Я покачала головой.
– Резиновый мяч? – сделал вторую попытку Ирвин, приглядевшись к форме лежащего в мешочке предмета. – Еще что-нибудь резиновое?
– Холодно, – откликнулась я. – Там апельсин для вашего подопечного. Вручите ему, когда мы придем его навестить.
– Почему я? – удивился Торендо. – Отчего бы вам самой этого не сделать?
– Мне кажется, ему будет комфортнее принять гостинец от вас, – объяснила я, по ходу дела уворачиваясь от несущегося сломя голову мальчишки. – Все-таки мы с ним едва знакомы. К тому же я не хочу, чтобы он, чего доброго, подумал что-нибудь не то.
– Ну ладно, – проявил покладистость Торендо. – Но если не секрет, хоть расскажите, где вам удалось раздобыть такую экзотику?
– Свистнула в королевской оранжерее, – не задумываясь, откликнулась я. – А что? Возьмете меня теперь под арест?
– Какая тюрьма вас выдержит? – фыркнул Ирвин. И неодобрительно покачал головой. – Фи, как некрасиво.
– Что – воровать? – осведомилась я.
Вот уж чего от него не ожидала, так это банального формулирования прописных истин.
– Да при чем тут воровать? – отмахнулся Ирвин. – Вот это слово – «свистнуть». Разве юные леди так выражаются?
– Спасибо за юную, – не замедлила с ответом я. – Но вообще-то, чтоб вы знали, в наше время юные леди выражаются похлеще. Есть, например, такое слово, тоже со значением «воровать»…
– Спасибо, я в курсе, – перебил меня Торендо.
– Неужели?! – всплеснула руками я. – Как жаль. Выходит, филологической дискуссии у нас с вами не получится.
В этот момент я, кажется, чуть не довела беднягу Торендо до инфаркта, стрелой рванув прямо под колеса проезжающей мимо кареты. Карета катилась быстро, я склонилась к земле прямо у нее на пути, в результате чего оказалась на грани близкой – я бы даже сказала, интимной, – встречи с правым передним колесом. Однако Торендо, опомнившись, решил, что инфаркт может и подождать, а вот мои похороны влетят ему в копеечку, и в последнее мгновение рывком сдвинул меня в сторону. Карета с матерящимся кучером (вот уж кто мог бы дать массу ценных советов на предмет всевозможных синонимов слова «воровать», да и не только) благополучно проехала мимо.
– Часто на вас такое находит? – осведомился, выпуская меня из рук и отряхиваясь от дорожной пыли, Торендо. – Резкое и непреодолимое желание расстаться с жизнью?
– Представьте себе, нет, – огрызнулась я. – Скорее спасти чужую.
И я подняла чуть повыше сжавшееся в комочек тельце, которое прижимала к животу. Щенок был пока еще совсем молоденький, хотя по непропорционально крупным лапам уже было ясно, что вырастет он большим. Шерсть черная, густая, приплюснутая морда, уши торчком и теплый розовый животик.
Обожаю собак. И непременно завела бы себе одну или больше… И не покупала бы породистого щенка, а взяла бы с улицы одну из тех собак, что бродят неприкаянные, никому не нужные, доверчиво заглядывая в незнакомые мрачные лица… Вот только как такое можно устроить, с моим-то образом жизни?
Торендо покачал головой по-прежнему неодобрительно, но после такого объяснения с моим поступком, кажется, смирился.
– Здесь рядом псарня, – бросил он, указывая рукой вперед и влево, на почти утонувшее в темноте здание. – Они небось и не уследили.
Словно подтверждая его слова, со стороны здания в нашу сторону засеменил, слегка приволакивая правую ногу, пожилой мужчина в длинной расстегнутой куртке.
– Спасибо за щеночка, леди! – еще не добравшись до нас, начал говорить он. – Опять сбежал, паршивец! Такой бойкий и находчивый – спасу нет!
Лично я на работника псарни зла не держала: за юрким щенком и правда нужен глаз да глаз. Но вот Торендо моего добродушия не разделял.
– Вы потрудитесь в дальнейшем лучше следить за своими собаками, – холодно сказал он.
Мужчина принял у меня из рук щенка и, поклонившись, испуганно пообещал, что подобного больше не повторится. Более не задерживаясь, мы прошли дальше и вскоре вошли в двухэтажное здание, предназначенное для проживания служащих при дворце офицеров. В вестибюле и коридорах было довольно людно, мы встретили по пути немало военных. На меня обращали внимание, но не излишне назойливое: все же сопровождавший меня человек был достаточно высокопоставленным, чтобы ни у кого не возникало желания нарваться на неприятности. Ирвин же точно знал, куда нужно идти. Ни разу нигде не задержавшись, мы дошли до двери в нужную комнату, которая как раз распахнулась, выпуская в коридор женщину в платье сестры милосердия. Она держала в руках поднос, на котором лежала пара пустых флаконов и старые, пропитавшиеся кровью повязки.
– Как он? – вопросительно изогнул бровь Торендо.
– Ничего, – откликнулась женщина. – С божьей помощью поправится.
Ирвин как-то неопределенно кивнул и, предоставив сестре милосердия пройти к лестнице, придержал дверь и сделал мне знак заходить. Я так и поступила.
Должна признать, выглядел парень плохо. Он лежал на старой простенькой кровати, весь замотанный в белые тряпицы. Одеяло сползло в сторону, и я поняла, что одна повязка перетягивает туловище; другая плотно наложена на левую руку. Рядом с кроватью стоял низкий столик. Диего как раз держал в руке стакан воды и, видимо, только что немного отпив, опускал его на столик дрожащей рукой.
– Сэр Торендо!
Завидев нас, парень поспешил избавиться от стакана; тот со звоном опустился на стол, и приличная часть воды пролилась на пол. Диего попытался сесть в постели.
– Лежи! – одернул его Ирвин, и тот послушался, опустил голову на подушку, хоть и чувствовал себя в такой ситуации не слишком комфортно: то и дело порывался подняться, дабы принять более подобающее, с его точки зрения, положение.
При этом, насколько я могла судить, присутствие Торендо заставляло его быть куда более собранным, чем посещение дамы.
– Вот леди Стелла захотела тебя навестить, – сообщил между тем Ирвин.
Офицер вежливо мне кивнул.
– Ну, как ты себя чувствуешь? – осведомился Торендо, пододвигая мне стул.
– Хорошо, – тут же ответил Диего.
Я фыркнула. Так быстро говорят только идеально зазубренную ложь. И то лишь в том случае, если не умеют – или не считают нужным – маскировать оную под правду.
– Ясно, – хмыкнул Торендо, и по его тону я поняла: начальник охраны сделал тот же вывод, что и я. – Ладно, будет лучше. Судя по моему последнему разговору с твоим лекарем, все хорошо, что хорошо кончается. Считай, что ты легко отделался.
Я скептически оглядела юношу. С моей скромной точки зрения, на легко отделавшегося он похож не был. Юноша, кажется, осознавал, что вид имеет плачевный, и испытывал чувство неловкости в этой связи.
– Я в самое ближайшее время вернусь на службу, клянусь вам, сэр Торендо! – воскликнул он и даже поднес правую руку к сердцу.
Левая, перевязанная, неподвижно лежала поверх одеяла.
– Вернешься, конечно, – совершенно невозмутимо откликнулся Ирвин. – Я не держу людей на жалованье просто так. Будешь долго валяться в кровати – вылетишь со службы.
– Я не буду, правда!
Эти слова были произнесены с таким жаром, что я аж испугалась. Думала, мальчик прямо сейчас вскочит с кровати в чем мать родила (плюс повязки) и побежит доказывать, какой он добросовестный военный. Очень захотелось стукнуть Ирвина по голове чем-нибудь тяжелым. Но, впрочем, приходилось признать, что действовал он верно: лучшего способа заставить юношу отбросить хандру и нацелиться на выздоровление было не придумать.
– Хотите, я прямо завтра на службу выйду! – не успокаивался Диего.
Торендо окинул его долгим и многозначительным взглядом.
– И какого черта ты мне такой сдался? – поинтересовался он наконец. – Как конкретно ты намерен участвовать в охране королевского дворца? Отпугивать преступников своим видом?
Юноша вздохнул и снова опустил поднятую было голову на подушку.
– Да, кстати, – смягчился Торендо. – Вот. Это тебе.
Он извлек из мешочка переданный мною апельсин.
– Спасибо! – впечатлился юноша. – Вы не должны были… Я вам так благодарен. И апельсины, здесь, откуда?
– Действительно, откуда? – Торендо устремил на меня ехидный взгляд. – Особенно учитывая, что в дворцовой оранжерее они не растут.
Я прикусила губу. К оранжерее мой апельсин, скажем прямо, никакого отношения не имел. Это был последний из фруктов, которые я нарвала в Запретном Лесу, разумеется, с разрешения тамошних обитательниц. В тех краях удивительным образом сочетаются растения самых разных широт.
Диего нахмурился, не поняв смысла последней реплики, но Торендо вдаваться в подробности не стал, я тоже, и тема была замята.
– Сэр Торендо… – Юноша смешался. Было видно, что ему нелегко подобрать слова, однако отступать он тем не менее не собирался. – Я должен вам сказать… Вы были правы. – Он все никак не решался встретиться с Ирвином взглядом, а вот теперь посмотрел прямо в глаза. – Я поступил как последний кретин. А ей это было совершенно не нужно. И… никому не нужно. Вы были правы, – повторил он и снова потупил взгляд.
– Я практически всегда бываю прав, – без особой радости в голосе отозвался Торендо. – Во всяком случае, в таких вопросах. Просто на будущее запомни одну нехитрую истину. Голова у тебя одна. А девчонок много.
Я взирала на начальника охраны в безмолвном, но оттого не менее красноречивом возмущении. Дело, конечно, было не в сути его слов. По сути он был абсолютно прав; я только могла бы добавить то же самое с поправкой на мужчин. Но говорить такое вслух в моем присутствии? И где только был ремень у Торендо-старшего, когда он воспитывал своего сына? Впрочем, судя по результату, Торендо-старший вообще пренебрегал в свое время этим предметом.
Я уже собиралась произнести по этому поводу что-нибудь колкое, как вдруг меня передернуло. Какой Торендо-старший? Какой ремень? О том, как воспитывают в чужом мире юных тъёрнов, я могу только догадываться. Да и догадываться тоже не хочу. Ирвин видел, что я открыла было рот для собственного веского слова, но резко передумала. Его бровь вопросительно изогнулась, но неловкую паузу предотвратил Диего.