Последние шаги были самыми сложными. Здесь оправившиеся от сна Гончие толпились особенно плотно, пытаясь добраться до чудом все еще державшегося на ногах коротышки. Тот, стоя в самом начале коридора, с остервенением отмахивался топором. Одновременно атаковать его могло не более трех тварей.
Дарт сорвал последнюю склянку. Если не использовать ее сейчас, другого времени может уже не быть.
Раздавив ее в руке, метнул огненно-желтое содержимое себе за спину. Пещера расцветилась всеми оттенками желтого, вспыхнула потусторонним сиянием, а затем замерла. Не полностью, лишь та часть, которую накрыл желтый шквал. Он заморозил все, заморозил само время.
Дарт прорвался сквозь ряд Гончих, разметал их в стороны, точно щенков. Экономить силы больше нельзя. Теперь либо он, либо они.
Коротышка дышал тяжело, его одежду, во многих местах разорванную, густо заливала кровь. Половина его лица была изрезана, кожа и мясо свисали клочьями, глаз отсутствовал. А за ним лежало нетронутое тело Брукса.
Пинком отбросив очередную Гончую, Дарт схватил коротышку за шиворот и заорал ему прямо в лицо:
– Уходи! У тебя последний шанс.
Не дожидаясь ответа, Дарт с силой оттолкнул коротышку, и тот, перелетев через тело напарника, грохнулся наземь.
Дарт видел, как начало тускнеть желтое сияние. Еще бы немного задержать тварей, хоть на несколько секунд. Гончих, способных атаковать, не так уж и много, но они вконец обезумели от жажды крови и бросались на противостоящего им человека непрерывно, иногда мешая друг другу, но не давая тому ни мгновения передышки.
И человек повернулся спиной, побежал. Они преследовали его, бросались на спину, пытались сбить с ног, оторвать руку. А он просто бежал.
Когда желтое свечение в пещере начало мерцать, некоторые Гончие, до того не способные двигаться, очнулись и тут же присоединились к своим собратьям. За ними в беспредельной беззвучной ярости рвались и другие, еще находящиеся под действием заморозки. Но за всеми ними уже раскрылось огненным цветком сердце гнезда, уже потекло пламя, уничтожая и выжигая все на своем пути. Превращая в пепел плоть и плавя землю. Гул и рокот заполнили подземелье, потянулись выше, к поверхности, ударили в спины беглецам. Невыносимый жар дохнул им в спины. Дарт догнал коротышку возле того самого крутого подъема, по которому недавно съехал на заднице. Оставался последний рывок, последнее усилие. Но они не сумели его сделать. Никто бы не сумел.
Коротышка просто встал – несмотря на свои раны, он так и не бросил Брукса и всю дорогу пер его на закорках. Но каждый колодец когда-то иссякнет. Иссяк и его колодец. Дарт попытался выволочь его наружу, но вязкая скользкая почва под ногами не позволила это сделать. А потом просто не осталось времени. Их накрыло огненным шквалом. Но прежде Охотник успел рухнуть на коротышку и прикрыть его собой.
«Последнее слово» не знает различий. Оно равно освобождает от бренной плоти живых и мертвых.
Очистительный огонь сбил с Дарта остатки «Благословения», вцепился в него пожирающей хваткой. Болью вспыхнуло само мироздание. Вокруг не осталось ни земли, ни Гончих, ни мельницы, ни давно вымершей деревни. Не осталось ничего. Одна лишь боль, выжигающая тело и разум.
Дарт кричал. Кричал, как безумный, обугливаясь, не в силах ничего предпринять.
А потом все закончилось.
Он все еще был жив. Все еще мог соображать. Медленно, сквозь туман боли. Но мог. На спину что-то невыносимо давило. Ничего не было видно. Раскаленный воздух почти не утолял жажды вздохнуть.
– Что это было? – послышался сдавленный голос коротышки.
– Ваша глупость! – зло бросил Дарт.
Не сговариваясь, они начали пробиваться к поверхности. Докатившаяся сюда волна пламени уже была не столь смертоносна, как внизу. И тем не менее от недавней влажности не осталось и следа. Они копали целую вечность. Сменяли друг друга, отдыхали и снова копали, в конце концов потеряв любое понятие о направлении.
Удивительно, но они все-таки выбрались в тот самый солнечный день, который оставили позади, вступая в гнездо Проклятых.
– Прости, – первое, что сказал коротышка, когда оба выползли на свет.
– Как тебя зовут? – спросил Дарт.
– Разум.
Парень не сумел сдержать усмешки. Уж чем-чем, а разумом Разум похвастаться не мог.
– Почему не послушали меня?
– Моя вина. Мальчишка вообразил себя Охотником. Ты бы знал, как он грезил об Ордене, каким серым вернулся. А тут Колин со своим новым зельем и вашими штуками. Бруксу крышу и сорвало.
– Он что, выпил ту же дрянь, что и я?
– Да. Не знаю, как он ее добыл. Наблюдал за тобой и надеялся, что и у него получится. Еще у брата какую-то склянку стащил. Самую красивую. Когда он за тобой рванул, я удержать пытался, да куда там – он молодой, быстрый. Я пока догнал – поздно стало поворачивать обратно.
Брукса они так и не вытащили. Подниматься с ним по заваленному проходу не было сил, а спускаться туда снова они не решились. И, как оказалось, правильно. Нора, которую выжившие оставили в земле, вскоре обвалилась.
Гнездо и все его обитатели были уничтожены. Следы странного ритуала тоже.
На ферму возвратились грязные и обгорелые, с трудом держась в седлах. По правде сказать, обратной дороги Дарт не помнил совершенно. Ехал в какой-то тупой прострации, стараясь не свалиться с лошади. Болело все, и болело сильно. Если бы не помощь Разума, он бы еще долго пытался пересказать случившееся на старой мельнице, но коротышка, сохранивший чуть больше сил, спас его, взяв роль рассказчика на себя.
Сквозь гомон голосов и множество рук Дарт помнил мелькавшее лицо Амелли. Бледная и плачущая, она пыталась отдавать какие-то распоряжения. Впрочем, парень не поручился бы, что все это ему не мерещится.
Несколько следующих дней он провалялся в бреду, лишь изредка приходя в сознание. Кровать под ним взмокла от крови и пота, а воздух небольшой комнаты провонял снадобьями. Каждый раз, когда Дарт открывал глаза, Амелия была рядом. И с каждым разом ее лицо становилось все более осунувшимся.
– Ну, как ты себя чувствуешь? – спросила она, когда Дарт очнулся в очередной раз. Боль почти исчезла, в теле ощущалась непривычная легкость и прохлада.
– Хорошо. Кажется, хорошо.
Дарт пошевелил руками и ногами.
– Отлично, значит, кризис миновал. Скоро поправишься. Только несколько шрамов останется. Ну и напугал ты меня!
– Буду перед девчонками хвастаться, – улыбнулся парень.
– Нужен ты им больно такой болван! – фыркнула Амелия. – Девочки умных любят. А ты полный дурак – не взял меня с собой, так еле ноги назад приволок.
– Исправлюсь. Обещаю.
– Так я и поверила.
– Сколько я был без сознания?
– Три дня.
Дарт нахмурился.
– Мы же все еще на ферме? Остальные тоже тут?
Амелия отвела взгляд, тяжело вздохнула.
– Да, тут. Но не все, – она запнулась. – Не знаю, сколько из них еще могут думать о чем-то, кроме мести. Они обезумели.
– Какой мести? Кому?
– Дарт, они нашли те повозки. Там были их дети и жены. И дети пропали.
Парень вспомнил останки на старой мельнице, вспомнил странное ощущение разрастающейся опасности. В голове вертелось лишь одно предположение. Там, у входа в гнездо, не было времени размышлять и анализировать. Но теперь… Предположение казалось диким и совершенно глупым, но что делать, если иного не было? Кто-то на Острове пытается манипулировать Проклятыми. Пока непонятно, насколько успешно, но цели он преследует явно не благие. Возможно, ферма старины Майлоса стала чем-то вроде полигона, куда неизвестные маги направляли Проклятых со старой мельницы. Нет. Чушь. Быть такого не может. Многие годы Охотники бились над средствами противодействия немертвым тварям. Пытались и отваживать их от заселенных участков Островов, и отпугивать, и манипулировать их действиями. Не вышло ровным счетом ничего. Уничтожь нечисть, или она убьет каждого на своем пути. А тут вдруг такое! Посреди горящего в восстании Острова, на котором ведется охота за Охотниками.
Дарт аж подскочил на кровати. Болезненно заныла спина.
– Ты что? – испугалась Амелия.
– Боюсь, мне придется связаться с Охотниками из Тан-Хилла. Или любыми другими. Неважно. Здесь творится нечто, чего еще не было.
– Тебя же ищут.
– Я помню. – Дарт с силой потер ладонями лицо. – Мы выезжаем в Ванд-Хал сегодня же. И так потеряли слишком много времени. В дороге я решу, что делать дальше.
Легко сказать, «решу». Выбор-то невелик. Или раскрыть себя, но поделиться с куда более опытными Охотниками новыми фактами относительно Проклятых. Или пустить все на самотек, сделать вид, что ничего не видел.
Проклятье!
Слишком глубоко в него вбили чувство ответственности! Дарт уже сейчас понимал, что не сможет пройти мимо увиденного на старой мельнице, не сможет утаить такую информацию.
– С тобой хотел поговорить господин Майлос. Если бы не твое состояние, он бы давно уехал. А так ждал, пока придешь в себя. Хотел поблагодарить и заплатить.
– У него тоже кто-то был там, в обозе?
– Жена и двое мальчишек. Не удивляйся, когда снова увидишь его. Он сильно изменился, теперь это дряхлый старик. – Девчонка потупилась. – Я с ума тут схожу. Среди их горя. Когда вижу их лица, их глаза.
– Их можно понять.
– Знаю, но быть здесь – пытка. – Она подняла на парня взгляд. – Я не плакала уже очень давно. Наверное, с самого детства. Улица быстро учит не показывать слабость. А тут… тут ревела каждую ночь. За все годы. А с похорон вообще ушла, не смогла смотреть на них всех.
– Мы уедем, – как мог мягко сказал Дарт. – Надеюсь, горе не сломит этих людей.
А еще он надеялся, что они не найдут тех, кто убил их родных. Пусть лучше уедут и постараются начать новую жизнь. Где-нибудь далеко, возможно, на другом Острове. Где ничто не станет напоминать о пережитом здесь горе. Поисками должны заниматься профессионалы.
А сам бы он смог уехать?
– Можно с нами поедет Колин? – неожиданно спросила Амелия.