— Вот то-то и оно.
Они молча стояли, обнявшись, и глядели на страшное зарево вдали.
— Там кругом болота, — напомнил Всеслав. — Огонь дальше не пойдет. И добавил, отвлекая от невеселых мыслей Любаву. — Помнишь, ты дождь остановила? Что это было?
— Я заранее знала, что дождь вот-вот остановится, — Любава невольно улыбнулась, вспоминая. — Мне дядька Тишата сказал, а он всегда такие дела безошибочно чувствовал.
— Да, красиво было разыграно.
— Я ничего не могу придумать, — внезапно сообщила девушка, слегка разворачиваясь к обнявшему ее воину, — но если ты, случайно, найдешь эти способы, о которых говорил, то я буду рада.
— Я понял, — вздохнул Всеслав, — а теперь пошли в избу, на ночь укладываться. Говорят, утро вечера мудренее.
Глава двенадцатая
С утра в их скромную избушку, затерянную в заснеженном лесу, пожаловали нежданные гости.
Обитатели избушки встали поздно. Всеслав спал плохо. Любава устроила его в полусидячем состоянии. Но плечо болело и дергало, и он то засыпал, то просыпался. Соответственно, и Любава то виновато спрашивала, не хочет ли он воды, то предлагала устроить поудобнее. И все это время вдали полыхало страшное зарево. Только под утро они заснули. И вот, после позднего завтрака, когда Любава принялась шить из разрезанной рубахи Всеслава нечто на шнуровке, чтобы не тревожить лишний раз плечо, на полянке показался маленький отряд. Харальд, Творимир, а также тот самый Гостомысл, о котором только накануне было говорено. Всеслав, глядя через окошко, узнал того, кто по выражению Мечислава, полоскал рога в богатых омутами стоячих водах Муромля. Узнал и внимательно посмотрел на Любаву. Та отложила шитье, подошла к окошку и сильно побледнела.
Трое воинов, войдя в избу, с удивлением оглядели Всеслава, с рукой, обмотанной тряпицами, стоявшего без рубахи, в свитке без рукавов.
— Что здесь произошло? — резко спросил Гостомысл.
Любава покраснела и молчала. Всеслава происходящее начало забавлять. Вчерашний день Гостомыслом явно не был просчитан.
— Я был слишком настойчив в своем предложении, выйти за меня замуж, — усмехнувшись, выдал Всеслав сильно сглаженную версию произошедших накануне событий.
— Это да какой же степени надо было быть настойчивым, — пробормотал Творимир, удивленно глядя на совершенно красную Любаву. — А я еще думал, что был самым настойчивым женихом на всей Руси. Ошибался.
Гостомысл несколько секунд тоже изучал свекольно-красную девушку, а потом перевел разговор, давая себе время подумать.
— Вы, конечно, поняли, что Велесово капище сгорело.
— Трудно было не понять, — вежливо заметил Всеслав. — Мы всю ночь из-за этого не спали.
Смущенная Любава пересилила себя и вопросительно посмотрела на Гостомысла.
— Конная дружина князя Ярослава окружила капище, — начал тот свой рассказ.
— Как же они прошли через болото? — удивленно вмешался Всеслав.
— А вот наши новгородцы как раз путь для конников через болота и нашли, — с удовольствием отвлекся от основной темы Гостомысл. — Как раз Любава-то и нашла. Отличная работа.
— А-а-а, — неопределенно протянул Всеслав, с удивлением глядя на Любаву, притворявшуюся, будто бы совершенно не хочет провалиться под деревянный пол избы.
— Князь Ярослав лично убил медведя-шатуна. Из людей погиб только Коснятин. Убит в поединке. Ярослав никак не мог оставить его в живых. Все остальные волхвы живы. В плену. Завтра их участь решится.
— А что местные? Муромцы? — недоверчиво спросил Всеслав. — Не сопротивлялись? Это же их святыня.
Гостомысл посмотрел на него с удовольствием.
— Муромцы восприняли все, как и было задумано. Разумею, ты забыл, что как раз на зимний солнцеворот змей Велес должен быть побежден Перуном? И местные об этом забыли, но не до конца. Да, не до конца… И вот, представьте. В отблесках зимнего солнца на поляну через непроходимые болота въезжает князь на белом коне. На шаг позади него едет знаменосец со стягом, на котором изображено, как личный покровитель князя Георгий Победоносец поражает копьем крылатого змея. Касаемо знамени, то вышито необычайно натурально, сияние вокруг головы героя, щит в виде солнца золотом горит, копье сверкает как молния, дракон черный под копытами белого коня. Муромцы как взглянули, так и глаз отвести не смогли.
— Вы собрались приносить в жертву змею мою родственницу? — в гробовой тишине спросил князь. Волхвы уже оттеснены, окружены, беспомощны. Муромцы потрясенно молчат. Князь спустился с коня, молча открыл ворота во двор капища и вошел к их ревущему живому воплощению Велеса. Бешеный медведь бросился на него. Но князю-то не впервой приканчивать медведя. Он заколол зверя прямо в воротах. Разумеете, он уничтожил Велеса символически. Потом вскочил на коня и наблюдал, как связывали волхвов. Как погиб в поединке Коснятин. Касаемо Коснятина, то тот был в плохой форме, победить никак не мог. И слишком мешал Ярославу. Потом всем дали возможность отойти на безопасное расстояние, и главное капище Залесья было подожжено. Так что вот так. Муромцы никак не могли вмешаться. Перед ними было разыграно их основное сказание, родное для них. Никто не дерзнул защитить Велеса на зимний солнцеворот от огненного гнева побеждающего солнечного героя.
И Всеслав и Любава молчали ошеломленно.
— А причем здесь родственница князя? — наконец спросил посол Болеслава, глядя на Любаву.
— Любава — названная сестра княгини Ингигерд, — улыбнувшись с видом котика княгини, слопавшего криночку сливок, ответил Гостомысл. — Ну а теперь, — добавил он, глядя на молчащих людей, находившихся в разной степени удивления и потрясения. — Что здесь произошло у вас, Любава? Мне нужно знать, ибо все очень серьезно.
За то время, пока Гостомысл повествовал о подвигах князя Ярослава, он успел, видимо, включить в свои дальнейшие планы и Любаву и раненого воина.
Любава молча опустилась на лавку, не в силах ничего ему рассказать. Все было так тонко, так зыбко…
— Я узнал, что Любава не колдунья, а христианка, — пожалев девицу, принялся рассказывать Всеслав. — Разозлился, что она меня дурачила, но все равно требовал, чтобы она вышла за меня замуж.
— И что? — Гостомысл смотрел на него вполне дружелюбно, и Всеслав никак не мог понять, почему Любава выглядит такой напуганной, а Харальд у двери мрачно скрестил руки на груди.
— Она отказывалась.
— И…
— Я был очень настойчив. Испугал ее, и Любава меня ранила.
— Нет, так не пойдет. Не обижайся, Всеслав, но ты не мог ее настолько напугать, всего лишь настойчивым предложением выйти замуж, — спокойно уличил его Гостомысл во лжи, по-прежнему глядя открыто и дружелюбно. Всеслав слегка задохнулся от возмущения.
— Он сказал мне, что готов из-за меня изменить своему князю, — глухо, как неживая произнесла Любава со своей лавки. — Я испугалась, что ты вынудишь меня вступить в такой брак и используешь мое замужество в своих целях. Прости, Всеслав, Гостомысл бы все равно из тебя это вытянул. Просто ты еще не понял.
— Ладно. Я действительно нечто подобное сказал, не понимая, что говорю, — раздраженно подтвердил Всеслав, вскидывая голову. — Я был разъярен. Плохо соображал.
— И зря ты испугалась, Любава, — все так же дружелюбно сказал ей Гостомысл. — Никогда, за исключением редчайших случаев, не следует соглашаться на то, что сам человек называет изменой. И тебе, такой молодой, советую это запомнить. Ни на измену князю Болеславу ни на твою измену Христу я бы никогда не согласился, но!
Любава подняла голову, чувствуя, что сейчас все и начинается. Очень уж странно Гостомысл сказал. Он и не был обязан соглашаться. Согласие на ее брак было делом ее отца Феофана, делом Рагнара.
— Я не буду сейчас благословлять тебя на этот брак, — повторил Гостомысл со значением взглянув девушке в глаза и заставив похолодеть от ужаса, — но я просто советую. Неплохо бы тебе согласиться на помолвку со Всеславом, чтобы он пригласил тебя как свою невесту в родной замок. Разумею, вы бы познакомились поближе, глядишь, все вопросы об изменах сами собой и отпали.
— Где мой отец Феофан? — с ужасом думала Любава, глядя на Гостомысла, как попавшая в капкан лисичка на подошедшего охотника. — Он ведь ездил в Польское княжество. Что случилось? Жив ли он? О, Господи!
— Всеслав, тебе ведь будет не зазорно пригласить к себе свою невесту, названную сестру Новгородской княгини? — продолжал, между тем Гостомысл, как ни в чем не бывало.
— Нет, не зазорно, — подтвердил Всеслав, внимательно глядя на стремительно сереющую Любаву. — Да мне бы и дочь Рагнара было бы не зазорно пригласить.
Любава дернулась, как подстреленная.
— А ты знаешь, Гостомысл, — сказала она с отчаянием в голосе, — что лучше уж точно знать самое страшное, чем мучиться сомнениями?
— Знаю, Любава, — неожиданно мягко ответил Гостомысл, — знаю, потому что сам точно так же нахожусь в сомнениях. Так ты согласна съездить в гости к Всеславу, прежде чем отказать ему окончательно?
— Согласна, — глухо ответила Любава.
— С тобой поедет приличная твоему положению свита. Разумею, что лучше, если это будут люди, хорошо знакомые тебе.
Всеслав, который сначала порадовался такому повороту событий, теперь удивленно смотрел на свою «невесту». Та неуклонно впадала в полуобморочном состоянии.
— Ну знаешь ли, — начал он с раздражением, собираясь сказать, что ему оскорбительно иметь такую невесту, которая готова в обморок упасть из-за помолвки с ним, как Гостомысл тихо, но внятно произнес лично для него.
— Не рви яблоко, пока зелено, созреет — само упадет. И вообще, парень, вынь голову из собственной задницы. Самое время.
После такой грубости польский посол задохнулся от возмущения и промолчал. Любава сидела на лавочке, ни на кого не обращая внимания, стараясь ритмично вдыхать и выдыхать. Кое-как надев тулуп без посторонней помощи, Всеслав вышел на полянку перед избой, проводить троих новгородских воинов, возвращавшихся к своему князю.