Так продолжалось ещё недели две, и Род с блаженством помышлял уже о своём домике, расположенном в нескольких сотнях миль отсюда, о матери, которая его ждала. Он мечтал также о Миннетаки, и днём и ночью, высчитывал, сколько времени ещё им осталось до возвращения в факторию.
Наступил между тем час, когда Род смог осуществить план, который он вынашивал в своей душе, – обследовать ложбину. Мукоки и Ваби не приняли участия в этой экспедиции, считая всё это предприятие химерой. Родерик решил действовать на свой страх и риск.
Стоял конец декабря. Был день дежурства Ваби, и Мукоки, как будто совсем забывший о существовании вунгов, отправился снимать капканы. Род, захватив продовольствие, вооружился ружьём Ваби и двойным запасом патронов, засунул за пояс топор и ко всему этому грузу прибавил ещё хорошее, тёплое одеяло.
Снарядившись таким образом, он двинулся в путь, а Ваби, стоя на пороге, смеялся ему вслед.
– Желаю вам удачи, Род! – крикнул он насмешливо, посылая ему рукой прощальный привет.
– Если не вернусь сегодня вечером, – ответил Родерик, – не портите себе кровь из-за меня! Если дело примет удачный оборот, разобью там свой лагерь, чтобы с утра вновь приняться за поиски.
Когда Род добрался до места, он, не теряя времени, перешёл на другую сторону холма, расположенного против ложбины. Он ещё раньше пришёл к заключению, что со стороны дороги, по которой он шёл, спуск невозможен. Следуя этими холмами, хотя ещё и неисследованными, он тем не менее не подвергался опасности сбиться с дороги. Ложбина всё время указывала ему путь.
К великому своему разочарованию, он вынужден был признать, что и южные стены этой бездны так же отвесны, как и северные: два часа подряд он тщетно искал какой-нибудь щели, куда бы мог пролезть и начать спуск.
Горный хребет стал покрываться лесом, почти на каждом шагу виднелись следы лесной дичи. Но Род не обращал на них внимания. Его интересовало другое обстоятельство: деревья всё ниже спускались к пропасти и в конце концов покрывали её. Юноша понял, что, привязав себя длинным ремнём от лыж к дереву, он сможет при помощи рук приступить к спуску.
На этот раз Род не обманулся в своих надеждах, и через пятнадцать томительных минут в полном изнеможении, но торжествуя победу, он оказался на дне ложбины.
Над ним с одной стороны высился лес, с другой – чёрные скалистые стены. У его ног резвился тот самый маленький поток, которому он в мечтах своих приписывал первостепенную важность. В одних местах поток был скован льдом, в других быстрота его течения сломала ледяной покров.
Родерик, продвигаясь вперёд, приближался к самой узкой части ложбины, к той, на которую он бросал сверху такие жадные взгляды. Там царил мрак, жуткий и безмолвный, как в могиле. Мальчику казалось, что души мертвецов стоят на пороге этого волшебного мира и стерегут его сокровища, но тем не менее глаза его весело блестели.
И он продолжал идти всё дальше и дальше. Коридор, которым он шёл, становился всё уже. Высокие стены сдвигались над его головой, и темнота становилась всё гуще. Никаких звуков, только монотонный шум потока, обдававшего пеной скалистые стены. Ни шёпота деревьев или кустарников, ни пения птиц, ни чмоканья белок. Всё спало здесь мёртвым сном. Только временами Род слышал, как проносился там, в вышине, порыв ветра, но дуновение его не долетало сюда, в бездну. Снег заглушал шум даже его собственных шагов. Лыжи он прицепил на спину.
Вдруг он вздрогнул. Град мелких камней посыпался к его ногам с таким шумом, что среди этой тишины казался грохотом падающей лавины, и внезапный порыв ветра ударил ему в лицо. Он остановился, повёл плечами. Но то была только большая сова, которую Род потревожил в её дыре.
Родерик продолжал свой путь по течению потока. На каждом шагу он останавливался, поднимал целыми пригоршнями камни и гальку, беря их из русла потока или с его берега. С сильно бьющимся сердцем он рассматривал их, когда позволял ему луч света, пробивавшийся сверху. Иногда ему казалось, что камень играет и другим светом, и тогда трепет охватывал его… Но Род ничего не находил. И тем не менее ничто не могло поколебать его веры. Наоборот, его уверенность росла и крепла. Золото таилось где-то здесь, непременно здесь!
Что-то неуловимое, неведомое, таинственное, носившееся в воздухе, влекло его за собой. Его поступь стала лёгкой, воздушной, как будто он опасался шумом шагов разбудить своего заклятого врага, и вдруг он увидел его перед собой: это было живое существо. Оно не слышало его шагов, и потому казалось непугливым зверем. Но это была только лисица. Не успело животное заметить его присутствия, как он прицелился и выстрелил.
Эхо повторило выстрел много раз, и он как гром пронёсся над бездной. Раскаты его грохотали в жутком мраке, отскакивали от одной стены, ударялись о другую и вновь повторялись, всё более и более затихая. Это было так страшно, что Род два раза вздрогнул и стоял, как прикованный к месту, пока не заглох вдали последний отзвук раскатов. Только тогда он подошёл к лисице, замертво упавшей на снег.
И вдруг глухая бездна огласилась его криком:
– Серебристая лисица!
В течение нескольких минут Род любовался своей добычей. Судя по тому, что рассказывали ему Ваби и Мукоки, шелковистый мех одного этого зверька стоил больше, чем все шкуры, собранные уже в их хижине.
Очарованный несомненным великолепием ущелья, Род забыл о беге времени. Теперь же он отмерял милю за милей. Только раз остановился, чтобы утолить жажду. И когда посмотрел на часы, с удивлением заметил, что было уже три часа дня.
Сейчас нельзя было и помышлять о возвращении домой. Через час спустится ночь и соединит свою темноту с мраком ложбины. На ближайшем удобном месте Род сделал привал, сбросил на землю мешок и расположился под защитой нависшего над ним утёса.
Глава XIIIСон Родерика
А пока наш юный авантюрист подкреплял свои силы, расположившись под небом, усеянным звёздами, узенькая полоска которого едва виднелась над тесной ложбиной, безмолвный холод всё крепче и крепче окутывал его.
Шорох дикого ночного бродяги, скользившего по краю пропасти, дрожью отозвался на его нервах. Не потому, что Родерику было страшно. Он гнал от себя страх. Но в этих местах, где не ступала до него человеческая нога, – разве только полвека тому назад, – не у него одного содрогнулось бы сердце.
Чтобы прогнать от себя все мрачные мысли, он стал смеяться нарочно громко. Но эхо точно зло издевалось над ним, отбрасывая смех обратно, и он дробью рассыпался, ударяясь о скалы. Это был не смех, а какой-то жуткий призрак смеха, и Род перестал смеяться и ближе подсел к огню.
Юноша не питал преувеличенной веры в сверхъестественные силы. Но разве здесь не казалось всё необычайным? Несмотря на усталость, он не мог заснуть. Он тщетно старался отогнать от себя видение двух скелетов, тех самых, что нашёл в старой лачуге. Он думал, что эти скелеты ещё в то время, когда они были живыми людьми, за много лет до его рождения, вот так же, как и он, топтали дно этой ложбины, пили из этого же потока, взбирались на эти же скалы, быть может, на этом же самом месте устроили привал. Подобно ему, они прислушивались к жуткой тишине, грелись у колыхающегося пламени своего костра, тени которого играли на этих же самых стенах. И то, чего он ещё не нашёл, они нашли: золото!
Тоска, душившая Рода, стала до такой степени мучительной, что если бы по мановению волшебной палочки можно было перенестись здоровым и невредимым обратно к своим спутникам, у него не хватило бы мужества сказать сейчас: нет, я остаюсь.
Он продолжал прислушиваться, и вдруг далеко позади себя услышал крик, жалобный, как призыв о помощи:
– Алло… алло… алло!
Точно перекликались человеческие голоса. Но Род знал, что так кричит, пробуждаясь от сна, «филин-человек», как его назвал Ваби. Эхо посылало ему этот призыв, повторяя и множа его, точно хор призрачных голосов шептал ему на ухо, прорезая ночную тьму:
– Алло… алло… алло!
Родерик в смущении взялся за ружьё, положил его на колени. Лучшего подкрепления и не надо было. Он гладил ружьё рукой, ему страшно хотелось побеседовать с его стальным стволом. Только те, кто углубляется в чащу тайги, могут понять, что значит там доброе ружьё для человека. Это верный друг во всякое время дня и ночи, всегда послушный тому, кто им владеет, доставляющий ему пищу и посылающий смерть его врагам. Это верный сторожевой пёс, который никогда не предаст. Это лучший охранник спящего. Таким было ружьё и для Рода. Он ласкал его своей рукавицей, как друга, от дула до приклада, и хотя решил провести всю ночь без сна, но под конец всё-таки заснул, прижимая его к своей груди.
Для сна он устроился очень плохо: он не то сидел, не то лежал, скорчившись, ноги были протянуты к огню, голова свешивалась на грудь и давила на желудок. Сон Рода был чрезвычайно тревожен, его страхи воплощались в сновидениях. Временами он говорил во сне, и тогда с его уст срывались непонятные речи. Он то вскакивал, точно просыпаясь, то вновь успокаивался, но всё время судорожно сжимал ружьё.
Его видения, казалось, принимали всё более и более определённые формы. Он видел себя идущим обратно по проложенным следам и возвращающимся в старую лачугу. Он был один. Окно было широко раскрыто, но дверь была наглухо забита, как в тот день, когда оба его товарища и он сам впервые открыли её.
Он приближался к ней осторожно. Когда подходил к окошку, услышал шум внутри лачуги… странный шум, как будто лязг костей.
Шаг за шагом он продвигался ближе и вот заглянул. Ужасное зрелище, которое представилось ему, приковало его к месту! Два громадных скелета бились в смертельной схватке. Он слышал лязг ударявшихся друг о друга костей: клик, клик, клик. Видел, как между костями их пальцев сверкали лезвия ножей, и понял, что они бились за обладание предметом, который лежал на столе. Они уже почти доставали его, то один, то другой, попеременно, и всё-таки ни один ни другой не мог овладеть им. Лязг костей становился всё сильней, бой ожесточённее. Ножи поднимались и опускались, не зная отдыха. И вдруг наступил момент, когда один из скелетов откинулся назад и тяжело рухнул на землю.