– На каком он расстоянии? – спросил Род.
– Трёхсот или четырёхсот ярдов, – сказал Ваби. – Это слишком далеко, чтобы стрелять.
Мукоки в конце концов превратился в маленькую чёрную точку на белом снегу.
В этот момент весёлые животные почуяли грозящую им опасность. Они вдруг прекратили свои забавы и в течение нескольких минут оставались на месте, как парализованные. Треск ружейного выстрела донёсся до ушей юношей.
– Промах! – крикнул Ваби.
Восемь оленей уже бежали, низко пригибаясь к земле.
Последовал второй выстрел, за ним сейчас же третий, четвёртый. Один из беглецов упал на колени, потом поднялся и снова побежал. Ещё один выстрел, последний заряд Мукоки, и раненое животное опять упало, ещё раз пыталось встать на ноги, потом грохнулось на землю.
– Ловкий выстрел! – воскликнул Ваби. – Сегодня за обедом поедим свежего мяса.
Мукоки, разрядив ружьё, пошёл по поляне, теперь уже опустевшей и покрасневшей от крови, хотя всего несколько минут тому назад здесь веселились олени.
Вытащив нож, он опустился на колени близ шеи упавшего животного.
– Я сойду вниз, чтобы немного помочь ему, – сказал Ваби, – а вы, Род, оставайтесь здесь. У вас ноги ещё слишком слабы, и вам трудно будет подниматься обратно. Подкиньте лучше веток в костёр. Мы с Мукоки принесём мяса.
Родерик, оставшись один, занялся сбором дров на ночь и упражнялся в хождении на лыжах. Он сам удивлялся своим успехам, недоумевая, как это он наловчился ходить с такой непринуждённостью в этой непривычной и тесной обуви.
Глава VIIIМукоки тревожит покой старых скелетов
Уже начинало темнеть, когда Ваби и Мукоки вернулись, нагруженные оленьим мясом. Они занялись приготовлением к обеду в спешном порядке, так как на следующий день и вообще в ближайшие дни предполагалось выступать в поход до зари и делать привал лишь с наступлением ночи. Поэтому было очень важно хорошо выспаться, растянувшись на постелях.
Все трое товарищей одинаково горели нетерпением поскорее начать свои охотничьи подвиги. Даже Волк, потягиваясь поджарым туловищем, вбирал в себя воздух широко открытой пастью, как будто бы он заранее устал от тех драматических переживаний, в которых ему суждено было сыграть свою роль.
– Если у вас хватит сил, – сказал Ваби Роду, поглядывая на него из-за своего куска оленины, – так мы с завтрашнего дня будем проходить по двадцати пяти, тридцати миль, в случае необходимости конечно. Ведь, возможно, уже завтра днём мы наткнёмся на хорошее место для охоты, но не менее возможно и то, что мы проищем его двое, трое суток. Так или иначе, больше мы не станем терять времени понапрасну. Ура! Близится час крупной игры.
Роду казалось, что он только что заснул, когда почувствовал, что кто-то трясёт его за плечо. Открыв глаза, он увидел перед собой улыбающееся лицо Ваби, освещённое отблесками яркого пламени.
– Ну, Род! Пора! – сказал ему товарищ. – Утренний завтрак согрет, весь багаж уже уложен на сани. А вы всё ещё предаётесь своим грёзам. О чём или о ком?
– О Миннетаки, – ответил Род с откровенностью, в которой не было ничего искусственного.
Он встал, привёл в порядок своё платье и пригладил растрёпанные волосы. Ночь была ещё совсем чёрная, и, взглянув на часы, он убедился, что было всего четыре часа утра. Мукоки уже сервировал завтрак на плоском камне вблизи огня.
Завтрак был быстро окончен, и маленький караван тотчас же двинулся в путь. Род был в отчаянии от потери своего ружья. Охотничий рай разверзал перед ним свои врата, а он был безоружен. Так как он жаловался на свою несчастную участь, то Ваби предложил ему попеременно пользоваться его собственным ружьём. Большой револьвер также будет переходить из рук в руки, и каждый из них, в случае надобности, использует его наилучшим образом. Родерик был счастлив таким разрешением вопроса, и Ваби настоял, чтобы именно он в первую очередь получил в своё распоряжение столь желанное оружие.
Когда они перебрались через скалы, усеивавшие вершину горы, и вышли на ровный склон, юноши впряглись вместе в сани, тогда как Мукоки шёл впереди и прокладывал тропу.
Родерик впервые видел процесс прокладки тропы и любовался при бледном свете зарождающейся зари искусством старого индейца. Мукоки, который слыл самым искусным «прокладывателем троп», делал на своих лыжах огромные шаги, и при каждом шаге из-под его ног взлетал в воздух настоящий снежный фейерверк. На земле, освобождённой таким образом от мягкого снега, образовывалась широкая тропинка с твёрдой поверхностью, по которой Роду и Ваби было очень легко за ним следовать.
Когда они были у подножья горы и прошли около полумили по ложбине, Мукоки остановился. Указывая пальцем на любопытный отпечаток следа на снегу, индеец сказал:
– Лось!
Род наклонился, чтобы посмотреть.
– След не старый, – сказал Ваби. – Он ещё не замёрз, и снег едва успел в нём выровняться. Маленькие комочки ещё скользят друг по другу, посмотрите, Род! Это большой самец, здоровый малый, и не больше часа, как он прошёл здесь.
По мере того как охотники продвигались вперёд, следы животных становились всё чаще и чаще, рассекречивая их беготню взад и вперёд и дикое ночное возбуждение. Прежде всего они наткнулись на след лисы, который пересекли несколько раз. Они установили, что эта маленькая ночная злодейка в конце концов загрызла крупного зайца. Снег был покрыт кровью и шерстью, и часть маленького тела ещё не была съедена.
Ваби остановился в раздумье и стал пристально разглядывать лисий след.
– Самое главное было бы знать, какая это лисица, – произнёс он. – Но это нам неизвестно. Это лисица, и всё тут! Все следы этих животных сходны между собой, независимо от их породы. А между тем с денежной точки зрения вопрос имеет решающее значение. Лиса, которая прошла здесь, быть может, представляет собой целое состояние…
Мукоки закудахтал, как будто эта счастливая перспектива уже заранее наполнила его радостью.
– Объясните, в чём дело, Ваби, – спросил Род.
– Вот! – пояснил Ваби. – Возможно, конечно, что это обыкновенная красная лисица, и тогда цена ей не больше десяти, пятнадцати долларов. Если это чёрно-бурая лиса, она стоит от пятидесяти до шестидесяти, и от семидесяти пяти до ста, если это то, что мы называем крестовкой, то есть помесь чёрной с серебристой. А если это…
– Огромная серо-серебристая, – прокудахтал Мукоки.
– Тогда, – продолжал Ваби, – её шкура стоит двести долларов, если она обыкновенная, и от пятисот до тысячи, если это редкий экземпляр. Теперь вы понимаете, Род, почему нам желательно было бы удостоверить её личность! Серебристая, чёрно-бурая или крестовка стоила бы того, чтобы за ней гнаться. Но весьма возможно, что это всего-навсего красная, и тогда мы только даром потратили бы время.
Образование Рода продолжало пополняться. Он видел следы волков, которые можно было принять за следы больших собак. Потом лёгкие следы от оленьих копыт и очень широкие, с растопыренными когтями, следы бродячей рыси. Но ничто не произвело на него большего впечатления, чем огромные, величиной с его голову, дыры, оставленные в снегу лосем. Какое это, верно, было огромное животное! Он научился также отличать следы оленя от копыт маленького лося, хотя на первый взгляд они были очень схожи.
Пять-шесть раз в течение утра спутники останавливались, чтобы передохнуть. В полдень Ваби подсчитал, что они сделали около двадцати миль. Хотя Род начинал чувствовать усталость, он объявил, что способен пройти сегодня ещё с десяток миль. Они пообедали.
Дальше вид местности изменился, поверхность почвы стала неровной. Маленькая речка, по течению которой они продвигались, превратилась в поток, шумно несущийся между замёрзшими берегами. Снова появились наносные валуны и скалистые пласты, обрамлённые увесистыми холмами. Новая цепь скалистых крутых гор показалась на востоке. Стали более многочисленны также и маленькие озёра в своих замёрзших бухточках.
Но что в особенности радовало сердце наших охотников, так это изобилие следов, свидетельствовавшее о наличности дичи и пушных зверей. Здесь было достаточно мест, точно нарочно созданных для зимней стоянки. Но трудно было решить, на каком из них остановить свой выбор. Спутники замедлили шаги.
Наконец, взобравшись под предводительством Мукоки на последний, довольно высокий холм, который преграждал им путь, они остановились и не могли удержаться от радостного возгласа.
Место было идеальное, и его дикая красота поразила их своей неожиданностью. В глубине скалистой чащи, окружённой величественным амфитеатром из кедровых, сосновых и буковых лесов, спало маленькое очаровательное озеро: с одной стороны к нему примыкала небольшая плоская поверхность, которая летом, по всей вероятности, представляла собой луг.
Мукоки, ни слова не говоря, сбросил на землю тяжёлый тюк, которым был нагружен. Род сделал то же со своим, а Ваби выпрягся из ремней, с помощью которых тащил сани. Даже Волк, натянув верёвку, погрузил свои жадные глаза в котловину, как будто понимал, глядя на своих хозяев, что зимняя стоянка найдена.
Ваби первый прервал молчание.
– Как находишь ты это место, Мукоки? – спросил он.
Мукоки закудахтал с нескрываемой и безграничной радостью:
– Очень красивое и хорошее! Мы иметь тут чудесную зиму! Много дров для огня! Никого кругом!
Оставив багаж и Волка, привязанного к саням, трое мужчин спустились к озеру.
Но едва успели они подойти к берегу, как Ваби остановился и вздрогнул. Указывая товарищам на лес, расположенный на противоположном берегу озера, он воскликнул:
– Смотрите!
Там, наполовину скрытая среди сосен, стояла хижина. Даже на расстоянии можно было догадаться, что она покинута людьми. Масса снега навалилась вокруг неё. Дым не поднимался из трубы. Никаких признаков, свидетельствовавших о жизни.
Обойдя озеро, охотники направились к хижине.
Осторожно приблизившись к ней, они убедились, что хижина была старая. Брёвна, из которых она была построена, начинали уже гнить. На крыше пустили корни кусты, семена которых занёс сюда ветер. Без сомнения, постройка насчитывала уже несколько лет. Дверь, сделанная из расколотых брёвен и обращённая в сторону озера, была наглухо закрыта. Так же закрыто было и единственное окно, обращённое в ту же сторону и заставленное снаружи ставнями, сделанными из молодых деревьев.