столько тесно прижимался к партнерше, что даже не заметил, как я подобрался. Я достал пистолет, приставил к его боку и сообщил, что арестую его. Парень попытался вырваться и сбежать – возникла короткая потасовка. Кто-то заметил у меня в руках оружие, и танцующие застыли. Раздались крики, люди ломанулись прочь из бара, но я продолжал держать подростка на прицеле, вцепившись ему в плечо. Музыка смолкла. Полицейские пресекли попытку к бегству, продравшись сквозь испуганную толпу. Они схватили паренька и протащили через бар, сбивая бутылки с пивом и стаканы с агуардьенте, а затем бросили его на заднее сиденье поджидавшего полицейского автомобиля. Несмотря на панику, никто не пострадал. Как только мы вышли из клуба с преступником, сальса зазвучала снова и парочки потянулись обратно на площадку. Они продолжили танцевать, будто ничего не случилось.
Допрос мы провели на базе в присутствии Хуана, представлявшего ведомство де Грейффа. Задав все вопросы подозреваемому, он передал его мне. Бóльшую часть времени Хуан сохранял серьезность, но повеселиться он тоже любил и для всех, кто жил на базе, стал прекрасным другом и соратником.
Высокий, хорошо сложенный и совершенно бесстрашный, он пользовался уважением НПК. Именно он подружился с Хуаном Пабло и раздобыл частоту, на которой выходил в эфир Эскобар. Он полностью доверял нам и предоставлял всю информацию, полученную в результате рейдов НПК по Медельину. Мы со Стивом постоянно приглашали его на кофе с бургером и ночевали с ним в одной казарме.
Допрос малолетнего преступника тоже вел Хуан. Sicario оказалось всего семнадцать, но он прошел все войны наркомафии в Медельине. Он весьма самоуверенно сообщил нам, что убил уже десятерых полицейских. Тем же тоном, который неимоверно меня раздражал, он сказал, что настолько любит Пабло Эскобара, что готов за него хоть убить, хоть умереть. За каждого убитого копа он получил по сотне баксов и бóльшую часть денег отдал матери. Парень считал, что Эскобар открыл перед ним, выросшим в трущобах, дорогу в новую жизнь и дал работу, позволившую вытащить мать из нищеты. Теперь у нее был новый холодильник, еда и крыша над головой – и это всё, что его волновало. На оставшиеся деньги подросток купил новые кроссовки, синие джинсы и пиво. Он знал, что головорезы Эскобара редко доживают до двадцати двух и что его жизнь в любой момент может оборвать пуля полицейского или нападение мстителей. Помимо богатых участников картеля, «Лос-Пепес» вместе с коррумпированными членами департамента полиции нападали на молодчиков Эскобара. Группы по защите прав человека зафиксировали несколько массовых убийств молодых людей в бедных comunas, окружающих город. Подросток понимал, что никогда не вырвется из нищего района, в котором провел всю свою жизнь, но для него это не имело значения. Он повторял, что готов умереть за Эскобара, и явно считал его святым. После этих слов я понял, почему мы до сих пор не поймали Пабло и почему он постоянно ускользал в предыдущие годы. Извращенный кодекс чести и преданность подручных позволяли Эскобару прятаться на виду, прикрываясь людьми, готовыми пожертвовать ради него жизнью.
После ареста sicario информатор перезвонила, и я договорился о выплате ей от лица УБН пяти тысяч долларов. Какая судьба постигла арестованного дерзкого подростка, я не знаю. Зато его имя я запомнил навсегда: Анхелито – «маленький ангел».
Когда я работал в Медельине, я старался раз в сутки звонить Конни. Если не дозванивался, передавал сообщения через Хавьера, которому я рано утром звонил в посольство и рассказывал последние новости Медельина.
Если у меня было время, а у Конни был рабочий день в посольстве, Хавьер приглашал ее, чтобы мы немного поговорили. Гораздо чаще не хватало времени и на это, потому что надо было ехать на очередную операцию или устанавливать слежку. В такие дни Хавьер обязательно связывался с Конни и предупреждал, что со мной всё хорошо и я выйду на связь позже. Я понимал, что Конни просто нужно знать, что со мной всё в порядке, чтобы заниматься своими делами.
Конни уже привыкла к моему вечному отсутствию дома. Это началось еще в Майами, когда я работал сверхурочно. В Южной Флориде меня не бывало дома по нескольку дней: я выслеживал подозреваемых, осуществлял контролируемые поставки и ездил в международные командировки. Однако после побега Эскобара, когда мы с Хавьером стали по очереди дежурить на базе в Медельине, я вообще перестал появляться дома.
Слабый испанский и угроза терактов не мешали Конни жить в Боготе. Она спокойно пользовалась своими скромными знаниями языка, дополняя их жестами и улыбкой. Наверное, именно умение смеяться над собой располагало к ней колумбийцев. Выходные и отгулы Конни проводила с друзьями, среди которых были и американцы, и колумбийцы. Ей также нравилось читать, ходить по магазинам, гулять на свежем воздухе и заниматься спортом. Инструкции Госдепартамента требовали быть постоянно настороже, но в Боготе Конни старалась вести такой же образ жизни, как в США. За восемнадцать месяцев охоты за Эскобаром она не раз оставалась одна, но почти не жаловалась. Она понимала, что у нас с Хавьером такая работа и что это задание в приоритете для посольства и Колумбии, и всеми силами поддерживала меня.
Конечно, были определенные неудобства: на работу и обратно Конни приходилось добираться на бронированном посольском фургоне, поездка на котором в час пик отнимала больше часа, а еще носить с собой рацию, настроенную на частоту морских пехотинцев, чтобы обратиться за помощью в случае опасности. Конни всегда была очень здравомыслящей и быстро привыкла следить за тем, что происходит вокруг. Отправляясь в Боготу одна, она обращала внимание на действия окружающих, могла проверить наличие слежки или заметить направленное на нее необычное внимание.
Чтобы занять время и справиться с беспокойством, на работе Конни взяла на себя несколько задач. Поскольку в Колумбии она не могла работать медсестрой, Конни стала заботиться об американских экспатах, работающих в посольстве. В те времена в Колумбии было настолько небезопасно, что женам посольских работников не разрешали работать нигде, кроме посольства, поэтому вместе с еще одной женой агента УБН, Мэри Лу Райнхарт, Конни устроилась специалистом по связям с общественностью (ССО). Основной обязанностью ССО была подготовка комплекта полезных материалов для американцев, прибывших на работу в посольство, и помощь в их размещении в Боготе. ССО также проводили массу общественных мероприятий, в том числе для сотрудников посольства, ежегодно помогали Армии спасения[45] устраивать рождественские елки для детей из бедных колумбийских семей, в качестве волонтеров католической церкви заботились о бездомных Боготы. ССО регулярно нагружали и другой работой.
Помимо этого, в обязанности ССО входило ведение графика посещения теннисного корта в резиденции посла. Казалось бы, что тут особенного? Однако по понедельникам сотрудники посольства выстраивались в очередь у кабинета ССО прямо с утра – так им хотелось записаться на игру. Тофту, который превосходно играл в теннис, Конни всегда предлагала самое удобное время.
После побега Эскобара Конни также успела поработать в УБН делопроизводителем. Когда я оставался в Боготе, это давало нам возможность увидеться днем. Работать мы друг другу не мешали. Конни обедала со своими друзьями, а я со своими, хотя чаще всего из-за большой загрузки я ел прямо за работой или в столовой посольства.
Когда Конни перевелась в американское почтовое отделение в посольстве, наша жизнь кардинально переменилась.
В ее обязанности входило сопровождение американской почты в международный аэропорт для контроля погрузки на самолет и сортировка писем и посылок из США. Как-то раз ей на глаза попался журнал «Тайм», на обложке которого упоминалась история о международном усыновлении. Еженедельник сообщал, что больше всего детей американцы усыновляли из Колумбии. Статья очень заинтересовала Конни, и она сразу связалась с государственной организацией, которая занималась усыновлением в Боготе.
Конни даже свела знакомство с сотрудницей Колумбийского института семейного благополучия – федерального агентства страны по надзору за усыновлением. Нас сразу же поставили в очередь на усыновление ребенка! Благодаря помощи новой подруги Конни – назовем ее Алисса (имя изменено) – многие бюрократические препоны внезапно оказались преодолимы, если и вовсе не исчезли. Мы прошли стандартную процедуру, и после проверки жилищно-бытовых условий институт семейного благополучия в рекордные сроки утвердил нас в качестве приемных родителей. Сыграл свою роль и дипломатический статус. Когда Алисса сообщила, что присмотрела для нас ребенка, мы поспешили к ней. Алисса предупредила, что не может нам показать документы ребенка, лежащие у нее на столе, но, когда она вышла из кабинета и отправилась на встречу, мы с Конни отстали и заглянули в дело одним глазком.
Увидев на фото малышку в одеяльце, я сразу прикипел к ней душой. Ее звали Моника. Мы с Конни постоянно повторяли ее имя, мечтая подарить этой чудесной малышке всю нерастраченную любовь, пережить с ней все самые важные моменты, начиная от прорезывания первого зуба и первого дня в детском саду до выпускного бала! Нам обоим так не терпелось, что мы почти не спали по ночам, пока нам не назначили день, в который мы наконец заберем крошечный сверток со своей будущей дочерью. На следующий день водитель УБН вез нас в Сипакиру, маленький городок к северу от Боготы. Мы ехали по крутой узкой дороге в Колумбийский институт семейного благополучия, который был не то чтобы приютом – скорее, центром для приемных семей. Чистенькое здание из белого бетона с красной черепичной крышей стояло на небольшом уклоне у подножия холма. Держась за руки, мы с Конни пересекли залитую солнцем площадку и подошли к стойке регистрации. Несмотря на теплый октябрьский денек в просторных комнатах центра с красным плиточным полом и простой деревянной мебелью было довольно зябко.