* * *
Для командира роты «шестидесятых» Дмитрия Останова это был важный день: наконец-то началось настоящее дело! До этого танки стояли в тылу, участия в сражении не принимали, а он буквально рвался в бой – скорее бы прорвать блокаду Ленинграда, отбросить гитлеровцев как можно дальше! И вот приказ был получен: выбить немцев из рощи и прорваться к Рабочему поселку № 5…
Собрали все резервные Т-60, ночью переправили их через Неву (благо, лед был уже достаточно толстый), приготовились атаковать. Но перед этим надо было еще выбить у немцев танки – без этого прорваться не получится. Панцеры, словно броневой щит, закрывали грунтовку, а она – самый удобный и короткий путь к Рабочему поселку, навстречу частям Волховского фронта.
И медлить с наступлением уже нельзя: если закопаемся, гитлеровцы подтянут резервы и ликвидируют плацдарм. Придется тогда начинать все сначала – с большими потерями. Нет, скорее бы прорваться и идти дальше…
…Дмитрий Останов воевал уже полтора года, с июля 1941-го. Сначала у него была сугубо мирная профессия – механик-тракторист (окончил сельскохозяйственный техникум), но во время призыва военком сказал, что грамотный, умный парень (к тому же – комсорг группы) наверняка будет хорошим командиром. И направил в танковое училище. Останов не возражал – быть танкистом считалось весьма престижным…
Военком не ошибся: Дмитрий действительно стал отличным танкистом. Получил лейтенантское звание, воевал на Западном фронте, участвовал в тяжелых боях под Смоленском и Вязьмой… Два раза горел, чудом вывел свой взвод (тогда он командовал «двадцать шестыми») из немецкого окружения, был контужен, успел проваляться в госпиталях…
Летом 1942-го лейтенант Останов получил новое назначение в 61-ю легкотанковую бригаду, причем с повышением – ротным. Начал упорно готовить свои экипажи (состоявшие в основном из недавних призывников) к зимним боям. Конечно, Т-60 нельзя было назвать грозной машиной, она гораздо слабее тех же Т-26, но Дмитрий не раз говорил молодым ребятам: «Мала блоха, зато зло кусает!» И заставлял по пять, десять раз отрабатывать тот или иной маневры. Знал, что скоро пригодится…
И теперь его рота шла в бой. Капитан Жданов предупредил Дмитрия: «В роще – тяжелые панцеры, будь осторожней. Маневрируй, уходи и старайся выманить их на себя. Пусть выйдут на открытое место! А мы уж их…» Ефим Михайлович очень рассчитывал на гаубичную батарею, которую недавно удалось переправить через Неву. Ее сразу же поставили в засаду, хорошо замаскировали: натянули поверх сети, закидали еловыми ветвями, завалили снегом. «Рама», появившаяся, как всегда, с утра над советскими позициями, гаубиц не заметила. И гитлеровцы, следовательно, ничего знали…
Останов знал: вся надежда – только на скорость и маневренность. Если повезет – укатимся, как колобки, от медлительных, тяжелых немецких танков, увернемся от их выстрелов. Риск, конечно, велик, но, если получится, он выманит панцеры прямо под гаубицы. Они давно готовы к бою, ждут…
Дмитрий приказал своему мехводу, старшине Ивану Макарову: «Давай на полной скорости!» Двигатель взревел, Т-60 полетел по полю, как птица. За ним, на расстоянии, – еще шесть машин. Надо создать видимость танковой атаки: пусть гитлеровцы решат, что мы начали большое наступление. Но вперед особо не лезть, только имитировать наскок. Главное – выманить панцеры…
Вот и прыгали Т-60, как кузнечики, нагло подставляясь под выстрелы. Не может быть, чтобы немцы не воспользовались этой ситуацией! Наверняка же не выдержат, пойдут в бой… Мы для них – легкий, слабый противник, подбить – не проблема, можно с одного выстрела…
Так и вышло: заснеженные деревья резко вздрогнули, из-под них не спеша выползли три танка с черными крестами. Останов посмотрел: две «тройки» и какая-то новая, неизвестная ему машина. Судя по габаритам и длинному орудию, гораздо мощнее «четверки». Но ничего, наши гаубицы и с такой легко справятся…
Перекрывая рев двигателя, прокричал Ивану Макарову: «Уходим!» Высунулся из башни и флажками для всех продублировал команду. Т-60 разом повернули назад…
Панцеры открыли беглый огонь, но попасть в шустрые машины было не так просто. Стальные болванки иногда слегка чиркали по броне, но в основном свистели мимо, уходили в снег.
Немецкие экипажи, увлеченные погоней, вывели машины на середину поля. Пошли вперед, не думая об опасности. Сработал вечный инстинкт охотника: догнать жертву, добить. Им казалось, что еще немного, еще чуть-чуть – и опрокинут русских, погонят до самой Невы…
* * *
Отто Небель навсегда запомнил свой миг торжества: Т-60 бегут, он их догоняет. Надо уничтожить «саранчу», а потом – бросок вперед, на русские позиции. Раздавим, уничтожим, разобьем ледовую переправу – чтобы не смогли больше доставить новую бронетехнику и резервы…
Увлеченный погоней, Отто не заметил, как по его взводу ударили из засады гаубицы. Не до того было – казалось, еще несколько минут… Опомнился лишь тогда, когда «тройка» фельдфебеля Гюнте вдруг встала, будто наткнулась на невидимую стену, а затем загорелась. При этом ее башня оказалась каким-то странным образом повернута набок. «Гюнте подбили! – сообразил Отто. – Гаубицы!» И точно: его танки угодили под мощный обстрел. И снаряды ложились все ближе и ближе…
«Бери влево!» – приказал Отто мехводу Лямке. Чудом увернулись от прямого попадания: по башне что-то тяжело ударило, металл глухо загудел, но, к счастью, срикошетило – фугас ушел в снег. Зато по «тигру» неожиданно открыл огонь до того улепетывавший со всех ног советский Т-60 – вдруг остановился, развернул башню и стал поливать свинцом с довольно близкого расстояния.
Броню «тигра», естественно, его 20-мм пушка пробить не могла, но зато снесла перископ, а визирную щель водителя пришлось закрыть заслонкой – иначе бы горячие брызги свинца полетели в лицо Лямке.
Ослепленный танк управлялся теперь только Отто Небелем: он смотрел в визирные щели командирской башенки и говорил, в какую сторону поворачивать. Разумеется, скорость и подвижность «тигра» от этого резко упали, танк стал неуклюжим, неповоротливым…
И это не замедлило сказаться: пока обходили подбитую «тройку» Гюнте (ее экипаж, к счастью, успел эвакуироваться), получили два прямых попадания. Одно – в корпус (фугас скользнул по боку, но броня, к счастью, выдержала), а второе – в гусеницу. «Тигр» по инерции прошел еще несколько метров, разматывая по снегу стальную ленту, затем встал. В очень неудачной позиции – прямо бортом к гаубичной батарее…
«Вот и все, – мрачно подумал Отто. – Стоим посреди поля, на виду у русских орудий». Чем это закончится, было ясно: пара снарядов – и с «тигром» будет покончено. Как и с танком обер-фельдфебеля Бозинга: получил фугас в двигатель и теперь ярко горит. Минута – и рванет боеукладка. Хотелось надеяться, что хоть кому-то удастся вылезти…
…Отто приказал своим покинуть машину. Что толку сидеть, если через мгновение танк разнесут на части? Русские могут бить на выбор: хочешь – в башню, а хочешь – в корпус… Выползли на почерневший от копоти снег, побежали, низко пригибаясь, под спасительное прикрытие рощи… Неслись, как зайцы, виляли, прыгали из стороны в сторону, падали, вскакивали и снова бежали. Русские стреляли из пулеметов, но, к счастью, не попали. Запыхавшиеся, мокрые от пота, добрались до деревьев, скатились вниз, в траншею. Не верилось, что живы…
Отто достал из кармана пачку сигарет, нервно закурил – руки тряслись, пальцы предательски дрожали. Да, им еще повезло, что смогли выскочить из танка. И что их не срезали пулеметной очередью, пока бежали. Но вот он жив же и даже не ранен…
Отто привстал, высунулся из траншеи, посмотрел на свои панцеры: один, Бозинга, горит (причем сильно, с черной копотью и алыми языками пламени, скоро, наверное, рванет), два (в том числе и его «тигр») стоят неподвижно. Если повезет, может, удастся ночью их эвакуировать – вытащить с торфяника и отправить в ремонт. Дай Бог, починят, и тогда он снова будет воевать. А то без танка он просто «безлошадный». Это же просто глупо: взводный – и без своего взвода…
Вскоре пришлось упасть на самое дно траншеи: русские перенесли гаубичный огонь на рощу. Били сильно, снарядов не жалели. Земля тяжело вздрагивала, за ворот комбинезона сыпались какие-то камушки, иногда ударяли в спину мерзлые комья земли. Траншея наполнилась противным, удушливым дымом, стенки стали обваливаться – укрепить как следует не успели…
Немолодой, усатый фельдфебель протянул Отто флягу со шнапсом – хлебните, герр лейтенант! Небель благодарно кивнул, припал губами, сделал большой глоток. По телу разлилась приятная теплота, стало немного легче. И разрывы уже не казались такими уж страшными – пусть себе гремят наверху, лишь бы сюда, вниз, осколки не залетали.
Через полчаса обстрел закончился, но новой атаки, как думали, не последовало – русские, наверное, решили отложить на завтра. В принципе, правильно: артобстрелы наносили гораздо больший ущерб, чем танковые наскоки. Снарядов много, можно тратить, сколько захочешь… А защитникам рощи – большие потери. Скоро обороняться станет уже некому.
Отто подсчитал свои потери: у Бозинга погибли трое (водитель, радист и заражающий), сам обер-фельдфебель и наводчик – с ранениями, их срочно нужно в госпиталь. Остальные, к счастью, уцелели. Из техники – подбиты все три панцера (причем один, судя по всему, безвозвратно). Да уж…
Но главная потеря оказалась другая – обер-лейтенант Гердтель. Ему крупно не повезло: фугас угодил точно в то место, откуда он вел свое наблюдение. Погиб на месте. Для 502-го батальона это была большая потеря: Гердтеля ценили как отличного, храброго офицера. Да и заменить его пока было некем. В общем, в самый разгар боев рота остались без управления…
Все надеялись, что скоро пришлют замену, а пока командиром стал лейтенант Везельг. Он получил свое звание чуть раньше Небеля, а потому имел некоторое преимущество. Но все понимали, что это временно: нужен другой человек, более опытный и авторитетный, чтобы все относились к нему как к настоящему командиру. А не видели в нем вчерашнего мальчишку, лишь недавно получившего лейтенантско