Я не переоценивала себя — если мертвяк вонзит в меня зубы, самообладания на точные удары мне не хватит.
Более того, на всякий случай я намотала на левую руку импровизированный «доспех» из сложенных вдвое подаренных Тейкером штанов — так, что в итоге еле натянула поверх рукав своей кожаной куртки. На правую ничего городить не стала — подвижность важнее.
Мне не грозит ничего серьёзного. Ну, кроме позора и рваной раны: смерти охотника, даже такого как я, никто не допустит.
Я повторила это себе ещё несколько раз, чтобы успокоиться.
А ближе к полуночи выпила зелье и вылезла из фургона, чтобы забрать у спящего Росса грейвер. Как и всегда, напарник спал на правом боку, сняв ножны с бедра. Они, как и серебряное лассо, лежали под рукой — на случай внезапной тревоги.
Если Тейкеру не мешали охотники, шаставшие неподалёку от нашей стоянки, то и моя маленькая эскапада разбудить не должна. Но подошла я всё равно на цыпочках, и за грейвером наклонилась, затаив дыхание.
Росс нахмурился во сне и дёрнул головой, когда я подняла грейвер с земли, но не проснулся.
Сердце сжалось от ощущения непоправимой ошибки — будто я своими руками разрушаю последние крохи доверия, которые у напарника ко мне остались. Было ещё не поздно вернуть грейвер на место, а на спарринг просто не прийти — технически, мы не обсуждали условий спора при неявке.
Я закусила губу и продолжила следовать плану.
С этой чертой своего характера я ничего поделать не могла.
Упорство? Нет, оно помогло мне только в учёбе.
А вот если что-то зацепило меня за живое — в ход идёт ослиное, мерзкое, непреодолимое упрямство.
Именно благодаря упрямству я решилась сбежать из дома, чтобы поступить в школу охотников.
Именно благодаря упрямству я не позволила маме до конца убедить меня в том, что всё, произошедшее одиннадцать лет назад — просто детская впечатлительность.
Отойдя от Росса подальше, я тихо вынула грейвер из ножен и пристроила кожаный чехол на козлы — для меня он будет лишним — и грустно улыбнулась.
Пока что закономерность складывается неутешительная: все мои упрямые решения ни к чему хорошему не приводили. Лучше было бы забыть всё, как страшный сон, и остаться в Карбоне.
Но пока от меня зависит одна маленькая упрямая жизнь, чей план побега я невольно испортила, отступить я не могу.
Осталась одна маленькая деталь. Было бы наивно полагать, что Хоука не насторожит оружие в моих руках. Я спряталась за деревьями, чтобы меня не заметили направляющиеся к месту поединков охотники, и примерила грейвер под куртку.
Он идеально лёг вдоль моего позвоночника. Если застегнуться на все пуговицы, выпрямить спину и расправить плечи, усиливая натяжение куртки — держалось вполне надёжно. И даже почти незаметно — особенно, если прикрыть волосами чуть торчащее из-под воротника остриё грейвера.
Я отрепетировала пару раз: быстро расстегнуть нижнюю пуговицу (благо, куртка уже не новая и пуговицы выскальзывают из петель легко), завести руку за спину, взять рукоять прямым хватом (обратный оказался неудобным), и вытащить грейвер из-за спины.
Вроде бы всё просто, только к моменту, когда я вышла в освещённый фонарями круг, сердце билось так громко, что я едва смогла услышать встретившего меня Хоука.
— Ещё раз, условия пари, при всех, — нервно, но отчётливо потребовала я и замерла, не переступая внешний, ещё не активированный пентакль. Бросила взгляд внутрь — древний мертвяк хаотично бился в крошечной ловушке, не в силах даже определиться с направлением атаки. Он определённо сперва истлел до скелета, и только потом, повинуясь зову ревенанта, вернулся из круга перерождения и сформировал вокруг своих костей коричнево-зелёную псевдоплоть, позволяющую ему двигаться.
Хоук ухмыльнулся и поднял руку, обращая на себя внимание.
— Если Сильвия…
— Сильва, — привычно поправила я, и добавила, не рассчитывая на его крепкую память, — Филдс.
— Если Сильва Филдс в следующем поединке победит вот этого мертвяка, — охотники поддерживающе зашумели, — без использования сигилов, — а нет, я ошиблась, прошлые звуки были лёгким гомоном, зашумели они сейчас. — То, я, Конрад Хоук, отдам ей своего хаунда, Коготка.
Конрад? На его месте я бы тоже представлялась исключительно по фамилии.
— Сильва, жги!
— Давай, детка!
— Ещё мертвяка нам попортит, после огневика он нескоро восстановится…
Конрад подождал, пока большинство охотников выскажется, и торжествующе продолжил:
— А если она проиграет, то отдаст мне свой топазный энергокристалл и во всеуслышание признает, что она — ни на что не годная подстилка!
Вообще-то, в изначальных условиях было не так. Но я не стала поправлять — формулировка мне была уже не принципиальна, а вот грейвер грозил выскользнуть из-под куртки.
К чести охотников, особым восторгом условия моего проигрыша они не отметили.
Мы снова пожали руки, и на этот раз маг, управляющий пентаклями, «разбил» наше рукопожатие.
Я вступила во внешний пентакль.
По затылку пробежали мурашки — я почувствовала, как маг активировал сигилы удерживающего контура. Теперь мы с моим спарринг-партнёром отделены от мира невидимым барьером.
Ещё один короткий пасс рукой — и внутренний пентакль больше не сдерживает ходячего мертвеца. Он на пару секунд замер, неожиданно получив мнимую свободу, и закрутил головой, пытаясь понять, где жертва.
Это удачно — он давал мне время подготовиться, будто придерживался дуэльного кодекса. Отрепетированным движением я достала грейвер из-за спины.
Словно дождавшись команды, мертвец бросился ко мне.
Слишком быстрый. Слишком злой.
Кажется, это его не первый спарринг.
Я встретила мертвяка ударом грейвера, но поторопилась, и лезвие прошло вскользь — задело челюсть и грудину, но шею не разрубило.
Противник отскочил, почувствовав серебро, но близость живой плоти манила больше, и он атаковал снова.
Я махнула грейвером перед его носом — и он снова подался назад. Мы закружили по площадке, обмениваясь выпадами и ударами, впустую клацала его челюсть, но никто из нас не мог нанести урон: он — потому что я отгоняла его взмахами серебряного оружия, я — потому что боялась подпустить его ближе, чем требовалось для удара.
Забавно, должно быть, мы смотримся сейчас со стороны.
Я закусила губу. Это всё — путь в никуда, таким образом я просто устану и проиграю.
Решившись, я подняла перед собой левую руку, которая под курткой была обмотана дополнительными слоями ткани. Гораздо лучше было бы держать в ней что-то покрепче, вроде старинного щита, но перебирать не приходилось.
Ещё пару обменов выпадами — и грейвер наконец вонзился мертвяку в шею.
Не до конца.
Я выдернула оружие, чтобы повторить удар и добить мертвеца — и с удивлением поняла, что не могу отступить для замаха — мою левую руку сжимают его зубы.
Ах ты ж гниль!
Я перехватила грейвер обратным хватом и несколько раз коротко ударила остриём прямо в основание шеи, пока не почувствовала, как позвонки отделяются друг от друга.
Тиски, сжимающие мою руку, перестали давить — и вместо этого потянули вниз с неожиданной тяжестью.
Я как можно скорее перерезала лоскуты псевдоплоти, которыми голова ещё была связана с телом. Тяжесть ослабла — теперь на руке висела только голова с намертво сжатой вокруг моего предплечья челюстью.
Я разжала её лезвием грейвера. Голова упала с глухим полым звуком.
Внешний пентакль медленно погас.
Я выпрямилась, стараясь не думать о руке. Пальцами шевелить могу — и ладно, а что под изодранным кожаным рукавом куртки — узнаю потом, в лагере.
— Это нечестно! — наконец разорвал тишину крик Хоука. — Ты должна была показать стихийную магию, а не тупо захреначить мертвяка грейвером!
Я, демонстративно игнорируя Конрада, повернулась к магу-судье:
— Условия пари выполнены?
Тот кивнул:
— Сильва Филдс победила. Хоук, ничего не поделать, ты сам озвучил условия, придётся отдавать Коготка.
Хоук скривился, помялся секунду, а потом сплюнул на землю:
— Было бы что отдавать. Хоть на еду для этой падали тратиться не буду. Идём.
Я поспешила за Конрадом к выходу из круга охотников — и споткнулась.
Среди прочих охотников, прямо напротив нас, стоял Росс.
Его руки были скрещены на груди, а челюсть, судя по скулам, сжата до зубовного скрежета.
И смотрел он на меня очень, очень недобро.
Я раскрыла рот — и закрыла, не зная, что сказать.
— Что, к тебе вернулась твоя молчаливость? — язвительно уточнил Росс и требовательно протянул руку.
Не сразу, но я сообразила, и вернула грейвер владельцу.
Моё запястье неожиданно схватили его пальцы — почти не касаясь, но помещая в надежные оковы. Рука Тейкера обхватывала мою с запасом, так что запястье могло свободно двигаться, но не вырваться из хвата, и Росс мягко, но безальтернативно потянул меня за собой.
— Ну, пойдём, — обратился Тейкер к Хоуку, и тон его был веселее, чем я могла ожидать. Хотя, возможно, это был сарказм?
Левую руку начал охватывать жар, будто от мелких угольков, на правой я то и дело чувствовала горячее касание Тейкера, и оба этих факта плавили мой рассудок.
— На что спорили хоть? — уточнил он. — И какие были условия?
— На моего хаунда, — нехотя признался Конрад. — Что она победит мертвяка без сигилов.
— И всё? — удивился Росс. — Нет, я понимаю, который день стоять лагерем — скучно, но этого мертвяка ребёнок перешибит, что особенного в этом пари, чтобы ставить целого хаунда?
— Да она обманула меня! — взвился Хоук и обернулся на ходу, активно жестикулируя. — Я подумал, она стихийник! Никто не думал, что она с грейвером припрётся!
Росс взглянул на меня с наигранным уважением:
— Неплохо. Хоть стоило того? — кивнул он на повреждённую руку.
Я молча кивнула.
У своего фургона Хоук отвязал поводок Коготка и протянул мне, но Росс, не отпуская моё запястье, взял поводок вместо меня, той же рукой, которой держал грейвер. Коротко свистнул — Коготок подняла уши и недоумённо уставилась на нас.