«Как знаешь, – не стал спорить Джейк. – Есть ли я, или меня нет, но голос мой – это голос рассудка. В своё время, будучи живым, я к нему не прислушался; не прислушался и к твоим словам, дружище. Надеюсь, ты окажешься умнее меня».
Мастер не ответил. Он обрабатывал рану.
Мало-помалу становилось лучше и ему самому, декокты делали своё дело. Он уже стоял. Движения делались твёрже и увереннее; руки не дрожали.
Трое мёртвых вампиров так и остались в каменном чреве скалы. Взяв небольшой молоточек, тоже имевшийся среди снаряжения, мастер аккуратно выбил клыки у голов Грегора и Петера; над головой Морриган чуть помедлил, но, поколебавшись, выбил тоже.
Все три головы он с преувеличенной тщательностью упаковал в мешки мэтра Бонавентуры, от души потратив на них все запасы спиритуса вини ректификати.
Вывел варанов на свежий воздух; те, невозмутимые, нимало не потревоженные всей суматохой, вспышками, взрывами и грохотом, немедля возрадовались, с удвоенным аппетитом принявшись за новые порции тонких веток и пожелтевших листьев.
Юношу мастер устроил на таких же носилках, что послужили магистру Корделии Боске. Плечо и шея плотно забинтованы, щёки бледны, дыхание слабое, но ровное. Сердечный ритм замедлен – всё для того, чтобы задержать развитие… чего?
Трансформации в гууна, недовампира, утратившего свободу воли и тупо служащего своему господину?
Или во что-то ещё хуже?
Например, в ходячего мертвяка? Зомби? Слугу упыря, рангом ещё ниже гууна? О них писали старые трактаты, однако сам мастер ни одного такого пока ещё не видел. Наверное, навроде тех, что поднялись из могил, когда случилась пандемия разупокаивания, и армия мёртвых двинулась против живых?
О тех днях у старого охотника сохранилась долгая память.
Или судьба его ученика – просто умереть в мучениях?
Или…
Нет, яростно думал мастер. Он не может обратиться, упырица слишком молода, слишком слаба, это не по ней. Значит, ещё стоит бороться. Нужно бороться!
Несмотря ни на что, едва успевая обрабатывать свои собственные раны, мастер гнал варанов, кое-как пристраиваясь боком то на одном из них, то на другом.
Выручайте, други.
Он торопился, как никогда ещё в жизни. Он не гонялся так ни за одним упырём, даже за теми… что сделали его охотником. Почти не ел, только пил воду. Почти не спал, только следил, чтобы остававшийся в беспамятстве ученик не провалился ещё глубже – в смерть.
Менял повязку, поил – сперва приходилось прибегать к инфузиям. Фильтровал воду, кипятил, добавлял соли. Конечно, воду надо было бы перегнать, как положено, в стеклянном аппаратусе, но тут на помощь приходила доступная магия. Спасибо мэтру Бонавентуре и магу Вениамину – научили ещё тогда, в стародавние времена. Потом юноша начал глотать сам, когда мастер подносил ему фляжку к губам.
Прошла целая неделя, пока они добрались до обитаемых краёв.
– Мастер…
– Лежи, лежи, парень. В себя ты пришёл, отлично. Скоро запрыгаешь у меня. Всё хорошо будет. Болит где-то? Что вообще чувствуешь?
Вараны бодро шлёпали по лесной дороге, но это была уже совершенно иная дорога. В Предславовом княжестве тракты были оживлёнными, особенно здесь, в юго-западном углу его владений, близко от стыка Рудного и Войтекова королевств, что так и не могли окончательно замириться. Оттуда текли и текли ручейки бежан; сперва князь принимал всех, но потом стал и заворачивать – дескать, самим места мало, а леса под корень сводить не дам.
На охотника косились. Он не удостаивал косящихся и взглядом.
– Болит… болит сильно, мастер, – не стал запираться и геройствовать юноша. – Когда жжёт, когда дёргает, когда словно бы изнутри распирает. И… снится всякое… – Голос парня упал. – И ноги не держат. Пытаюсь встать – и ничего.
– Пройдёт, парень, пройдёт непременно! Знающие люди помогут.
– Но, учитель… а… что со мной? Как меня ранило? На мне ж кольчуга была, и хауберк… всё как положено…
– Никакой доспех от всего на свете не защитит, – бодро сказал мастер. – Когда сознания лишился, видать, он у тебя и сбился, хауберк-то. Говорил ведь я тебе, великоват, кольца вынимать надо! Вот и напоролся, видать, на камни, когда падал…
«Как я тебе скажу, парень, что упырь тебя грыз и мало что загрызть не успел? Нет, не могу я тебе этого сказать. Режьте меня на куски, друзья-охотники, а не могу».
– Чудная рана какая-то… – прошептал ученик. Говорить ему было трудно, он быстро терял силы. – И сны такие…
Второй раз он это – про сны.
– Да какие там ещё сны, приятель? Когда недужен, такое привидеться может, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Не обращай внимания.
– Снится, – словно не услышал его ученик, – будто я сам упырь злобный, людей гублю бессчётно, кровь выпиваю, сердце с печенью выедаю… Бу-у-э!..
Рвота не отпускала долго. Мастер качал головой, отпаивал раненого, дал ещё тёплого куриного супа.
– Ни о чём не беспокойся. Поправишься. Это я тебе обещаю.
– Обещаете? – доверчиво вопросил ученик.
– Обещаю. – Мастер скрипнул зубами.
Голубиная почта стоила недёшево. И не было её ближе, чем в стольном граде Предславле. Ходили слухи, что маги могли мгновенно передавать сообщения на сотни лиг, но над этими слухами все знающие люди только посмеивались. Господа магистры с докторами и профессорами любили пыль в глаза пускать.
Так или иначе, но стоила голубиная почта немало. А значит, надо было идти к князю за наградой.
Ученика мастер оставил на постоялом дворе. На дворе не простом – держал его старый Торфинн, нордманн, северянин, сперва бороздивший на многовёсельном драккаре злые льдистые моря, и отнюдь не для того, чтобы невода закидывать или даже китов бить; а потом, после встречи его драккара с vampyr sjøormen, он же lamia mare serpentis, морской змей-вампир (которого маг Вениамин Скорре нашёл только в каком-то додревнем фолианте), – Торфинн, единственный уцелевший из всей дружины, поклялся отомстить.
И отомстил.
И не просто отомстил и красиво пал рядом с трупом врага, как пели их северные скальды. Торфинн отомстил, выжил, вернулся, много лет ходил-топтал дороги Припроливья, истребляя упырей всюду, где только мог.
Мастер у него учился.
Старый Торфинн знал, когда вопросы задавать следует, а когда и нет. Конечно, опасно было оставлять укушенного упырём на попечение старого víkingur, у которого рука и сейчас не дрогнет; но иного выхода не было.
Торфинн встретил их у ворот – едва дворовый мальчишка-сорванец примчался к нему с известиями.
– Kveðjur til þín, приветствую тебя. – Седая борода лопатой и две заплетённых на висках косы делали старого охотника похожим на гнома. – Slasaði, раненый у тебя, вижу? Никак námsmaður твой, ученик, так? Не уберёг? – сурово воззрился он на мастера.
– Не уберёг, наставник.
– Dekkri en svartur ты сейчас, темнее чёрного. Себя не ешь! Ешь врагов. Их пожирай! Отомстить! Вот что надо! Hefnd, месть! Непременно!
– Непременно, наставник. Нам бы…
– Молчи.
Торфинн и впрямь не нуждался в указаниях.
Комната, тёплая, с большим камином, лоханью и целой бочкой воды. Девчонка с длинными светлыми косами вбежала, поставила поднос со снедью – нарезанная ветчина, свежий хлеб, лук, пенится пиво в высокой кружке.
– Barnabarn, внучка, – с гордостью заявил Торфинн. – Snæða, вкушай. Ученика твоего смотреть я буду.
– Не на…
– Не бояться! – сурово отрезал ушедший на покой охотник. – Ekki hafa áhyggjur. Вампир кусал, так? – И он снова в упор воззрился на мастера.
– Так.
– Не бояться! – Торфинн сдвинул брови. – Раз не убил ты его сразу, значит, веришь. Твоей вере верю и я. Думаю, вести тебе слать надо. Голубиная почта?
– Она.
– Мэтр Бонавентура?
– Точно.
– А ещё? Если bíta, укус то есть…
– Я надеюсь его спасти, – твёрдо и мрачно сказал мастер. – Не возражай, наставник.
– Не возражаю. – Торфинн одним движением извлёк из ножен väkipuukko, длинный нож, или короткий меч без крестовины.
Он ничего не боялся и пользовался своим настоящим именем, в то время как все остальные охотники, не исключая и мастера, прибегали к вымышленным. Так или иначе, но вампиры, существа донельзя злобные и мстительные, просто разрывавшие на куски семью любого охотника, чьё имя и родство им удалось как-то вызнать, на Торфинна ни разу не посягнули.
– Если увижу, что он – всё. – Víkingur с размаху всадил нож в столешницу. – Не твой sök, не твой вин… вина. Ступай теперь. Сделай, что должен. И я тоже сделаю.
– Прошу… – опустил глаза мастер. – Не руби сплеча, наставник Торфинн.
– Зачем с плеча? Я одним движением ему голову срежу. Он и не почувствует ничего, ég lofa, я обещаю.
Мастер вздохнул.
– Иди, – подтолкнул его в спину Торфинн. – Иди и вернись.
Великий князь Предслав, хозяин одноименного княжества, жил широко, но и открыто. Дворца не имел; вместо него мастера возвели в стороне от старого бревенчатого кремля причудливый дворец-терем, весь изукрашенный резным деревянным кружевом.
Стража стояла у красного крыльца, но мастера пропустили, даже ничего не спросив.
– Проходи, – только махнул рукой старший. – Ждут тебя уже. Велено пропускать сразу, не мешкать ни мига…
Молоденький служка повёл мастера коридорами и галереями. Князь Предслав отыскался в зимнем саду – четырёхугольник стен, над ними – стеклянная крыша, на ветках, несмотря на осень, пламенеют венчики невиданных заморских цветов, а меж ними порхают пичужки, такие крохотные, что иные бабочки поболее будут. Бабочки, кстати, тоже были.
Имелся тут и искусственный водопад, и ручеёк, и пруд, весь в водяных лилиях и кувшинках.
– Княже, – поклонился мастер.
Владыка Предслав не любил лишних церемоний, особенно наедине.
– Вернулся?
Князь был дороден, широкоплеч, осанист. Не обделён силой, мышцы не заплыли жиром, руки твёрдо держали меч. Борода окладистая, глаза внимательные, серые, подбородок массивный. Извилистый шрам на левой щеке.