– Пхе, дорогой. Стрелы? В спину? Не, нам тогда чего поизысканнее хотелось, да и маг с нами был настоящий. Завязли в тряпье том и клыки, и когти. Прилипли упыри к тряпкам, никакой силой не отдерёшь; да и сами тряпки к камню приросли словно. Дёрнулись упыри раз, дёрнулись два, завыли, заголосили – томно им стало да скушно. Ну, тут мы и вышли, красивые все такие, особенно Вениамин. Специально кровью перед упырьками по новой побрызгал, дескать, понюхайте напоследок.
Взвыли они тогда – любо-дорого вспомнить. – Мастер расплылся в ухмылке. – Ну, мы их закрепили… дополнительно. Чтоб друг на друга смотрели бы. И… э… гм… ну, в общем, на колы насадили, обоих. Вениамин ещё так учинил, чтобы колы эти, э-э-э, медленно вдвигались. Чтобы время у кровососов было понять, что с ними творится. Ох, и вопили же они! Чего только не обещали. Все богатства царей земных. Всех красоток, принцесс, королевен да княжон. Даре – всех принцев, каких только вообразить сумеет. И розовых единорогов ещё.
– Не бывает! – авторитетно заявил мало что не хохотавший ученик.
– Не бывает. Белые бывают, серебристые бывают, а розовых – нет, не бывает. Вот такая вот история, парень. Подождали мы, значит, подождали, пока совсем упырькам нашим хорошо не сделалось, здоровьичка им пожелали, не болеть, значит, да и пошли своей дорогой.
– Здорово получилось!
– Ага. Долго потом про это рассказывали да вспоминали. Жаль только, без мага такое провернуть – не получится, сколько ни старайся. Но ничего, приятель, и без Вениамина справимся.
– Мастер, а что с ними потом-то стало? С Дарой и магом Вениамином?
– Про Вениамина говорил тебе, на север он подался. Дара… – Мастер коротко взглянул вниз, на дымящуюся трубочку в опущенной руке. – Всё с ней хорошо кончилось, дружище. Немало мы с ней кровососов к ногтю взяли, славно погуляли, есть что вспомнить. А потом встретила она хорошего человека, из наших, из охотников, значит, полюбили они друг друга, свадьбу сыграли… и теперь, я слыхал, живут счастливо, детишек растят да в поле по старой памяти порой ходят, когда упыри начинают уж слишком близко к городу их шалить.
– А в каком городе-то они поселились, мастер? Вдруг случится там оказаться, зашёл бы, поклонился, уважение выказал…
Мастер кашлянул.
– Не упомню, прости, парень. Не в Предславле, это точно.
– Это точно, я бы знал, – подхватил ученик. – А как же так, не упомните?
– Да так вот и не упомню. Слухи всё больше доходили, сам-то я их не видел, ни Дару, ни мужа её. Кто их в Любжеве встречал, кто в Радоме, в Рудной державе, словом. А ещё слыхал, что подались они до Войтекова королевства. Думаю, парень, с места на место они перебирались, у упырей на них ого-го зуб какой, сам понимаешь. Ну, хорош языками чесать, чую я, близки уже гости наши…
И мастер решительным жестом затушил трубочку.
– Мастер?
– Чего тебе? В оба смотри, парень, отболтали на сегодня своё!
– Да я-то смотрю, мастер… только того в толк не возьму, зачем упырям, коль и вправду они нас нагонят, очертя голову на рожон лезть? Мы тут заперты. Деваться некуда. Еда рано иль поздно кончится…
– Э-э, парень. Не такова природа вампирская. Нет у них терпения, особенно коль голод одолевает. Нет для них большей радости, чем дичь загнанную по месту взять. Не станут в осаде сидеть. Вот увидишь.
Внизу грохнуло. Грохнуло хорошо, тяжко, по-настоящему, так, что стоявшая от века скала вздрогнула до самого основания.
Мастер вскочил.
– Явились, голубчики. И, похоже, без чародейки. Ну, давай, паря, вспоминай всё, чему я тебя учил!
Вход в округлую пещеру из поднимавшегося снизу тоннеля ничто не перекрывало – на первый взгляд.
Мастер и ученик залегли, в руках – снаряжённые всем, чем положено, арбалеты.
Если бы кто-то оказался сейчас у подножия одинокой скалы, то увидал бы, как в тёмный зев пещеры одна за другой скользнули две тени. Третья, двигавшаяся далеко не столь ловко, гладко и грациозно, заметно хромавшая, припадавшая на левую сторону, чуть задержалась.
Первая из теней, чёрной молнией ринувшаяся в глубь пещеры, взмахнула вдруг руками, рухнула, отброшенная, закрывая лицо бледными ладонями. Прямо навстречу ей вспух клуб взрыва, слепяще-яростное пламя. Фигуру сшибло с ног, проволокло по земле, пока она не замерла в ближайших зарослях.
Вторая оказалась хитрее; человеческое тело съёжилось, развернулись перепончатые крылья, крупная летучая мышь устремилась вперёд по тоннелю; и вновь лишь для того, чтобы задеть тонкую невидимую нить.
Сорвались предохранители, распрямились пружины, самострелы выплюнули короткие стальные дроты, покрытые серебром. Оголовки вонзились в поросшую шерстью плоть, раскрылись шипы и крючки, лопнули скляницы с кислотой, проедая до дыр перепонки вампирьих крыл; летучая мышь, тонко вереща, рухнула на камни, судорожно забилась, пытаясь перевернуться.
Третья фигура, та самая, хромавшая и скособоченная, яростно зашипела.
Самый первый из упырей кое-как поднялся, глухо рыча, побрёл обратно к пещере. Вся грудь в тёмной крови, блестят, словно смазанные чем-то, иссиня-чёрные волосы. Бледное молодое лицо его, наверное, сочли бы весьма мужественным и привлекательным немало дев, но сейчас его искажала дикая гримаса ненависти.
Вампиру протянула руку прихрамывавшая девушка. Ещё совсем недавно её можно было б назвать хорошенькой, даже красивой. Совсем недавно, но не сейчас – кислота с истолчённым в пыль серебром сожгла половину лица и лоб, обратив их в мешанину жил и связок, в багрово-чёрную жуткую маску. Кое-где на скуле проступала кость. Некогда щегольскую обтягивающую курточку и брючки покрывали болотные грязь и жижа; но страшнее всего выглядели сейчас глаза. Брови, веки, ресницы – всё исчезло, в кроваво-алом провале трудно ворочались глазные яблоки, куда меньше, чем им полагается быть.
Однако они оставались живыми и притом пронзительной, небывалой небесной голубизны, какую никогда не встретишь у простых смертных.
Третьим был вампир, обернувшийся поначалу летучей мышью, кому пришлось биться в корчах с простреленными во множестве мест крыльями и грудью. Обожжённая кислотой девушка безо всяких церемоний вытащила его волоком, схватив за локтевой изгиб. Он ещё потрепыхался, теперь уже на земле, и перекинулся обратно, явив миру чеканный профиль с идеально прямым носом и пепельно-серые волосы до плеч. Тяжело дыша, он отплёвывался сгустками тёмной, почти чёрной, крови.
– Понассссставили… – прошипел черноволосый вампир. Болезненно дёрнулся, шевельнул плечом – на подставленные ладони упал некрупный, с ноготь, острый осколок. Брюнет зарычал, выронил его, затряс ладонью.
– Жжётся!..
– Скажи спасибо, что только жжётся, они у них все в серебре, – сквозь зубы процедила девушка со спалённым лицом. Губы частью отсутствовали, и речь выходила невнятная, шипящая. – Когда будешь готов, Грегор?
– Пять минут. – Мышцы вампира неприятно вздувались и опадали, шевелились, словно там, под пробитой во многих местах курткой ползали, извиваясь, целые полчища змей. – Да, посеребрили осколочки-то, твари… Пять минут, и буду в порядке, Морриган.
Вампирша кивнула.
– Ты, Петер?
Перекинувшийся из летучей мыши светловолосый Петер ответил не сразу. Долго шипел, отплёвывался, бормоча неразборчивые ругательства.
– Сейчас. Крепко… попало. Не сразу… регенерируешь.
Морриган понимающе осклабилась.
– И не говори. Мне вообще кислоты в рожу достался полный заряд. Но всё равно, любы други, идти надо. Иначе госпожа Вилья будет очень, очень недовольна.
Оба вампира, и Грегор, и Петер, разом подобрались.
– Палку только возьму, – проскрипел наконец первый. – Они там нитей к своим ловушкам понатягивали… совсем нас за дураков держат.
– Подлиннее возьми, – мрачно посоветовал Петер.
– Эй, вы, оба! Испугались, что ли? Это ж людишки простые, куда им против нас!..
– Это не просто «людишки», Мор, – Грегор одним движением выломал себе здоровенный дрын, – это охотники. И притом из лучших.
– Тоже мне, охотники! – фыркнула девушка. – Всё равно. Они жалкие и ничтожные людишки, мясо, скот!
– То-то тебе этот скот всю красоту попортил, – зло оскалился темноволосый вампир.
– Не твоё дело! Регенерирую… – последнее, впрочем, сказано было не слишком уверенно.
– Вот именно, – неожиданно поддержал её Петер. – Не твоё дело, приятель. И помни, что госпожа Вилья сотворит с тобой такое – если пожелает, – что все ухищрения охотничков этих лёгкой щекоткой покажутся.
Морриган зябко передёрнула плечами.
– Что, уже довелось у госпожи на правёже побывать? – заметил её движение напористый Грегор. – Это да, это у неё быстро.
– Хватит болтать! – взвилась Морриган. – Готовы? Пошли! Иначе госпожа Вилья нас всех троих, гм, на правёж поставит.
Петер и Грегор принялись орудовать дрыном, шуруя в устье пещеры, словно гномы-сталевары в топке.
– Ну что?
– Намоталось вроде б что-то, – сосредоточенно отозвался Грегор.
– Что-то мы точно сняли, – согласился и его напарник.
– Тогда идём.
Троица вампиров одолела первый поворот. Петер заметил прикреплённый к стене лакированный ящичек, со злобой взмахнул враз отросшими когтями. Острия врезались ящичку в бок, дерево хрустнуло, и полумрак пещеры вдруг озарило слепящим белым пламенем. Все трое упырей ничком бросились наземь, правда, Петер не столько лежал, сколько катался, воя от боли, вцепившись здоровой рукой в правое запястье – увенчанная внушительными когтями кисть стремительно чернела, словно сгорая на глазах незримым пламенем.
– Идиот! – взвыла Морриган, прижимая сотоварища к камням. – Грегор, держи его! Он себе всё переломает!
– Что это? – голос Петера дрожал. – Серебро? Нет?
– Нет, не серебро, – сказал вдруг красивый и сильный голос с порога пещеры. Женский голос. Он звучал совершенно чарующе.
– Г-госпожа Вилья!.. П-простите н-нас…
Забыв о воющем и вопящем Петере, Морриган бросилась на колени перед новоприбывшей.