С тех пор все были убеждены, что Куолу оборотень. Его стали бояться, как огня. Его считали могущественным колдуном, который может сделать какое угодно зло. Всякую беду, болезнь, смерть или неудачу приписывали колдовским чарам Куолу.
Если охота была неудачной и жители поселка начинали голодать, снаряжалось посольство на поклон Куолу. Его задабривали подарками или обещаниями. Просили не мешать охоте и после удачи лучший кусок относили к землянке колдуна. Куолу сам старался поддерживать свою славу оборотня и колдуна. При случае он рассказывал о себе страшные небылицы. При этом сам он начинал твердо верить в свои россказни и в свои магические способности.
И всякий раз, когда людям приходилось держать путь мимо Куолу, они старались сделать это как-нибудь незаметно: обойти стороной, проскользнуть ночью или на утренней заре, когда обитатели страшной землянки еще спали.
Вот почему угрозы Куолу так напугали наших охотников. Какое облегчение почувствовали они, когда землянка скрылась за выступом берега! Как хорошо, что ее уже больше не видно! Ветер дует теперь не со стороны землянки, и Куолу не может послать им вслед «враждебное заклинание».
Неожиданная встреча
Солнце уже начинало садиться где-то за лесом. Тень от высокого берега перекинулась через реку. Надо было подумать о ночлеге. Охотники стали взбираться на высокий берег в том месте, где он был менее крутым. Но едва они вступили в лес, как из кустов показалось с десяток вооруженных людей.
Охотники приготовились защищаться, но услышали смех и веселые голоса:
— Чернобурые не трогают Красных Лисиц!
Это была встреча людей дружественных селений.
— Что видали хорошего?
— Все хорошо!
— Что видали злого?
— Ничего злого не видали!
Охотники дружественного племени повели соседей к своему лагерю. Неподалеку от берега горел костер. Около него тоже сидели люди. Двое из них поджаривали на вертеле ногу убитого оленя. Более голодные лакомились сырой печенкой и кусками парного мяса. Старшие разбивали камнями очищенные от сухожилий трубчатые кости, чтобы добраться до вкусного костного мозга.
Гости были приглашены участвовать в пире. Это было очень кстати. За едой друзья обменивались новостями. Встреча с мамонтами всех заинтересовала. Сговаривались проследить это стадо для совместной охоты.
— Нет! — сказал самый старший из Чернобурых. — Хуммы уйдут далеко. Пойдут к Большому льду. Хуммы знают: прилетит мошка, будет забиваться им в ноздри. Мошек боятся и хуммы. Теперь они худые. Осенью будут жирные. Пожелтеют березы. Упадут листья. Умрет мошка. Подует холодный ветер. Приползут туманы с Большого льда. Тогда вернутся хуммы. Горбы их будут еще выше, чем теперь. Хуммы придут тем же путем.
Чернобурые будут их сторожить. Они расскажут обо всем Красным Лисицам. Красные Лисицы вместе с Чернобурыми станут ловить горбатых хуммов.
Чернобурые рассказали, как они выследили большое стадо оленей. Они крадутся за ними уже много дней. Когда удастся погнать их к загону, то Красные Лисицы помогут им окружить стадо.
За едой и разговорами незаметно спускалась ночь. Вверху замигали звезды, и лагерь начал готовиться к ночлегу. На всякий случай зажгли четыре костра. Ночевщики расположились на траве. Огонь охранял их сон от зверей и от злых взглядов, которые приносит ветер.
Усталые люди крепко уснули, подложив под голову по охапке мягкой травы и листьев. Только двое сторожевых остались сидеть у костра. Чтобы не уснуть, они тихонько переговаривались между собой. По временам они подкидывали в огонь заготовленные пучки валежника. Долго не спал также художник Ао. Он сидел, охватив руками колени и откинув назад свою красивую голову. Ао прислушивался к затаенным шопотам ночи и следил за мерцанием голубых огней, разбросанных по всему небу.
Утро в поселке Чернобурых
Летняя ночь накрыла темным пологом и поселок Чернобурых, и соседний лес, и всю долину Каменного оврага, где мирно спали люди в своих землянках. Землянки были вырыты недалеко от края оврага и глядели в него темными дырами входов. Ниже выступали каменные глыбы твердых известняков и великолепного мягкого мела.
Еще темнее было в лесу, который поднимался за поляной. Но коротка летняя ночь. Не успели люди отдохнуть от дневных трудов, как на востоке показались слабые отсветы зародившейся зари. Свет перекинулся и на правый высокий берег, у подножья которого, у самой воды, по осыпи тянулись низкие кусты ивняков.
Неожиданно две серые тени выползли из ивняка и замерли на месте. Пока они были неподвижны, их трудно было заметить. Вдруг они двинулись вперед и темными комочками скользнули к самой воде. Теперь их можно было разглядеть более ясно. Это были два пушистых зверька ростом с небольшую собачку. Дымчатая шерстка их летних шкурок как нельзя лучше скрывала их в сумерках ночи. Осмотревшись хорошенько, они припали к воде и начали жадно лакать горячими узенькими язычками. Это были песцы, или полярные лисицы.
Как же могли они очутиться здесь, так далеко от Полярного круга?
В ледниковое время это было в порядке вещей. Полярные лисицы водились и там, где теперь расстилаются черноземные степи, в нынешней Воронежской и соседних с нею областях. А северные олени бродили вплоть до склонов Крымских и Кавказских гор.
Лисички напились, подняли мордочки, навострили ушки и потянули ноздрями воздух. Ветер качнул тонкие лозинки и донес им отдаленный, но терпкий запах человеческих нор. Пахло слегка дымом кострищ, жженою костью, человеческим потом и приятным для песцов ароматом гнилых отбросов.
Песцы жадно проглотили набежавшую слюнку и, осмотревшись еще раз, помчались туда, куда призывал их заманчивый запах. Они летели по берегу плавными скачками, словно пара серых ночных птиц, скользящих бесшумным полетом над самой землей. Возле устья Каменного оврага они остановились и прислушались к журчанию холодного ручейка, протекавшего под сводами еще нерастаявших на дне оврага снежных сугробов.
Наконец, они очутились у полого спуска, по которому можно было подняться на высокий берег прямо к землянке Чернобурых.
Песцы стали осторожно подкрадываться к поселку. Люди еще спали. Но тем приятнее манили их вкусные запахи.
На ровной площадке перед входами землянок было раскидано много отличной еды. Везде валялись кости. Мясо на них было обглодано, но на многих можно было найти присохшие сухожилия и свежие хрящи. Губчатые части костей, пропитанные костным жиром, были вполне съедобны. Попадались и куски мяса, брошенные в дни изобилия. Они издавали гнилостный запах, столь отрадный для ноздрей полярных лисичек.
Зверьки с удовольствием доедали отбросы человеческой кухни. Особенно радовала их куча выброшенных оленьих кишек и набитые зеленой массой желудки. Возле одной из землянок сильно пахло рыбой. Здесь валялись рыбьи внутренности, головы щук, окуней и налимов.
Все это издавало такой разнообразный и аппетитный запах, что песцы не знали, чему отдать предпочтение. В предутренней тишине отчетливо слышался хруст костей и чавканье пахучих внутренностей.
Заря разгоралась. В кустах уж заливались звонкие зяблики. Над болотом потянулись туманные полосы. Близилось утро. Прохладный воздух становился почти морозным. Вдруг затрещала и отодвинулась плетеная заслонка у входа одной из землянок.
Из темного отверстия душного жилья людей высунулась кудрявая голова. За ней показалась тонкая фигура полуголого юноши, почти мальчика, опоясанного широким меховым поясом. Это был Уа, старший сын рыжей Уаммы и самый бойкий из ее детей. Уа выполз на четвереньках из черной дыры и осмотрелся.
— Фью! — свистнул он на песцов.
Они отбежали на несколько шагов и с любопытством уставились на человека. Он свистнул еще раз. Но песцы остались на месте и продолжали его разглядывать. Тогда ему сделалось страшно.
— Может быть, это оборотни? Может быть, это колдуньи из враждебного племени Лесных Сов? Отчего они так пристально смотрят? Может быть, они хотят послать несчастье недобрым вражеским глазом?
Уа глядел на них со страхом. Лицо его вытянулось. Он уже начал пятиться поближе к землянке, как вдруг взгляд его упал на кучку белых камней, аккуратно уложенных направо от входа. Уа вспомнил, что это наговорные камни; над ними долго шептала сама седая Каху, Мать-матерей Чернобурых. Каждый из них был помечен черным углем.
Теперь Уа знал, что надо делать. Если кинуть в оборотня наговорным камнем, от оборотня пойдет дым: оборотень обернется туманом. Если же это настоящие песцы, они убегут.
Уа схватил один из магических камней и метко швырнул им в лисичек. Песцы взвизгнули тонкими голосами и опрометью бросились в кусты.
— Дыма нет! — решил Уа. — Не оборотни!
И он тихо засмеялся над своим испугом.
В землянке Уаммы
Уа был высок и строен. Если бы его спросили о его годах, он даже не понял бы вопроса.
Во-первых, он почти не умел считать. Если он хотел рассказать, что видел четырех зайцев, он загибал на руке четыре пальца. Всякое число больше пяти он называл просто «хоа», т. е. много. Да и во всем поселке Чернобурых никому и в голову не приходило считать года. Важнее было вот что: на верхней губе его уже показался рыжий пушок, а голос его начал грубеть и ломаться. В последний год он сильно вырос. Мускулы его рук и ног стали тверды и сильны.
Отрочество Уа подходило к концу. Он уже давно с нетерпением дожидался того дня, когда взрослые охотники позовут его в мужской дом. Ему дадут в руки боевое копье. Его примут в число охотников. Его станут брать с собой на поиски оленей, на охоту за бизонами, носорогами, а может быть, и за дикими лошадьми. Правда, ему придется немного пострадать. Он еще должен выдержать трудное испытание. Но этого он не боялся. Он сам готовился к этому «экзамену на зрелость». И не раз он потихоньку хлестал себя гибкой лозой по голой спине, чтобы уметь, не моргнув, переносить самую острую боль.