом сдерживал рвотные позывы, когда мы на безумной скорости пролетали очередной вираж.
В оружие я вцепился до похолодевших пальцев. На краткий миг я всерьез усомнился в том, что неуловимого Эскобара – главаря мафии с армией верных убийц, восемьюстами тайными убежищами и сотней миллионов долларов в кармане (и это не считая леворадикальных экстремистов, с которыми он спелся в войне против правительства) – вообще можно поймать.
«Как меня угораздило в это ввязаться?!» – поразился я мысленно.
Но эта мысль сразу вылетела из головы. Я понимал, что мне уже поручили задание – возможно, самое важное за всю мою карьеру, – и неотрывно смотрел на ложащуюся под колеса дорогу.
Идея переехать в Колумбию принадлежала Конни. Мы прожили в Майами четыре года, и вдруг она сказала: «Что ж, мне здесь понравилось! Куда дальше?»
Не поймите меня неправильно. Мы полюбили Майами. Нам нравились пляжи, тепло и разношерстная публика. Это по-прежнему наш самый любимый город в США. А в то время мы еще начали строить дом в Форт-Лодердейле, и временами казалось, что мы проживем в Южной Флориде всю свою жизнь.
Однако едва мы обустроились, как нам стало чего-то не хватать. Мы соскучились по событиям и жаждали новых приключений. Наверное, когда Конни задала мне тот вопрос, она догадывалась, что следующим рисковым предприятием в моей карьере станет поездка в Колумбию. В Майами я уже работал с делами, связанными с Эскобаром и его подручными, но в Колумбии я мог лично принять участие в его поисках. Раз уж я агент УБН и занимаюсь ловлей наркоторговцев, то почему бы не нацелиться на самую крупную рыбу? Конни соглашалась ехать только при одном условии: мы должны были взять с собой ее кота Паффа.
Я подал заявление на перевод в Колумбию, и вскоре мне предложили место в историческом городе Барранкилья на севере Карибского побережья. Мы были полностью готовы к переезду, но через несколько недель мое имя убрали из списка и отдали место другому агенту, который уже выучил испанский. Я посчитал это несправедливым, и мы с Конни очень расстроились.
Я подал жалобу, и через несколько месяцев мне позвонил куратор УБН и проявил участие, предложив подать заявку на одну из трех свежих вакансий в Боготе. Я так и сделал и наконец добился своего.
Поискав информацию о Колумбии, мы с Конни поняли, что поездка в Боготу и правда станет одним из самых рискованных предприятий в нашей жизни. А еще она будет связана с опасностью. Конни по сей день хранит брошюру Госдепартамента США с таким советом для прибывших в Колумбию: «Семьи госслужащих США должны передвигаться между крупными городами только на самолете, потому что на них часто нападают, чтобы угнать машину или похитить пассажиров». Преступники перекрывали дороги под видом полиции и военных. Брошюра также предупреждала о частых взрывах. Конни спокойно собирала документы, необходимые для перевозки кота.
На протяжении всех этих лет мы следили за новостями и уже знали о кокаиновых лабораториях в джунглях, подрыве автомобилей, убийстве судей, политиков и мирных жителей, которые становились случайными жертвами.
Помимо наркоторговцев, кровопролитие в стране поддерживали боевики группировок «М-19» и «Революционные вооруженные силы Колумбии – Армия народа» (о них я уже упоминал). Зачастую они работали в тандеме с картелями, обеспечивая их безопасность в джунглях.
За время службы в правоохранительных органах я повидал всякого, но до сих пор помню, как по телевизору показали родственников погибших пассажиров и тлеющие обломки рейса-203 авиакомпании «Авианка». Ранним утром 27 ноября 1989 года самолет взорвался через пять минут после вылета из Международного аэропорта Боготы Эль-Дорадо и обломки разбросало по склонам горы. В репортажах американского телевидения крупным планом показывали искореженный металл воздушного судна, обломки чемоданов и одежду, разбросанную по склону холма в окрестностях Боготы. Искалеченные тела пассажиров не снимали: слишком ужасное зрелище для прайм-тайма. Много позже я увидел их на колумбийском национальном телевидении, которое часто возвращалось к тому теракту в репортажах о Пабло Эскобаре.
Бомбу заложил один из молодчиков Эскобара – в результате погибли все сто семь пассажиров и экипаж. Впоследствии я узнал, что этим рейсом должны были лететь двое наших агентов и кандидат в президенты от Прогрессивной фракции Сесар Гавирия. Я также выяснил, что разведка не доносила об угрозе теракта, так что наши агенты и Гавирия только чудом или по невероятному совпадению отменили свои поездки.
Через несколько часов после крушения на радио «Караколь» позвонил неизвестный и сказал, что самолет взорвали «Лос-Экстрадитаблес», чтобы убить информаторов на борту. По его словам, они сливали полицейским информацию об убежищах Эскобара, из-за чего ему пришлось бежать.
Однако в штаб-квартире УБН, находящейся на территории посольства США, считали, что настоящей целью был Гавирия, бывший руководитель предвыборной кампании Галана. Подрыв самолета «Авианки» стал следующим звеном в войне Эскобара с кампанией, начатой Галаном. Как и убитый кандидат, Гавирия жестко выступал против «Лос-Экстрадитаблес».
Безжалостное убийство мирных жителей на борту самолета «Авианки» только подогревало негодование и отчаяние колумбийцев. Для Колумбии это был первый террористический акт на коммерческом рейсе. «Лос-Экстрадитаблес» казались неуязвимыми. Всего через несколько дней, шестого декабря, они нанесли следующий удар, подорвав пятьсот килограммов динамита у штаб-квартиры Административного департамента безопасности Колумбии в Боготе. Погибло шестьдесят человек, еще тысяча получили ранения, были уничтожены сотни зданий на расстоянии нескольких кварталов. Таким образом экстремисты надеялись избавиться от Мигеля Масы Маркеса – одного из главных врагов Эскобара. Однако он не пострадал и в следующие несколько лет служил одним из самых надежных поставщиков разведданных в Колумбии.
Через пять месяцев, в мае 1990 года, преступники продолжили терроризировать город. «Лос-Экстрадитаблес» взяли на себя ответственность за подрывы автомобилей у двух крупных торговых центров Боготы, в результате которых погибло двадцать шесть человек и десятки получили ранения. Во время взрыва в торговых центрах находилось несколько сотен человек. Среди погибших оказалась семилетняя девочка и женщина на шестом месяце беременности.
Нас с Конни не пугало даже число погибших. Наверное, когда мы смотрели на сцены кровавой расправы, сидя у себя дома в Форт-Лодердейле, мы просто не осознавали, насколько это реально. Нам обоим было слегка за тридцать, мы были молоды и рвались навстречу новому. Нас бы ничто не остановило. Конни поддерживала меня на каждом шагу, хотя для нее эта поездка означала очередное расставание с семьей и любимой работой. Родственники считали нас сумасшедшими, но Конни терпеливо объясняла им, что поездка в Колумбию – наша собственная инициатива и уникальная возможность узнать что-то новое.
Едва мы закончили строительство дома, как утвердили мою заявку на поездку в Колумбию. Мы успели пожить в новом доме всего пару недель, а затем поехали в Вашингтон, на шестимесячные курсы испанского языка. Прожив на юге Флориды четыре года, я всё еще плохо говорил по-испански. Дом мы сдали семье другого агента УБН, и она отлично о нем заботилась даже в августе 1992 года, когда на юге Флориды бушевал ураган «Эндрю», который отнял жизни шестидесяти пяти человек и нанес миллиарды долларов ущерба. Тогда многие в нашем регионе остались без крыши над головой, но нам повезло: ураган выдрал только дерево во внутреннем дворе да пришлось заново штукатурить стены, которые сотрясали ветра, двигавшиеся со скоростью двести сорок километров в час. Конечно, нам было жаль покидать свой новый дом в Форт-Лодердейле, однако это никоим образом не повлияло на наше желание переехать в Колумбию. Мы были настроены очень решительно.