Существо бросилось ей на спину одним стремительным движением, словно бы вовсе не отталкиваясь от пола. Двигалось оно так же быстро, как и сами вампиры, если не быстрее. Ещё в полёте оно начало преображаться, лапы исчезали, вместо них выдвигались настоящие клинки чёрной кости, не уступавшие сабельным.
Мастер видел, как глаза Вильи успели расшириться – за миг до того, как все четыре клинка пропороли ей плоть, пробив бока и плечи. Вампирша опрокинулась, существо оказалась сверху и, казалось, обтекло, вбирая в себя упырицу, словно морская звезда добычу.
Вилья закричала, отчаянно, с надрывом, рванулась, оставляя клочья одежды и собственной кожи. Вокруг неё на миг вспыхнуло алое пламя, всклубилось, заставив существо чуть-чуть ослабить хватку.
Чуть-чуть, но Венкевильяне и этого хватило.
Она кинулась прямо вперёд, вверх по тоннелю, в круглую пещеру. Существо – следом.
Вилья выбросила вперёд ободранную чуть ли не до кости руку, от плеча до запястья превратившуюся в кровавое месиво, – на месте вампирши тотчас возникла летучая мышь, сейчас вся израненная.
Правда, была она куда меньше той, в которую обернулся Петер, и ей удалось, оставляя на камнях кровь пополам с обрывками шкуры, протиснуться в бойницу.
Захлопали крылья.
Мастер только и мог, что, разинув рот, глядеть на происходящее.
Небывалый зверь, глухо ворча, отряхнулся, совершенно, как пёс после купания. Сделал шаг, навис над темноволосым неподвижным вампиром, втянул носом воздух. Толкнул лапой – голова Грегора мотнулась из стороны в сторону. Зверь что-то угрюмо рыкнул, размахнулся лапой – отвратительный мокрый хруст, шея вампира лопнула, чёрные гладкие волосы навсегда застыли в луже крови. Невидящие глаза уставились в потолок пещеры.
Зверь шагнул к Петеру. Упырь был ещё жив, хотя почти не шевелился. Процедура повторилась – принюхивание, короткий взмах массивной лапы, и голова, сбитая с плеч, словно тыква с кола, катится под уклон.
Петер был без сознания, он умер мгновенно, не понимая даже, что происходит. Но Морриган – другое дело.
Она замерла, глядя на небывалого зверя широко раскрытым уцелевшим глазом. Кровь по-прежнему сочилась из раны внизу живота, но уже не хлестала потоком, и мастер только и мог, что лишний раз подивиться живучести проклятого племени.
Зверь рыкнул, шумно втянул воздух ноздрями. Нагнул голову, глядя прямо в лицо вампирше. Он не торопился. За ним осталось два обезглавленных трупа, и даже вся вампирья регенерация не могла тут помочь.
Морриган отползала. Ноги не держали её, левый глаз размолол в кашу кулак мастера, шея была пробита насквозь стальным дротом, покрытым серебром; она уже не могла сражаться, руки её тряслись.
– Не… надо… – услыхал вдруг мастер. Голос упырицы дрогнул, теперь его полнил ужас. Она неотрывно глядела прямо в глаза надвигающегося зверя, как заворожённая. – Не… надо… по… пощади…
Зверь глухо фыркнул, глаза засветились золотым.
– О… хотник… останови… это… умоляю…
Мастер и хотел что-то ответить, но не смог, слова застряли в горле.
– Это… это… прошу… я… всё, что хочешь… буду… твоей…
Старший охотник по-прежнему не мог вымолвить ни звука. А если бы и смог – слова получились бы совсем не те, что ему бы хотелось.
– Урк? – Зверь глядел на мастера вопросительно, словно и впрямь ожидая команды.
– Пощади-и-и… – сипела вампирша. И, глядя на ту жуть, что осталась от её лица, мастера почему-то совершенно не тянуло бросить ей что-то вроде: мол, ишь, как запела? Вспомни всех, кого убила, кого сожрала, чьи кости сгрызла!
Нет, не получалось. Мастер вдруг понял, что видит не кровожадную упырицу, ненасытную тварь, убийцу и мучительницу, которую почти невозможно сразить, – но молодую совсем девушку, талантливую начинающую магичку, красивую и весёлую.
У неё где-то осталась семья. Её кто-то оплакивает; а кто-то и вовсе продолжает не верить в её смерть и всё глядит на дорогу, всё ждёт её возвращения…
«Джейк, – позвал он. – Джейк, что это? Что мне делать?»
Ответа не было, давно мёртвый друг молчал.
– Урк, – решительно сказал зверь. А может, не сказал вовсе, а просто уркнул, ничего особенного в виду не имея.
Ноги не слушались Морриган, и она оттолкнулась от пола руками.
Они столкнулась в воздухе, распластавшийся в прыжке зверь и упырица, собравшая для своего броска и в самом деле последние силы.
Морриган ударила когтями, каждый из которых окутало сейчас настоящее пламя. Она всё-таки была магом, латентным, неразвитым и оттого ещё более опасным.
Когти пробили чешую зверя со странным хрустящим звуком, словно ломалась хорошо обожжённая глина.
Однако создание даже не дрогнуло. Его голова обернулась круглым ядром, на манер того, что выпускают катапульты; ядро грянуло прямо в лицо Морриган, вернее, в его остатки.
Когти вампирши сломались. Тело её отшвырнуло к самому входу в пещеру; казалось, удар перемолол всё, ещё уцелевшее после кислоты.
И всё равно Морриган жила. У неё хватило сил завыть, высоко, режуще, рвуще, пока зверь медленно надвигался на неё, словно давая до конца ощутить весь ужас ей предстоящего.
Ему, как ни странно, тоже досталось. Чешуя дымилась там, куда угодили вампирьи когти. Мастеру даже показалось, что несколько тёмных кусочков отвалились с неживым каменным стуком.
Однако он шёл, как шёл. Наступил лапой на дёрнувшуюся было руку упырицы, пальцы которой превратились в месиво – когти частью сломаны, частью вырваны. И, какая бы магия ни стояла за ними, сейчас там остались только жуткого вида раны.
Морриган всхлипнула. Жалко, беспомощно.
И заплакала.
Слезы не потекли – неоткуда им было взяться. Она завалилась набок, закрывая остатки лица свободной рукой. Она сдалась. Она проиграла. Жизнь кончилась.
– Постой, – вырвалось у мастера.
Он не поверил сам себе.
Как так? Постой? Это сказал он?
– Урк, – равнодушно ответствовал зверь.
И ударил. Спокойно, точно, отмеренно, словно машина.
Хряск. Всхрип.
Морриган уткнулась изуродованным лицом в камень. Зверь помедлил секунду, вновь принюхался – и чётко, словно опытный палач, снёс голову уже мёртвой вампирше.
Развернулся и неспешно потрусил прочь, мигом скрывшись из глаз.
Три обезглавленных вампира.
Бесчувственный мальчишка с зияющей раной на шее.
И он, мастер, «лунь седой». Получивший своё. Проигравший. И спасённый чудом, что заставляло поверить в… ну, наверное, во все пантеоны богов разом.
Дёргало раненую щёку, он провёл пальцами – мокро. Поднёс к носу – гнилостный запах гноя. Заражение? Так быстро, несмотря на все эликсиры?
Когда ранен и, возможно, тяжело, помоги сперва себе и только после этого – бесчувственному товарищу. Если ты останешься жив, то имеешь шанс спасти и его. Если умрёшь – ему не поможет уже никто.
Суровый кодекс охотников.
Мастер кое-как вскрыл клапан на поясной сумке, нащупал горлышки скляниц. Да, куда деваться без алхимии, без мэтра Бонавентуры…
Два пузырька один за другим опрокинул в рот, два других опорожнил прямо на открытую рану. Кривясь и морщась, наложил повязку. Он торопился, очень торопился – но всё равно, если он отдаст концы, если от вампирьих когтей и того, что на них, разовьётся скоротечное заражение крови – что будет с пареньком?
По телу разливался жар, сознание мутилось. Эликсиры мэтра Бонавентуры действовали, и, как всегда, вводили пациента в такое состояние, что, казалось, легче немедленно умереть.
Щёку жгло нестерпимо, жгло и дёргало, боль разливалась от неё, захватывая голову, шею и плечи. Сейчас, однако, мастер радовался этой боли. Она означала, что тело его сражается, что жуткие компоненты, включённые мэтром в эти смеси, нашли цель и взялись за работу.
– Ничего… – прошептал он сам себе. – Мы ещё повоюем – правда ведь, Джейк?
«Конечно, правда», – ответил вернувшийся друг. А может, это шутило шутки оглушённое сильнодействующими снадобьями сознание.
Так или иначе, мастер теперь знал, что не свалится замертво.
Твоя очередь, мальчик.
Рана – как и всё, достающееся от вампиров, – выглядела препаршиво. Укус упыря – сложнейший биохимический процесс, «diam complexus processus», как важно уверял его мэтр Бонавентура. Вампир не просто высасывает кровь. Едва прокусив кожу, он вбирает в себя немного крови жертвы и отрыгивает её обратно в рану, опорожнив туда же надчелюстные железы. «Слюна», если только можно её так назвать, блокирует систему свёртываемости, расширяет сосуды, существенно убыстряет сердцебиение – жертва, грубо говоря, выкачивает кровь сама из себя. И это только начало.
Мастер распотрошил все оставшиеся сумки, вскрыл все заначки, всё, что припасалось «на чёрный день». Иные снадобья он втирал в позеленевшие, вздувшие края раны на шее ученика, иные – вводил посредством настоящего «clyster ad iniectio», стеклянного цилиндрика с внутренним поршнем и надевающейся тонкой иголкой. Иголка втыкалась в кожу; хранилось всё это у мастера в плотно закрытой металлической коробочке, где лежали влажные тампоны с резким, неприятным запахом. По словам мэтра, это должно было предотвратить «заражение».
Сейчас, впрочем, все эти премудрости большого значения не имели. Мастер сам не знал, почему он со всем отчаянием спасает паренька, бессмысленно тратя дорогие эликсиры и снадобья, хотя всё, что он должен, – это быстро и безболезненно добить раненого.
Один стремительный удар.
Тот и так без сознания, ничего не почувствует. Мальчишка укушен вампиром, а закон братства охотников здесь не знает исключений.
С этим не играют. Будь ты зелёный ученик или зрелый мастер, с дюжиной самолично взятых упырей за плечами.
Укушенный вампиром должен умереть.
Конечно, находились те, кто с этим спорил.
Такие в братстве долго не задерживались.
«Что же ты медлишь?» – спросил Джейк.
Мастер усмехнулся.
«Тебя ведь всё равно здесь нет, даже если мне кажется, что ты стоишь там, на границе света и тени. Стоит мне вглядеться в это место повнимательнее, и я пойму, что там ничего нет и никогда не было».