— Ага, — довольно сказал Дарк. — Сюда давай. Эй, девчонки, вы где?
Хельга и Ленка вышли из темноты к столу, из угла выбрался Мега, и Дарк, пользуясь привилегиями хозяина квартиры, принялся рассаживать гостей. Когда суета улеглась и все получили по бокалу вина и бутерброду, он встал и вытянул руку к красным огонькам.
— Приветствую всех вас в моей скромной обители, — торжественно произнес он. — Сегодня, как и прежде, мы собрались здесь тайно, чтобы вкусить того блаженства, о котором грезили долгими днями.
— Аминь, — буркнул Анхол, пытаясь сковырнуть ломоть сырого мяса с бутерброда.
Дарк бросил на него грозный взгляд, но не остановился и продолжил речь, призывая в свидетели таинства луну.
Блади языком пощупал левый верхний клык. После посещения врача, страшно удивившегося тому, что зуб заточен наподобие кинжала, клык стал болеть еще больше. А еще — он шатался. И это беспокоило Блади больше, чем все речи Дарка, вместе взятые. Хельга, прижимавшаяся к его бедру ногой, беспокойно пошевелилась. Блади обнял ее за плечи и притянул к себе, надеясь, что стакан вина, положенный на пару рюмок ликера, сыграет роль успокоительного.
— Так начнем же наше пиршество, — провозгласил Дарк, вскинув бокал с вином к потолку.
Темная влага плеснула через край. Рубиновая капля скользнула по хрусталю, сверкнула в полете алой звездочкой и расплескалась по столешнице темной кляксой.
Красные огни под потолком разом погасли, музыка умолкла, монитор потух, и комната погрузилась во тьму. Над ухом Блади тихонько взвизгнули, и он почувствовал, как на грудь плеснулось что-то мокрое.
Блади шумно вздохнул — в химчистке уже отказывались принимать его рубашки, залитые красным вином.
— Блади, — раздался из темноты зловещий шепот Дарка, прозвучавший в тишине словно гром.
— Что?
— Ты конченый мудак.
В темноте что-то шумно вздохнуло, и Ленка завизжала в полный голос, захлебываясь криком боли.
* * *
Вампир оскалился, и длинные клыки сверкнули в лунном свете, как два драгоценных камня. Скулы поползли в стороны, открывая невозможно широкий рот, из темной глотки вырвался угрожающий вой, и глаза упыря полыхнули красным.
Кобылин аккуратно нажал указательным пальцем на пробел, и картинка на экране ноутбука замерла. Алексей сдвинул на угол стола ворох принтерных распечаток, выудил из-под них ручку и задумался. Прикусив пластиковый колпачок, он обозрел беспорядок на письменном столе и нерешительно поднял один из листов. Под ним таился блокнот в кожаном переплете. Обретя желаемое, Алекс задумчиво пролистал страницы, испещренные аккуратным почерком, и открыл чистую. Положил блокнот перед собой на освободившийся угол стола, посмотрел на застывшее изображение вампира и снова задумался.
Фильм оказался на редкость тупым. Никакой полезной информации получить не удалось. Все тот же примитивный набор: солнечный свет, серебро, крест. Все это Алексей уже знал — средства борьбы с упырями не отличались большим разнообразием. Для порядка он записал в блокнот название фильма и поставил галочку — просмотрено. Потом отпихнул блокнот под распечатки и откинулся на спинку дивана. Выудил из-под седалища книжку «Компьютер для чайников», задумчиво посмотрел на желтую обложку и аккуратно положил книгу рядом с ноутбуком.
Работа зашла в тупик. Сначала Кобылину показалось, что это будет интересным и полезным занятием — собирать информацию о нечисти и средствах ее уничтожения. После той страшной ночи, проведенной в подвалах, набитых оборотнями, Алексей всерьез озаботился этой проблемой. Все, что раньше казалось ему глупой сказкой, неожиданно обернулось кровавой реальностью. Жизнь Алексея изменилась раз и навсегда, так бесповоротно, что теперь, вспоминая прошлые дни, он диву давался — неужели он действительно когда-то пил целыми днями и безбоязненно гулял ночами по темным улицам? Сейчас те дни казались ему далеким прошлым, подернутым туманной дымкой забвения — словно детские воспоминания. В новой жизни им не было места. Когда кровавая ночь кончилась, пришел новый рассвет. Началась новая жизнь, яркая, цветная, где каждый миг навсегда отпечатывался в памяти, потому что мог оказаться последним.
О страшной ночи Алекс до сих пор вспоминал с содроганием и первое время даже просыпался по ночам от собственного крика. Когтистые лапы, исковерканные трупы, плавающие в собственной крови, желтые глаза, глядящие из темноты — во снах все это сливалось в единый кошмар. Но все — прошло. Долгая ночь прошлой жизни кончилась, да так неожиданно, что Алексей не сразу это осознал.
Тогда, ночью, когда он брел вдоль дороги, липкий от чужой крови и холодеющий от ужаса, ему казалось — жизнь кончена. Чудилось, что он — робот со сбившейся программой, бредущий без цели в черную пустоту. В одной руке он сжимал металлический кейс, а другой придерживал дробовик, сунутый за ремень джинсов. Сколько времени он так шел, Алекс не помнил и сам. Очнулся, только когда рядом взвизгнули тормоза. Он обернулся, жалея, что нет сил вытащить дробовик, и вздохнул. Рядом остановилась белая «шестерка». Окно со стороны пассажира опустилось, из него вынырнула чья-то рука и требовательно поманила пальцем. Кобылин с трудом поднял кейс, сунул его в окно и сверкающий чемоданчик, заляпанный кровью, исчез в темном салоне «Жигулей». Алексей опустил голову и покорно ждал выстрела. Он был уверен, что сейчас из темного окна снова появится рука — уже сжимающая пистолет с длинным глушителем. Когда рука появилась вновь, он даже удивился — она снова что-то требовала от него. Кобылин пошарил по карманам. Вытащив бумажники Фродо и Сэма, Алекс протянул их к окну. Спохватившись, вытащил из кармана два черных телефона, приложил их к бумажникам и сунул все это в распахнутое окно. И снова застыл в ожидании сухого кашля пистолета. Не было сил бояться. Не было сил сопротивляться. Алексей хотел лишь одного — чтобы все это кончилось. Кровь, оборотни, выстрелы… Кончилось раз и навсегда.
Когда из окна вновь появилась рука, сжимающая что-то черное, он даже вздохнул с облегчением. Но длинные белые пальца разжались, и к ногам Кобылина, прямо в придорожную грязь, что-то упало. Граната, подумал он и на долю секунды почувствовал гордость.
Белая «шестерка» резко стартовала с места, обдав Алекса на прощанье сизым выхлопом. Кобылин посмотрел ей вслед. Когда красные огни скрылись в темноте, он поднял руку, почесал кончик носа и все-таки нагнулся.
С земли он поднял черный телефон и тощий кожаный бумажник. Раскрыв телефон-раскладушку, Алекс нажал первую попавшуюся кнопку. Загорелся экран. Телефон работал, но в книге не было ни одного номера. Тогда Кобылин непослушными пальцами раскрыл бумажник. В нем нашлась пластиковая карточка, очень похожая на банковскую кредитку. Она была чисто белой, и лишь в центре красовались два черных овала, похожие на нули. С другой стороны была электронная полоса. И все. Сложив бумажник, Кобылин сунул его в правый карман, телефон в левый. Поправив дробовик за поясом, он побрел дальше — туда, где светились огни ближайших домов. Ничего не кончилось. Новые кошмары только начинались. Кобылин знал — однажды они обретут плоть. Тогда, когда зазвонит черный телефон.
Возвращение домой походило на пробуждение после долгого сна. Добравшись до своей родной квартиры, Алекс долго ходил по комнате, касаясь знакомых с детства стен. Теперь они казались ему чужими. Мелкие детали, настолько привычные, что уже незаметные глазу, вдруг проступили так ярко, словно кто-то нарочно их подсветил. Ободранные обои. Грязный, закопченный потолок. Светлые пятна от проданной мебели на загаженном ковре. Обшарпанный линолеум в прихожей, полуразвалившийся шкаф из ДСП, кухонный стол, изрезанный ножом, старая плита с единственной работающей конфоркой… Кобылин не верил своим глазам. Ему не хотелось думать о том, что сегодня он мог умереть и оставить после себя это — бесполезную жизнь, скомканную и грязную, словно использованная туалетная бумага.
Содрогаясь от боли в растянутой спине, он разделся и залез в ванну. Долго отмывал кровь под холодным душем. Потом вытерся насухо, натянул единственную чистую майку и начал уборку. Уснул он утром, на кухонной табуретке, у раковины. В обнимку с недомытым чайником. А когда проснулся, у него началась новая жизнь.
Работу он не бросил. Исправно ходил в магазин, разгружал машины и улыбался в ответ на похвалы Карена, что не мог нарадоваться новому грузчику. Вскоре Алексей исправно принимал товар, помогал продавщицам расставить его по полкам, а иногда и подменял их у касс. Дома же он нещадно уничтожал следы прошлой жизни. Все деньги, что зарабатывал в магазине, тратил на ремонт. Их всегда не хватало, и дело продвигалось медленно. И только тогда он решился проверить ту карточку, что нашел в бумажнике. Ужасаясь собственной храбрости, Кобылин зашел в соседнее с магазином отделение Сбербанка и вступил в неравную схватку с банкоматом. Какой пароль у карточки, он догадался сразу — все нули. Это сработало, и, помаявшись минут пять у злобно стрекочущего аппарата, Алексей получил выписку о состоянии счета. Еще пару минут он прикидывал, что нынче можно купить на пять тысяч — законную, по его мнению, плату за ночную операцию. А потом понял, что это не рубли.
Ремонт сдвинулся с мертвой точки. Карен, прознавший о ремонте, прислал двух улыбчивых знакомых с длинными носами. Те, бодро матерясь с кавказским акцентом, за небольшие деньги быстренько отдраили квартиру Кобылина до состояния новостройки. Все старье на помойку Алекс вынес сам. Через неделю он наслаждался новой мебелью, хоть и недорогой, но выбранной им самим на ближайшем рынке. Однокомнатная квартирка, не видевшая ремонта два десятка лет, засверкала чистотой. Душа Алекса пела. И все же вечерами ему было не по себе — он все ждал, что однажды зазвонит черный телефон. Иногда это приводило Кобылина в ужас, а иногда он ждал звонка так страстно, словно позвонить должна была любимая женщина. Твердо он знал одно — когда-нибудь это случится. «Зарядка», подобранная на рынке методом тыка, не давала телефону умереть от истощения, и черный аппарат исправно светил потусторонними синими огоньками.