Мукоки поспешил выпотрошить животное, пока оно было ещё тёплое.
– Вы идти спать, – заявил он обоим юношам. – Я разжечь огонь, потом тоже спать.
Это трагикомическое происшествие освободило Рода от его кошмаров, и он заснул теперь более спокойно.
На другое утро он проснулся поздно. Снег за ночь прекратился, и солнце сияло на небе. Ваби и старый индеец возились уже снаружи, занятые приготовлением завтрака, и весёлое насвистывание товарища напомнило Роду, что опасность нападения вунгов миновала. Не теряя времени, он живо поднялся с постели.
Вокруг стоянки, которая была на самой вершине горы, развернулась широкая и чудесная панорама. Деревья, скалы, сама гора – всё было покрыто толстым слоем снега, ослепительно-белого и сверкающего под солнечными лучами.
Тайга предстала перед ним во всём своём величии. Насколько далеко мог видеть глаз, безбрежная белая ширь развёртывалась, миля за милей, к северу вплоть до Гудзонова залива. В блаженном упоении Род охватывал взглядом тянувшуюся под ним чёрную линию лесов, потом долины и холмы, которые без конца чередовались друг с другом, местами прорезанные сверкающими среди рамок из тёмных сосен озёрами и широкой лентой замёрзшей реки. То не была мрачная и зловещая пустыня, рисовавшаяся его воображению по прочтённым книгам. Нет, то был чудесный, действительно чистый пейзаж. Он блуждал взглядом по этим необозримым просторам, и сердце его трепетало от наслаждения, а кровь приливала к щекам.
Мукоки подошёл к нему и, видя его погружённым в созерцание, сказал гортанным голосом:
– Много есть оленей там, внизу! Много есть оленей! Людей больше нет! Домов больше нет! На двадцать тысяч миль!
Родерик погрузил свой взор в старого индейца, который, по-видимому, был также взволнован. Казалось, он старался пронизать своим горящим взглядом эту бесконечность, заглянуть далеко, ещё дальше, до самых крайних пределов обширного Гудзонова залива.
Ваби приблизился к ним и положил руку на плечо Рода.
– Муки, – сказал он, – родился там, далеко, за пределами нашего зрения. Там, когда он был ещё совсем мальчиком, он получил свою охотничью выучку.
Потом он обратил внимание друга на необычайную прозрачность атмосферы и связанное с ней кажущееся уменьшение расстояний между предметами.
– Видите эту гору, похожую на большое облако, до которого, кажется, рукой подать? Она в тридцати милях отсюда. А это озеро, с той стороны, которое вам кажется, конечно, не дальше ружейного выстрела? Пять миль отделяют нас от него. А между тем, если бы лось, олень или волк переходили его, мы бы увидели их совершенно отчётливо.
Ещё несколько минут охотники простояли так в молчаливом созерцании. Потом Ваби и старый индеец вернулись к огню и занялись приготовлением завтрака, предоставив Роду восторгаться.
«Какие тайны, ещё не разгаданные, – думал он, – какие трагедии, ещё не написанные, какие романы, ещё не задуманные, какие сокровища долларов и золота ещё скрывает в себе этот огромный Север. Тысячу, миллион веков, быть может, он оставался нетронутым, в диких объятиях природы. Очень немногие из белых людей проникали в его уединение, а туземные племена, которые местами проходили здесь, вели такое же существование, как и доисторический человек».
Почти с сожалением услышал Род, что его зовут завтракать. Но он не мог пожаловаться на свой аппетит, и романтические мечтания нисколько не помешали ему воздать честь трапезе.
Он спросил, скоро ли они двинутся в путь. Но Ваби и Мукоки уже решили не выслеживать сегодня зверей и остаться на стоянке до завтрашнего утра по нескольким соображениям.
– Так как выпал снег, – объяснил ему Ваби, – то мы сможем ходить теперь только на лыжах. Вам очень пригодится сегодняшний день, чтобы научиться пользоваться ими. Кроме того, снег занёс все звериные тропы, какие только были. А лоси, олени и в особенности волки и пушные звери выходят из своих убежищ не раньше чем после полудня или даже вечером. Выслеживание в этот час не дало бы никаких результатов. Завтра же, напротив, мы легко сумеем различить все следы, которые нам встретятся, и распознать, какого рода дичь они нам сулят. Если местность покажется нам удобной для той цели, которую мы преследуем, то мы здесь осядем и устроим нашу зимнюю стоянку.
– Вунги? – спросил Род. – Вы полагаете, что мы достаточно далеко ушли от них?
В ответ раздалось ворчанье Мукоки:
– Вунги не подниматься на гору. Там позади много хороших мест, много дичи. Оставаться там.
Сотню других вопросов задал ещё Род, пока они завтракали, а под ногами их расстилалось безграничное белое пространство, которое должно было их поглотить. Каждый ответ ещё больше разжигал восторг юноши. Как только завтрак кончился, он выразил желание немедленно же приступить к обучению лыжному спорту.
В течение часа Ваби и Мукоки водили его на лыжах туда и обратно вдоль гребня горы, останавливаясь на мельчайших деталях, хлопая в ладоши, когда ему удавался исключительно хороший прыжок, и весело потешаясь над ним, когда он кувыркался в снег. В полдень Род, весьма довольный собой, находил, что всё идёт как нельзя лучше.
День протекал великолепно. Однако от Родерика не ускользнуло, что Ваби моментами находится под гнётом какой-то непонятной ему тревоги. Пару раз он застал его одного, сидящим внутри хижины в какой-то молчаливой задумчивости. В конце концов он забеспокоился.
– Могу я узнать причину вашего настроения? – спросил он. – Чем вы недовольны?
Ваби выпрямился и слегка усмехнулся.
– Случалось ли вам когда-нибудь, Род, видеть сон, который переживает ночь и продолжает тяготить вас после пробуждения? Мне приснился такой сон, и он держится упорнее, чем все ваши ночные кошмары, ибо с тех пор я не могу заставить себя не беспокоиться о дорогих мне людях, которых мы оставили дома. И больше всего о Миннетаки. Ничего, кроме этого. Вы скажете, что это значит мучить себя понапрасну? Я с вами согласен. Послушайте! Это не Мукоки свистит?
Действительно, старый индеец бегом приближался к ним.
– Идти смотреть красивую вещь! – кричал он. – Скоро. Идти смотреть скоро!
Он казался очень возбуждённым и поспешно повёл юношей на самый крутой выступ горы.
– Карибу! – сказал он. – Карибу сейчас играть!
И его палец выпрямился по направлению к снежному склону, сбегавшему вниз под их ногами.
На расстоянии около мили от них, а Роду казалось гораздо ближе, на маленькой площадке, расположенной на половине горы и летом представлявшей собой луг, они увидели около полудюжины крупных млекопитающих, которые держали себя весьма странным образом.
Это были карибу, канадские северные олени, чудесные животные Северной Земли, столь же часто встречающиеся за 60° широты, как и обыкновенные олени, и о которых Роду приходилось читать в книгах столько изумительных рассказов. Но он впервые видел их в действительной жизни и притом в их привычной обстановке.
И как раз в этот момент животные приступили к своей любимой, весьма любопытной игре, известной в землях Гудзонова залива под названием «танца северных оленей».
– Чёрт возьми, что это они там делают? – спросил Род с изумлением. – Что с ними стряслось?
– Они бешено веселятся, – прокудахтал Мукоки.
И он потащил Рода немного вперёд, за скалу, которая их скрывала.
Ваби смочил во рту палец и поднял его в воздух над головой. Это обычный способ для определения точного направления ветра. Та сторона пальца, которая противоположна ветру, остаётся влажной, а другая моментально высыхает.
– Ветер для нас благоприятен, Муки, – сообщил он, – и они не могут нас почуять. Удобный случай для выстрела. Иди стреляй, а мы с Родом останемся здесь и будем смотреть на тебя.
В то время как Мукоки ползком пробирался к хижине, чтобы взять своё ружьё, Родерик продолжал любоваться интересным зрелищем, происходившим внизу.
Ещё два оленя присоединились к прежним на маленькой площадке. Солнце освещало их большие ветвистые рога, когда они трясли головами, выкидывая забавные антраша. Трое или четверо из них отделились от остального стада и начали удирать прочь с быстротой вихря, как будто за ними гнался по пятам смертельный враг. Пробежав две или три сотни метров, они внезапно останавливались и, выстроившись полукругом, делали полный оборот, как будто непреодолимое препятствие пересекало их бег. Потом они рассыпались и с такой же неистовой быстротой присоединялись к своим товарищам.
Ещё одна игра привлекла внимание Рода, такая своеобразная и удивительная, что он был совершенно озадачен, и в то же время такая забавная, что Ваби, стоявший сзади него, всё время давился от сдержанного смеха. Одно из этих быстроногих созданий, отделившись от стада, начинало прыгать и брыкаться, взметая всё вокруг себя, и, сделав последний скачок, опускалось прямо на копыта и застывало неподвижно, совсем как балетная танцовщица, закончившая свою фигуру. После чего оно симулировало новое бегство, и всё стадо бежало по его пятам.
– Это самые большие бесенята Севера, – сказал Ваби, – притом самые проворные и самые забавные. Если ветер для них благоприятен, то они, находясь внизу, чувствуют вас на самой вершине горы и способны услышать ваш голос и ваши шаги на расстоянии мили… Но взгляните сюда!
Он дотронулся до плеча Рода и указал на Мукоки, который был уже довольно далеко и, крадучись, пробирался к оленям между скал и кустарников. Каждая минута приближала его к дичи, и Родерик трепетал, восхищённый чудесным ансамблем всей картины. Безмолвные и весёлые забавы детей пустыни, осторожное приближение старого индейца, каждое дерево и каждая скала пейзажа играли свою роль в маленькой драме, ни одна фаза которой не ускользнула от его внимания.
Прошло пять, десять, пятнадцать минут. Юноши увидели, что Мукоки остановился и поднял палец в воздух, чтобы определить направление ветра.
Потом он распластался на снегу и медленно пополз, опираясь на руки и на колени.
– Милый, старый Муки! – пробормотал Ваби, тогда как Род, охваченный нетерпением, судорожно сжимая руки, спрашивал себя, когда же, наконец, Мукоки решится стрелять. Потому что теперь, казалось, он был от стада уже не дальше чем на расстоянии брошенного камня.