желый кузов, обмазанный внутри слоем глины. В кузове были насыпаны горячие уголья и головешки из общего костра. Старики несли его степенно и шопотом бормотали магические слова.
В лесу было светло и тихо. Ветер давно сорвал с деревьев пожелтевшие листья. Снег устлал землю пухом пороши. Воздух был чист и спокоен. Копытные звери затаились где-то по темным чащам. Олени и косули старались поменьше оставлять после себя следов. Только мамонты и носороги никого не боялись. Они бродили по лесам и топтали тумбами ног давно пробитые тропы.
В этот день мохнатые хуммы паслись на горелой поляне. Ветви деревьев спускались здесь по опушке до самой земли. Из-под тонкого снежного слоя торчали стебли трав и голые кустарники. Хуммы лениво шагали вдоль опушки. Слонята объедали низенькие кусты. Их грузные родители ломали толстые сучья.
Вдруг все стадо пришло в движение. На другой стороне поляны закурились ряды сизых дымков. Послышался треск загоревшихся сучьев. В одном месте желтое пламя охватило высокий можжевеловый куст.
Огонь — самое страшное для зверей. Его боятся сильнейшие владыки лесов. Лесной пожар — это ужас всего живого. От него надо уходить и уходить как можно скорей.
Хуммы ощетинили гривы своих горбов и насторожили огромные уши. Сомнения нет: за огнями скрываются двуногие. Запах их кожаных одежд доносится вместе с туманом огненной гари. Старые хуммы сразу учуяли беду. Они видели, как желтые языки огня разгораются полукругом с трех сторон поляны. Только одна сторона еще свободна от огней и подозрительных запахов.
И вот старый вожак издает призывной сигнал и стремительно направляется к тропинке. За ним втягивается в лес вереница остальных великанов. Мохнатые слонихи подталкивают хоботами слонят. Сильные клыкастые самцы замыкают шествие. Сзади слышится гул людских голосов. От вереницы зажженных костров через поляну перебегают толпы охотников. Они бегут с пылающими смолистыми сучьями.
Одни из них зажигают заранее заготовленные у опушки кучи валежника. Другие шагают дальше по слоновой тропе следом за уходящим стадом. Все они кричат, сколько хватает сил, колотят палками по стволам деревьев. Подростки, мальчики визжат и свистят. Здесь — взрослые охотники и вся молодежь обоих селений. С ними вместе и более крепкие старики, и молоденькие бездетные женщины, и девушки-невесты. Даже хромой Тупу-Тупу, подскакивая на одной ноге, старается не отставать от остальных.
Клыкастый вожак вел за собой стадо великанов. Он ломал мимоходом сухие ветви. Упавшие стволы трещали под его тяжестью. Уши его шевелились. Он слышал сквозь топот шагов своей родни крикливый гомон человеческой толпы. Ненавистный запах дыма гнался за ним по пятам.
Всякий раз, как крики и шум становились назойливее, задние хуммы топорщили уши и прибавляли шагу.
Еловый лес кончался и переходил в высокий сосняк. В этом месте было особенно много навалено стволов, опрокинутых ураганом. Кое-где они лежали огромными кучами.
Хуммы проходили между двумя такими грудами деревьев. Вдруг вожак остановился.
Путь был прегражден. Несколько елок лежали поперек, одна на другой. Вожак внимательно осмотрелся кругом. Выйти из тупика можно было только направо. Здесь оставался узкий проход. Он вел на старую, заброшенную тропу, с обеих сторон огороженную жердями.
Слонихи напирали на нерешительного вожака. Задний отряд самцов теснил среднюю часть стада.
В это время свист, крики и глухие удары дубинами по стволам стали раздаваться с новой силой. Толпа явно приближалась. Запах горящей смолы усиливался. И вожак с шумом ринулся через проход направо. За ним хлынули остальные. Здесь начинался уже более редкий сосняк, и сквозь него виднелся просвет оврага.
Вожак вышел на ровную площадку, обнесенную с двух сторон довольно высоким валом. Но не успел он сделать по ней и двух шагов, как вдруг площадка затрещала и рухнула под тяжелым зверем. С ним вместе полетели вниз жерди, сучья, валежник, еловые лапы, комья снега и шагавший рядом годовалый слоненок.
Упавший мамонт испустил потрясающий вопль. Невыносимая боль исторгала из него неслыханные звуки. Что-то острое вонзилось в глубину его внутренностей. Он упал так неловко, что задние ноги его еще не опустились на землю, а передние подогнулись, и он никак не мог встать на все четыре ноги.
Перепуганное стадо разделилось на два потока и с треском ломилось через чащу по обе стороны ловушки. Свист и крики подростков, рычание мужчин и визги женщин становились все громче и все сильнее пугали зверей. Как бурная лавина, понеслись к берегу Большой реки потерявшие рассудок хуммы, ломая все по дороге.
История ловушки
Ловушка, в которую попали большой и малый хуммы, имела длинную историю. Она строилась много лет. Ее начали делать еще деды теперешних Красных. Сначала на этом месте была небольшая яма. Это была ловушка на малых зверей. В нее ловились лисицы и росомахи, детеныши косуль, иногда зайцы-беляки. Яма была узкая. Глубина ее была не больше человеческого роста. Такие ямы охотники поселка делали в разных местах. Но это была «счастливая» яма. Охотники поставили ее на звериной тропе при начале оврага. Здесь проходил путь из глубины леса к берегу реки. Грунт был легок для рытья. Дождевая вода не застаивалась в ней. Она уходила в овраг сквозь пористую толщу песка. Охотники прикрывали ее тонким настилом хвороста и маскировали слоем гнилых листьев, мхов, лишайников.
Не проходило года, чтобы ловушка не дарила поселку по нескольку пойманных зверей. После каждой поимки ловушку нужно было поправлять и налаживать снова, вынимать осыпавшуюся землю. Песок рыли палкой, сгребали в кожаные мешки и подавали их тем, кто стоял наверху. С каждым годом яма делалась шире и глубже. В нее начали проваливаться взрослые косули, молодые олени, телята туров и бизонов. Летом это случалось реже. Зимой, когда снег покрывал все следы людей и искусственную настилку, ловушка после снегопада работала отлично. Охотники приписывали свои удачи не тому, что хорошо было выбрано место. Они думали, что настоящая причина — искусное заклинание, магические танцы, бормотание старух и колдовские рисунки на стволах деревьев. Так верили старые. Так верили и молодые. Лет тридцать назад в ловушку провалился старый зубр. Он упал вниз головой, а ноги торчали кверху. Ловушка была так узка, что зубр не мог в ней перевернуться. Он дико ревел и бил задними ногами. Края ямы осыпались от ударов копыт. Люди, прибежавшие на рев, нашли его полузасыпанным песком. Они истыкали его сверху копьями, и бизон издох от потери крови. С этих пор яму пришлось сильно расширить и углубить. В следующие годы в нее стали попадать взрослые олени, туры и бизоны. Один раз провалился самец гигантского торфяного оленя. Он обвалил рогами груду песка, встал на дыбы и выпрыгнул из ямы на глазах у охотников. С тех пор яму сделали еще шире и глубже.
Художник Фао, который тогда считался лучшим ловцом, придумал новый способ — вкапывать в дно ямы крепкое копье. Потом стали ставить туда заостренную жердь, чтобы на нее натыкались звери. Однажды в ловушку свалился грузный носорог. Как щепку, переломил он еловую жердь. После этого Красные притащили целое бревно, срезанное бобрами. Обуглили его конец на огне, остругали кремневыми ножами. Это страшное орудие прочно и глубоко вкопали в дно. Звери чуяли ловушку и обходили стороной по новой тропе. Но охотники перед загоном придумали загораживать обходную тропу стволами и направлять добычу по старому пути. Три года подряд в ловушку падали молодые хуммы.
Конец Уллы
Вожак ревел и бушевал в яме, как ураган. С трудом удалось ему подняться на ноги. Он топтал провалившиеся бревна. Они ломались под ним, как хрупкие спички. Он швырял хоботом хворост и песок. Он пытался подняться на дыбы. Огромные дуги его клыков врезались в края ловушки. Они мешали ему еще больше, чем острое бревно, пропоровшее ему брюхо. Охотники кричали и визжали кругом, как безумные. Великан был в плену, но и в плену он был ужасен! В голову зверя полетели копья и камни. Пленник яростно трубил, шерсть на загривке щетинилась, белки наливались кровью.
Ао набрал песку и швырнул в глаза хуммы, но тот зажмурился и заряд пропал даром. В это время с горстями песку выскочил вперед Улла. Он взобрался на вал поближе к зверю. Вдруг ноги его поскользнулись, и он неожиданно съехал к самому краю ямы. Огромный хобот чудовища опустился на врага и сбросил его на дно.
Визг женщин прорезал воздух. Охотники отпрянули прочь и на мгновение замерли. Был слышен только нечеловеческий вопль Уллы. Крик оборвался, когда его ребра затрещали под тяжелой звериной стопой.
Толпа очнулась, и новый взрыв криков, визга и рева раздался по лесу.
В зверя опять полетели копья и камни. Уа сорвал свою сумку, набил ее песком и плеснул им в клыкастую голову хуммы. На этот раз вышло удачнее. Хумма зажмурился и больше не поднимал тяжелых век. Теперь он только ревел и яростно мотал хоботом.
Ао вытащил из мешка белую статуэтку Матери-матерей и высоко поднял ее в воздух. Все замолчали.
— Мать-матерей, помогай нам!
Люди сцепились руками, и вокруг ловушки медленно закружился хоровод…
Старый хумма издох на другой день. Острый кол глубоко въелся в его брюхо. Маленький слоненок был задавлен ногами большого. Несчастный Улла был расплющен под передней частью туши. Когда быстроногие гонцы примчались звать женщин и детей на пиршество, Балла выслушала весть о смерти Уллы равнодушно. С тех пор, как осенью Улла ушел домой, а Балла вернулась в зимнюю землянку, она уже не считала Уллу своим мужем. Семейная жизнь их кончилась с первыми морозами. К тому же она давно охладела, к нему. Она не могла забыть, что Улла оказался боязливее всех, и от колдуна ее спасли другие. Она все думала, как Уа, этот смелый мальчик, первым бросился на страшного Куолу. А Улла, ее муж, не мог избавиться от заячьей трусости перед колдуном. С возвращением в землянки женщины знали только своих детей. До весенних игр мужчины были для них только охотниками и добытчиками мяса.