Охотники с недоумением смотрели друг на друга и на костяную фигурку. Куда же девалась ее сила?
Вдруг Улла схватил Волчью Ноздрю за плечо:
— Гляди! — зашептал он со страхом и показал на лесные верхушки деревьев.
Осинки и березки гнулись и шумели. Слабый ветерок, который так недавно гнал дым от костра на мамонтов, теперь сменился другим. Вместо него по лесу шумел северяк, от которого шатались древесные стволы.
— Пущено по ветру, — многозначительно шепнул Улла и тревожно огляделся вокруг.
Волчья Ноздря переменился в лице, а молоденький Ао побледнел, руки у него дрожали.
— Пущено по ветру! — повторил он, как эхо.
— По ветру! По ветру! — зашептал и Волчья Ноздря, и было видно, как волосы на его голове стали топорщиться. Так встает шерсть на загривке у волка, когда он чует медведя.
Все трое стали пристально вглядываться в кусты, ветки которых подозрительно качались. Было ясно, что кто-то, более сильный в этих местах, стал у них на дороге. Это он уничтожил силу, которая помогала им до сих пор. Чужая магическая власть вмешалась в их охоту и повернула все по-своему. Хотя бы один из хуммов пошел к поселку Красных Лисиц.
— Это Куолу! — сказал Волчья Ноздря.
— Ну да, это он!
В тревоге охотники спустились к самой реке. Здесь против устья оврага лежала та самая отмель, которая была истоптана мамонтами. Долина реки уходила прямо на север. Там, где-то далеко, далеко, по рассказам стариков, скрывалось озеро. Из него рождалось начало Большой реки. А еще дальше лежал Большой лед. Оттуда вылетали холодные ветры и выползали туманы.
Охотникам было видно, как вереница темно-коричневых мамонтов тянулась гуськом по мягкой осыпи, у самой воды.
Над ними поднимались почти отвесные обрывы высокого правого берега, поросшего хвойным лесом. Люди шагали по свежим следам. Теперь они не старались догонять зверей, но и упускать их из виду им тоже не хотелось.
Однако расстояние между ними увеличивалось, хотя стадо было еще хорошо видно.
Вдруг чей-то сердитый окрик заставил их вздрогнуть. Они оглянулись и увидели высоко над собою, на самом краю обрыва, полуголого человека. Одна только волчья шкура охватывала его стан. Длинные волосы прядями рассыпались по плечам.
Волосатый махал толстой дубиной.
— Наши хуммы! — кричал он, размахивая руками. — Наши хуммы! Чужое мясо! Плохо гоняться за чужой едой!
Волосатый кричал еще громче и грозился дубиной.
— Это Куолу! Это он пустил ветер на хуммов!.. — зашептал испуганно Волчья Ноздря.
Преследователи остановились. Зубы их застучали от страха. В это время Куолу нагнулся, поднял с земли камень и швырнул с высоты в охотников. Волчья Ноздря бросился ничком на песок и обеими ладонями закрыл голову. Ао и Улла сделали то же. Так лежали они неподвижно, откинув в сторону оружие и уткнувшись лицом в землю.
Некоторое время Куолу еще продолжал кричать. Вдруг он замахал рукой в ту сторону, куда уходили хуммы, и громко рассмеялся, показывая рукой на север. Охотники осторожно подняли головы. Теперь им стало ясно, чему смеялся Куолу. Передовые слонихи вошли в воду и начали переходить реку. На той стороне развернулась обширная песчаная мель. Река в этом месте широка, но мелка. Вода и слонятам доходила только до брюха. Они смело шагали за матерями, и все стадо спокойно переходило вброд. По временам хуммы останавливались, чтобы попить в свое удовольствие и побрызгать из хоботов на спины себе или товарищам чистой водицей. Напившись и пополоскавшись всласть, стадо степенно начало выходить на противоположный берег.
Охотники следили за ними через реку. Хуммы ленивой походкой удалялись в глубь заливных лугов. Они осторожно пробирались между озерками и топкими болотцами, покрытыми зеленой осокой.
За широким простором лугов, далеко на севере, виднелась узкая полоска синего леса. Хуммы тянулись туда.
С каждым шагом их темные тела становились все меньше и меньше, пока они из огромных животных не превратились в вереницу медленно ползущих букашек.
Куолу
Куолу надоело смотреть на удаляющееся стадо. Он перестал смеяться, зевнул и полез в свою землянку. Заметив это, наши охотники также успокоились. Они остановились и стали совещаться: итти ли дальше, или возвращаться домой.
— Сердитый! — сказал Улла и робко поглядел на черную нору, в которой только что скрылся Куолу.
— Лучше домой!
— Плохо домой! — сказал Ао. — Ничего нету!
Он вывернул вверх обе ладони, чтобы показать, как плохо возвращаться с пустыми руками.
— Матерям есть надо! Старикам и детям тоже нужна еда.
— Матери-матерей надо еды! — прибавил Волчья Ноздря.
Надо было возвратиться, чтобы еще больше не рассердить Куолу. Если они пойдут запрещенной дорогой, он может испортить и всякую другую охоту на ближайшие дни. Но нельзя было и думать о доме, пока не будет поймана какая-нибудь крупная добыча. Поэтому они решили итти вперед, по новым местам и притом против ветра: звери чутки, и если до них доносится запах человека, они прячутся и убегают.
Чтобы задобрить страшного Куолу, Улла приложил к губам рупором руки и закричал: Куолу! Куолу! Хуммы ушли! Не надо хуммов! Мы пойдем. Будет добыча, принесем кусок Куолу!..
Из землянки высунулась лохматая голова. Куолу мрачно-махнул рукой, и охотники с облегченным вздохом двинулись дальше.
Почему же так страшен был Куолу? Откуда этот страх перед ним, это трусливое желание задобрить отшельника?
Куолу стали бояться с тех пор, как он здесь поселился. Он был из рода Вурров, т. е. Медведей, поселок которых находился на расстоянии нескольких дней пути, на берегу притока Большой реки. В поселке этом, как и у всех племен, расселившихся по берегам этой реки, строго соблюдались брачные обычаи. Племена жили становищами в курных землянках, крытых коническими или двускатными крышами. В каждом становище ютился отдельный род. Основой рода были женщины-матери. Они были хозяйки землянок. Вместе со своими детьми, подростками и девушками женщины составляли оседлое население поселка. Мужчины-охотники вели полубродячую жизнь. Они то появлялись, то вновь исчезали. По целым дням, иногда по неделям бродили они за добычей и при удаче приносили ее на общее пользование. Все матери считались сестрами. Их дети, т. е. все девушки и юноши, также считались братьями и сестрами. Когда они вырастали, они не могли вступать между собою в брак. Юноши уходили в соседние дружественные становища и там искали себе невест. Почти всегда они оставались жить в поселке своих жен. Они проводили там, по крайней мере, теплое время года, пока продолжалась их короткая семейная жизнь. С наступлением холодов, а то и раньше, возвращались они в становище матерей, чтобы охотиться и добывать пищу для родного поселка. Тут жили они отдельно от незамужних сестер и младших братьев в особой большой землянке, «в мужском доме», куда имели доступ только охотники и старики.
Бывало, правда, что жены уходили с мужьями в поселок их матерей. Но тогда они оставались в нем навсегда, и каждый из родных или неродных братьев их мужей мог стать рано или поздно их супругом.
И вот случилось, что молодой Куолу стал мужем своей ровесницы Изы, самой красивой девушки в роде Вурров.
Они были детьми разных матерей, но как жители одного поселка, они, по понятиям Вурров, должны были называться братом и сестрой.
Их брак был нарушением обычаев и привычных понятий племени. В глазах родичей они совершили поступок, с которым никак нельзя мириться.
Поступок этот сделал их отщепенцами в своем собственном роду. Никто не хотел жить с ними под одной крышей. Охотники изгнали Куолу из мужского дома. Женщины не пускали Изу к себе. Куолу и Изе пришлось наскоро вырыть маленькую землянку на краю поселка и отдельно добывать себе пищу.
Вскоре произошел новый случай, который окончательно сделал невозможным совместную жизнь их со своим родом.
В их поселке особенно строго соблюдалось почитание Родового огня. Неуважение к нему каралось, как величайшее из преступлений.
Родовой огонь горел в особой пещере, выкопанной в известковом обрыве. В пещеру имели право входить только Мать-матерей племени да еще четыре старухи, на которых лежала обязанность поддерживать пламя, подкладывать сучья и валежник. Если в поселке гасли все домашние очаги, можно было взять от Родового огня горящую головню. Но сделать это могла лишь сама Мать-матерей после усиленных просьб своих детей и внуков. С особыми церемониями и ворожбой вынимала она горящую ветку и отдавала одной из бабушек, а та в свою очередь передавала ее тем, кто почтительно дожидался у входа.
И вот случилось так, что в летнем шалаше молодого Куолу погас огонь. Иза пошла за огнем в соседнее становище. Но никто не давал ей огня, потому что она считалась чужой. Тогда она вошла потихоньку в пещеру Родового огня, в которой, как ей показалось, не было никого, и похитила горящее полено.
Но уже к вечеру все стали говорить о том, что Иза и Куолу похитили огонь из священной пещеры. Куолу и Иза усиленно отрицали свое преступление. Но следопыты племени доказывали, что след маленьких женских ног ведет от пещеры к летнему шалашу Изы и Куолу.
Мать-матерей назначила на следующее утро суд для расследования страшной кражи. Суд должен был начаться гаданьем, которое откроет преступников. Виновных будут испытывать огнем, и, в случае их осуждения, им грозила немедленная и мучительная казнь.
Своевольная пара знала, что их ожидает. Куолу и Иза в ту же ночь бежали из своей землянки, захватив с собой оружие и пару мешков, набитых звериными шкурками. Они бежали далеко и вырыли себе землянку на полпути между поселками Красных и Чернобурых Лисиц.
Долго и искусно они скрывались, потому что боялись жестокой расправы. Но родные выследили их. Лучшие охотники поселка Медведей отправились, чтобы захватить их живыми или мертвыми. Однако облава потерпела полную неудачу: найденная землянка оказалось пустой.
Преследователи построились широкой цепью и стали обыскивать соседний лес. Они уже напали на их след. Гибель их казалась неизбежной. Как вдруг огромный носорог неожиданно бросился на преследователей. Двух из них он убил своим рогом, трех затоптал насмерть ногами. Остальные разбежались и вернулись домой, пораженные ужасом.