Ворота открывались словно нехотя. Со скрипом. Медленно-медленно. Но всё же открылись. Машины одна за другой въехали внутрь. Встали на небольшой огороженной площадке. Массивные створки с лязгом сомкнулись за кормой последнего транспорта. Из люков полезли безоружные хэды.
На колизейской подземной стоянке было мрачно, неуютно и тревожно. Голый металл, голые стены, бетонный пол. Зияющие под потолком вентиляционные отверстия. Тусклый свет ламп в пыльных плафонах.
И — неподвижные человеческие фигуры у стен. Как тени… Чёрная форма. Лёгкие пластиковые каски с поднятыми прозрачными забралами. Бесстрастные лица. Автоматы хэдхантерского типа. Застывшие люди были похожи на роботов из какого-нибудь футуристического фильма.
Охрана, понял Борис. Колизейские…
Невесёлое местечко. Да и с чего бы ему быть весёлым-то? Этот ангар — начало тюрьмы, из которой не возвращаются.
Широкий въезд для машин резко сужался, уходил вниз и заканчивался невысокой аркой. Здесь тоже были надёжные ворота, но уже гораздо меньше: ни тресовозка, ни БТР, ни разведывательный броневичок в такие не протиснется.
Видимо, настоящая граница ставродарского колизея проходит за этими воротцами. А ангар — это, скорее, логистический центр для приёма живого товара.
Воротца медленно и беззвучно открылись. За воротцами был тёмный коридор.
Ну точно вход в царство мёртвых. Борис поёжился. Не желал бы он сейчас оказаться на месте тресов, продаваемых в гладиаторы.
Взгляд скользнул по тресовозкам. Чернявая!.. Блин, жалко всё же девчонку! Но ничего не поделаешь, в его новой профессии жалость вообще излишнее и крайне вредное чувство.
Да и в конце концов, кто она ему, эта смазливая черноволосая дикарка?
Она ему была никто. Она была всего лишь добычей, которая хочет его смерти и которая обречена умереть сама.
Из низенькой арки вышел невысокий, склонный к полноте человек с дряблым лицом и большим мясистым носом. Это нездоровое лицо, а ещё дорогой, ярко-оранжевый, цвета сочного, малость недоспевшего апельсина костюм — вот что сразу бросалось в глаза.
Видимо, большая шишка.
— Что за тип? — шёпотом поинтересовался Борис у Уха.
— Хозяин колизея, — ответил сержант. Борису послышалось в его словах то, чего он не слышал раньше. Что-то похожее на страх. — Хозяин и организатор боёв.
Значит, не большая. Очень большая, значит, шишка.
За апельсиновым, чуть подотстав, шли телохранители. Тоже в чёрном. Тоже в пластиковых касках. Однако эти униформисты, в отличие от тех, что выстроились вдоль стен, были без автоматов. Вместо стволов каждый держал длинную дубинку-электрошокер чудной конструкции. Рукоять прикрыта толстой резиновой гардой, дальше — оголённые контакты по всей длине. Из-за этих торчащих во все стороны металлических шипов шокеры напоминали палицы. Голыми руками такое оружие не перехватишь, не блокируешь, не выбьешь и не отобьёшь.
Вблизи стало видно, что тусклый пластик присутствует не только на касках колизейских стражей. На чёрную форму тоже были нашиты внаслой плотные, но гибкие пластины. Нашивки делали одежду палиценосцев похожей на доспехи.
«Рыцари, мать их!» — с беспричинно возникшей вдруг неприязнью подумал Борис.
Пластик на костюмах и касках, наверное, не столько защищал колизейских от нападений гладиаторов, сколько предохранял их от неловкого обращения с электрической дубинкой. Разряд там, надо полагать, приличный, раз предусмотрены такие предосторожности.
Впрочем, что-то подсказывало Борису: владеет своими палицами охрана апельсинового мастерски, а защитные доспехи носит скорее во исполнение местного устава.
Стольник шагнул навстречу апельсиновому. Ни приветствий, ни рукопожатий, ни пустых словесных прелюдий не было. Хозяин колизея сразу перешёл к делу.
Разговор был негромким, но могильная тишина, воцарившаяся вокруг, позволяла слышать каждое слово.
— Привезли товар? — Голос у апельсинового был гнусавый. Кривая брезгливая улыбка на толстых губах — неприятной.
— Доставили в лучшем виде, — ответил Стольник.
Как-то уж слишком поспешно и подобострастно.
— Сколько заказывал? — прищурился апельсиновый.
— Даже немного больше.
— Хорошо, — последнее слово апельсиновый выцедил с таким видом, будто всё было плохо. Отвратительно. Омерзительно.
Борис поморщился. До чего всё же мерзкий тип!
Апельсиновый поджал губы и, потомив немного Стольника, кивнул наконец:
— Ну, выводите, что ли. Посмотрим…
Стольник махнул рукой Уху.
Сержант засуетился.
— Выгружай тресов! Сразу — браслеты на клешни, ошейники — на шеи, цепи — на ошейники. Старички выводят, салаги принимают! Строить перед тресовозками!
Вскоре все буйные со скованными за спиной руками и в ошейниках, нанизанных на цепи, стояли перед машинами. За спинами пленников застыли новички-хэдхантеры, принявшие живой товар и выстроившие его перед покупателем.
Буйные — опасный народец, даже в оковах. За такими особый присмотр нужен. Всегда.
Тресы, впрочем, пока не рыпались, только хмуро озирались вокруг. Вид запертых ворот и многочисленной охраны действовал на них угнетающе и не способствовал возникновению мыслей о сопротивлении или побеге.
Борис удерживал за предплечье чернявую и, сказать по правде, был рад тому, что находится сейчас позади неё. Так можно не смотреть в глаза девчонке. Дикая понуро опустила голову. Грязные (давно уже не было помывок) волосы закрывали пленнице лицо.
Апельсиновый в сопровождении Стольника и телохранителей с шокерами наготове неспешно, с вальяжной ленцой, двигался вдоль шеренги тресов. Глаза на опухшем лице хозяина колизея казались водянистыми. Взгляд — отсутствующе-неуловимый. Непонятно было даже, куда он смотрит: на своих будущих гладиаторов, на хэдхантеров, стоявших позади, на машины за спинами охотников или куда-то ещё дальше, сквозь машины и стены ангара.
Хозяин колизея вдруг остановился перед чернявой. Не просто остановился — застыл как вкопанный. Кончиком пальца отвёл упавшие на лицо девушки волосы, внимательно вглядываясь. Узнавая.
Отступил на шаг.
Подошёл снова.
Водянистые глаза ожили. На широком скучливом лице отразилось нечто похожее на страх. Потом — изумление.
— Ты?!
И — упрямое молчание в ответ.
— Живая?!
«Он что, всех своих гладиаторов помнит в лицо?» — подумал Борис. Видимо, так и было. Если не всех, то некоторых — наверняка. Чернявую вот запомнил.
Удивление апельсинового росло. Пленница не отвечала.
Молчание длилось несколько секунд. Апельсиновый ошеломлённо разглядывал девушку. Потом, убедившись, что не ошибся, изобразил глумливую улыбочку.
— Ну, здравствуй, что ли. С возвращеньицем.
Дикая отвернулась.
Знакомы — теперь в этом нет никаких сомнений. Да, похоже, чернявую здесь знают и помнят.
— Где её взяли? — Этот вопрос апельсинового был обращён уже к Стольнику.
— В буферке, — незамедлительно ответил взводный. — За приграничными хуторами.
— Далеко забралась.
— Она была с дикими, — вновь заговорил Стольник. Негромко и осторожно. — ИИН у неё нет. Срезала, зараза…
— Понятно, — с усмешкой перебил его колизейский. — Заплачу, заплачу, не волнуйся. По полной ставке заплачу, как за новенькую, ещё и накину.
Не отводя глаз от пленницы, он задумчиво причмокнул губами. Заговорил, словно бы сам с собой:
— Надо же, а ведь совсем не изменилась, сучка. Всё такая же… Молодая, здоровая самка. Красавица. На арену выпускать жалко.
«Так не выпускай, — подумал Борис. — Или за смерть красавиц гладиаторш больше платят?»
Холёные толстые пальцы коснулись лица чернявой, чуть приподняли подбородок. Борис почувствовал, как пленница напряглась. Сам напрягся тоже. Но нет: дикарка смолчала. Стерпела.
— Мордашку вот только отмыть надо, — продолжал покупатель. — И на шею — грима побольше.
«Чтобы шрам от ожога прикрыть», — догадался Борис.
— И на руки тоже не помешает…
Чернявая, вопреки ожиданиям, не буйствовала. То ли смирилась со своей участью, то ли задумала что-то… Пожалуй, второе — вероятнее всего. Борис решил не расслабляться.
— Ну а в остальном…
Рука апельсинового скользнула вниз. Из-за скованных за спиной запястий грудь девушки сейчас выпирала особенно сильно. Апельсиновый бесцеремонно ощупал упругие формы. Огладил линию бедра…
Звякнула цепь. Блеснул ошейник.
Чернявая попыталась вырваться из рук Бориса. Дёрнулась к апельсиновому, целя лбом в мясистый нос. Апельсиновый отпрянул с неожиданной для его комплекции прытью. К дикой бросился охранник в чёрной форме. В воздухе мелькнула дубинка.
Однако Борис, ожидавший чего-то подобного, успел среагировать раньше. Перехватив девчонку двумя руками, он швырнул её на землю прежде, чем та напоролась на шокер.
Цепь, сковывавшая пленников, натянулась. Двое диких, стоявших рядом, пригнулись под тяжестью упавшего тела. Охранник апельсинового опустил свою булаву.
Это было единственное, что Борис мог сейчас сделать для чернявой.
— Вставай и не дури больше, — шепнул он, вздёргивая её на ноги.
Борис снова вцепился в предплечье девушки левой рукой. Пальцы правой просунул под ошейник. Так сдерживают псов, рвущихся с поводка.
Чернявую передёрнуло от боли. Кажется, он случайно оцарапал шрам на шее. Ничего, потерпит. Всё лучше, чем лишний раз попадать под шокер.
— И злость в ней прежняя, — глумливо улыбнулся апельсиновый, — Что тоже хорошо. Юная нимфа с характером мегеры — это по-своему пикантно. Таких всегда весело убивать на арене. И не только убивать.
А публика любит, когда не только убивают. Это многих заводит.
Борису отчего-то показалось, что и сам хозяин стадиона относится к числу этих самых «многих».
— Беру всех, — подытожил апельсиновый.
И, не проронив больше ни слова, направился к арке. Телохранители с шокерами последовали за боссом. Вооружённые охранники у стен не сдвинулись с места.
И как же, интересно, этот тип намеревается забирать живой товар? Кто их поведёт-то во врата ада?