Мы поднялись вверх по ухабистой грязной дороге, частично размытой проливными дождями и заваленной булыжниками. Небольшая группа сотрудников ЦУСПР ожидала нас у ворот тюрьмы. Они уже провели разведку местности и показали нам полигон, где заключенные практиковались в стрельбе, и дом начальника тюрьмы, находившийся прямо за оградой. В ограждении за зданием тюрьмы имелась дыра. Не калитка – просто дыра, сквозь которую, минуя контрольно-пропускные пункты, могли приходить и уходить люди. Также на территории было обустроено полноразмерное футбольное поле с освещением для вечерних игр. Позднее в ряде комнат мы нашли кубки, которые свидетельствовали о том, что в тюрьме Эскобар проводил собственные состязания.
Внутренняя отделка здания сильно пострадала в ходе перестрелки между колумбийскими властями и людьми Эскобара. На полу хрустели стеклянные осколки, а стены были изуродованы многочисленными вмятинами от пуль.
В главном здании располагалось несколько кабинетов для работников тюрьмы, за которыми следовало два ряда стальных решеток, выкрашенных в зеленый цвет. Это были единственные решетки во всей тюрьме, чьей целью было создать у посетителей иллюзию, что этот шикарный курортный комплекс на самом деле тюрьма. Этакий приветец от Эскобара, подачка колумбийским властям. Вот он я, смотрите, сижу в тюрьме, пусть и самолично спроектированной для себя любимого.
За решетками находился медпункт, кладовые, кухня и еще кабинеты. В просторной комнате отдыха были установлены столы для бильярда и пинг-понга, а также безвкусное, писанное масляными красками полотно, на котором Эскобара изобразили рядом с отцом Рафаэлем Гарсия Эрреросом. В благотворительные фонды этого католического священника Эскобар жертвовал миллионы и, конечно, не преминул воспользоваться его помощью в переговорах с колумбийским правительством, когда организовывал свое демонстративное шоу со сдачей властям.
Мы чего-то такого и ожидали от тюрьмы, выстроенной Эскобаром: не тюрьма, а загородный клуб, набитый предметами роскоши, например, телевизорами, холодильниками и стереосистемами последней модели. Но дизайн и сама организация нас поражали. Ни американская, ни колумбийская разведка не знала, как молодчики Эскобара ухитрились затащить такие габаритные вещи на верхушку холма. Также мы не нашли никаких свидетельств, что Эскобар нанимал архитекторов и строителей для постройки шале на склоне холма за тюрьмой. Позднее мы узнали от сотрудников НПК, что Эскобар никогда не спал на одном месте дольше двух ночей подряд (включая собственную «камеру»). В коттеджах по соседству он устраивал вечеринки и по очереди ночевал в каждом из них. Все домики были красиво оформлены вазонами, подвесными кашпо, шикарными мебельными и декоративными тканями. В одном из коттеджей обнаружилась ванная комната, защищенная как бункер: с бетонными стенами толщиной более метра. В одной из спален каждого шале обязательно была потайная дверь, ведущая в туннель для побега в горы. До нас доходили слухи, что по окончании срока заключения Эскобар собирался превратить эту тюрьму в курортный отель.
Поговаривали, что в доме куча тайников с деньгами. Вскоре после побега Эскобара прошел слух, что три младших офицера, охранявших тюрьму, нашли caleta[41] с несколькими миллионами долларов и не сообщили об этом властям. По возвращении в Боготу они все вышли в отставку. Точную сумму находки никто не называл, но деньги явно были немалые. Также говорили, что один campesino нашел схрон с деньгами на берегу реки, бегущей из грязного хода у тюрьмы. Campesino признался полиции, что присвоил немного денег, а когда копы удивились, почему он не взял всё, он ответил, что ему было некогда: пора было доить коров.
Первые недели после побега Эскобара в тюрьме творилась неразбериха и все были очень загружены. То и дело взлетали и садились вертолеты, перевозившие группы специалистов для прочесывания здания и окружающей территории. Мы пригласили опытных следователей с георадарами для поиска захороненных человеческих останков, но на территории тюрьмы так их и не обнаружили.
Личная «камера» Эскобара состояла из просторной спальни и кабинета, удивившего нас идеальным порядком. Постель была заправлена, а ванная комната просто сияла чистотой. У Эскобара был пунктик на больших и чистых ванных комнатах: во всех его убежищах мы неизменно обнаруживали сияющую ванную комнату с современной сантехникой.
Также в его комнатах размещался целый арсенал оружия и нарукавники для охраны, а за дверью «камеры», у перил патио, был установлен мощный телескоп последней модели. Сотрудник НПК сообщил, что с его помощью Эскобар смотрел на жену и детей, когда говорил с ними по телефону.
В кабинете, в корзине для мусора, мы нашли кассету с фотопленкой. После проявки мы увидели снимки Эскобара, в том числе ныне печально известный, где он в синем свитере; эту фотографию мы поместили на плакаты с объявлением о розыске, в которых предложили два миллиона долларов за помощь в поимке наркобарона. В дополнение к этому колумбийское правительство обещало выплатить информатору более шести миллионов долларов. Кстати, о плакатах: Эскобар собрал все плакаты, в которых его объявляли в розыск в Колумбии, и почти все выходившие о нем статьи. Также мы обнаружили стопку самиздатовских книг с автографами Эскобара и его sicarios. Томики в кожаном переплете содержали карикатуры на США и были не просто подписаны Эскобаром, а упакованы в подарочные коробки из мягкой кожи превосходного качества. Мы так и не смогли выяснить, кто их напечатал. Работы и так хватало.
Находки нас очень заинтересовали, и мы стремились всё сфотографировать. Помимо книг с карикатурами, мы нашли книги об уходе за почтовыми голубями. В тюрьме обнаружили несколько клеток для голубей, в том числе одну за пределами «камеры» Эскобара. Голуби разносили его поручения подчиненным и членам картеля.
Сейф в кабинете Эскобара был пуст. Разумеется, все наличные он забрал, подаваясь в бега. В шкафу были аккуратно сложены кружевные неглиже и секс-игрушки, в том числе вибраторы. В письмах, адресованных Эскобару, тоже царил удивительный порядок. Эскобар хранил все угрозы недругов. Также мы нашли письма матерей, предлагавших наркобарону своих дочерей для сексуальных утех.
Несмотря на разгульный образ жизни, детей своих Эскобар любил. За пределами его личной «камеры» была оборудована гостиная зона, откуда открывался вид на игровую площадку с домиком для игр, в который было проведено электричество и вода.
Мы со Стивом сразу присоединились к сотрудникам службы разведки и Алонсо Аранго Саласару – второму человеку в ЦУСПР, который руководил обыском тюрьмы. С Аранго у нас были хорошие отношения, да и встретил он нас с распростертыми объятиями, и около трех месяцев мы вместе с его людьми прочесывали всю территорию. Среди приглашенных экспертов был также агент Управления по контролю за оборотом алкогольных напитков, табачных изделий, огнестрельного оружия и взрывчатых материалов (Bureau of Alcohol, Tobacco, Firearms and Explosives, АТФ) Дж. Дж. Бальестерос, который в течение нескольких недель составлял опись огромного арсенала вооружения и выяснял происхождение конфискованного оружия. Джея разместили в Боготе и приписали к отделению УБН в посольстве. Своему начальству в штаб-квартире АТФ в Вашингтоне Джей не сказал, что помогает нам в Энвигадо, и это всплыло лишь через несколько дней. Его немедленно вызвали обратно в Боготу, что для нас стало большой потерей. Джей заработал отличную репутацию в НПК, бегло говорил по-испански, и сведения, которые ему удалось добыть в результате работы в «Ла-Катедраль», были бесценны.
Так что Джея мы провожали очень тепло. Еще одним приятным воспоминанием о том времени стали подначки Аранго. У него было довольно своеобразное чувство юмора: к примеру, он подбил меня первую ночь в «Ла-Катедраль» поспать в кровати Эскобара. Стив еще до темноты отбыл в Боготу, чтобы руководить поисками наркобарона из штаб-квартиры УБН, а я остался в тюрьме с колумбийскими копами и сотрудниками ЦУСПР. Колумбийские служащие спали в общих комнатах, примыкающих к апартаментам Эскобара, – как раз там, где до них размещалась небольшая армия sicarios.
Я выдержал всего одну ночевку в кровати Эскобара, но остальные ночи провел в общих комнатах вместе с остальными. Дело было отнюдь не в кровати: она-то как раз была на удивление удобная, большая и явно сделанная на заказ, с бетонным основанием и двумя жесткими матрасами, уложенными друг на друга. Я сменил постельное белье и, когда пришло время отправляться на боковую, улегся под цветное одеяло. Спальню окутала зловещая тишина, и я ворочался, мучаясь от бессонницы. После перелета из Боготы, суматошного и весьма насыщенного впечатлениями дня, в течение которого мы обыскивали вещи Эскобара, я устал, но сон не шел.
Свежий горный воздух за окном бодрил. Мы были далеко от города: с наступлением ночи здание поглотила тьма, настолько плотная и глубокая, что по спине забегали мурашки. Статуэтку Девы Марии я заметил сразу, как вошел в комнату, и теперь, неспособный уснуть, включил прикроватную лампу и принялся мерить шагами комнату. Вот она, подсвеченная лампой, – керамическая статуэтка, воплощение чистоты, с младенцем Иисусом на руках. У меня в голове не укладывалось, как преступник, убивший тысячи невинных людей, молился Деве Марии, просил ее защиты и благословения.
Я вернулся в кровать, но так всю ночь и пролежал с открытыми глазами, пытаясь понять Пабло Эскобара: неужели в таком грешнике могла затаиться частичка добра, вера в Бога и Деву Марию? Чем дольше я об этом думал, тем сильнее злился. Перед глазами вставали гробы с мертвыми телами полицейских – с тех пор как я прибыл в Колумбию, я повидал немало похорон, – а еще искореженные обломки самолета «Авианки» и паника на улицах Боготы после убийства Галана.
И как после такого уснуть?
В пять утра стук кастрюль с примыкающей кухни положил конец моим мучениям. Сотрудники НПК готовили завтрак, и в спальню просочился насыщенный, слегка ореховый аромат заварного кофе. Я не очень люблю кофе и пью его довольно редко, но запах меня взбодрил и наполнил силами для нового дня, приближающего нас к выполнению великой задачи – призвать к ответу убийцу-наркобарона.