Тесса сменила гнев на милость — видимо, нагулялась — и длинными скачками приблизилась к нам, устроив целое соревнование по бегу с препятствиями — с прыжками через плетёные заборы.
Чем ближе она становилась, тем отчетливее я видела, что её морда, нос и грудь перемазаны чем-то бордовым, а на белые «носочки» на лапах налипла жирная чёрная земля — так густо, что когти даже толком не втягивались. Луговую собачку она поймала и сожрала, что ли?
Потеревшись о мои ноги, как кошка, Коготок села, обернув лапы хвостом и только тогда выразительно посмотрела на наших собеседников.
Из пасти свисали склизкие бурые ошмётки.
Лестер и его товарищи стремительно бледнели. Кажется, в их расширенных зрачках я видела транспаранты с буквами «Г», «Р», «И» и «М».
— Ладно, — сглотнул Лестер. — Силы равны. Но денег у меня всё равно нет, я отдал всё за отсрочку. И шкатулку я не отдам.
— Наша работа должна быть оплачена. Мы планировали пустить эти деньги на корм для неё, — Росс кивнул на облизнувшуюся Тессу, — Но, как видишь, она не очень переборчива в питании.
Один из амбалов сделал крошечный шаг назад.
— Я отдал за отсрочку почти всё, представляющее ценность, — повторился Лестер. — Возьмите то, что осталось, и свалите уже к хренам собачьим!
— Вот это разговор, — оскалился Тейкер не хуже Коготка, и махнул мне на дверь. Я поспешно вернулась в дом. Росс последовал за мной, не поворачиваясь к Лестеру и его кузенам спиной. Когда и Тесса зашла с нами в помещение, напарник захлопнул дверь и запер её на защелку.
— Уффф, — выдохнула я, — И что из этого мусора тебе так понадобилось?
— Ничего, — противореча собственным словам, Тейкер сгрёб со стеллажа ящик с разобранным револьвером. — Просто хотелось показать им, что обманывать — плохо. Кстати, ты не против, если этот вечер мы проведём в дороге, с максимально доступной скоростью удаляясь от города?
Я была за. Мы запрыгнули в фургон и выбрались из Кендривилля ещё до заката. Остановились только один раз — смыть в крохотном ручье с Коготка землю и то, что оказалось жёваной столовой свеклой. В местах, где неожиданное гастрономическое пристрастие хаунда въелось особенно сильно, белая шерсть осталась трогательного розового цвета.
Глава 17. Флюорит. I
Ночь была темнее всех, что мы застали в дороге: настало новолуние. Вдобавок небо заволокли плотные тучи, и свет звёзд едва пробивался через них.
Пришлось приладить фонарь на крюк под козлами, чтобы видеть хоть полста футов впереди. Фургон трясло, фонарь дёргался и дребезжал. Я опасалась, что на какой-нибудь особо удачной кочке лампа приложится так, что стекло треснет.
Вокруг было пустынно — только ночные бабочки беззвучно порхали серыми размытыми точками между призрачно-белыми соцветиями дикой юкки, будто сияющими в темноте. Хорошо хоть, что дорога вела мимо этих зарослей — в отличие от остальных ночных насекомых, юкковой моли не нужен был свет луны для навигации. По той же причине зажжённая лампа её нисколько не интересовала.
С детства ненавижу звук то и дело врезающихся в стекло насекомых.
От наблюдения за мелькающими перед колёсами камешками, контрастно подсвеченными снизу, у меня рябило в глазах.
Но когда сбоку от нас, далеко на горизонте, мелькнула зарница, это стало меньшей из проблем.
Росс присвистнул и прибавил ходу.
Технически, Кендривилль уже входил в аллею торнадо — местность, в которой в середине лета стихия бушевала особенно сильно. До опасного сезона было еще полно времени, но между лопатками всё равно пробежал холодок. В кои-то веки я была не против, чтобы Росс прибавил скорости.
— Думаешь, отыщем укрытие до начала грозы? — с сомнением уточнила я.
— Если ветер не переменится — да, — уверенно кивнул он, не отводя взгляда от дороги. — Мы почти проехали половину пути до Флюорита, скоро будет перекрёсток, а на нём, судя по карте — дилижансная станция.
— Ты же не любишь ночевать на дилижансных станциях, — поддела я.
— Ночевать под проливным дождём я люблю еще меньше.
Далёкое ворчание грома подтвердило наши опасения.
Крупные, увесистые капли начали падать с неба, когда впереди стал виднеться небольшой деревянный дом с навесом. Одна из них попала мне точно по темечку, и я невольно прикрыла голову ладонью. Дождь немедленно скорректировал своё направление, и следующая капля разбилась о мой нос.
К счастью, спустя минуту мы уже въехали под навес, и из фургона зашли прямо на крыльцо, не высовываясь наружу. Судя по тому, что Тесса выпрыгнула из-под тента и первой направилась к двери станции, она тоже не была любительницей дождливой погоды.
Когда Росс открыл дверь, прямо за нашими спинами сверкнула молния, и дождь наконец хлынул стеной. К счастью, посетители станции не обратили ровно никакого внимания на наше появление: внутри было довольно людно, но часть уже спала прямо за столиками, часть — выпивала и активно двигалась к тому же состоянию.
Раскат грома смешался со стуком захлопнувшейся двери.
Тесса брезгливо задёргала лапами, и спустя пару шагов я поняла, почему: мои подошвы то и дело прилипали к полу, отклеиваясь с тихим специфичным звуком.
— Места есть? — Росс уже подошел к трактирщику, растиравшему грязь по стойке — уборкой я назвать это не могла.
— Только в зале, — трактирщик кивнул на пару свободных столов. — Делай заказ и оставайтесь хоть до утра.
Тейкер обменял несколько звякнувших сен на две тарелки и кружки с сомнительным содержимым, и мы расположились за столиком. К сожалению, укромных мест у стены или окна не осталось — пришлось занять стол в центре. Коготок забралась под столешницу, поджав лапы и хвост, чтобы не отдавили.
Что ж, по крайней мере, хаунд в этом заведении никого не волновал — возможно, он даже делал пол чище.
Я принюхалась к похлёбке (из ингредиентов удавалось различить только лук) и разбавленному пиву, от которого явно несло кислятиной, и с сомнением посмотрела на Росса.
— Тоже нет аппетита? — напарник расслабленно откинулся на стуле, будто стараясь отодвинуться подальше от ужина.
— Тоже есть инстинкт самосохранения, — хмыкнула я. — Пожалуй, лучше потерпеть до утра и приготовить что-нибудь самим.
— Отъехав подальше и тщательно помыв руки перед этим.
В дальнем углу кто-то грохнул о стол кружкой так, что будь она глиняной — точно разбилась бы. Присмотревшись, я заметила на своей оловянной кружке многочисленные вмятины.
В противоположном углу достали гитару — расстроенную настолько, что звуки струн больше напоминали истошное мяуканье в разгаре марта. Росс поморщился. Я вздохнула, подпёрла щеку ладонью и забарабанила ногтями по столу — чтобы хотя бы для себя перекрыть эти звуки.
Когда шум дождя снаружи почти стих, мы, не сговариваясь, поднялись из-за стола и направились к выходу. Остаток ночи мы предпочли провести под навесом — к счастью, сбитым хоть давно, но на совесть, и потому почти не протекающим.
Мы выбрали самое сухое место, достали из фургона пончо и спальники, и так и заночевали: справа меня подпирала брезгливо вылизывающаяся Тесса, слева — Росс, а от ветра защищала стена дома и боковина фургона.
Звуки, глухо доносящиеся из здания, баюкали не хуже колыбельной: особенно радостным было от осознания, что я снаружи, а не внутри. Где-то через час я услышала звуки короткой стычки: кажется, в станции количество желающих спать превысило количество желающих пить и петь, и всё стихло.
На утро о непогоде напоминали только поблескивающие в лучах встающего солнца лужицы. Дорога почти просохла, и мы могли ехать дальше.
Я привычно оглядывала окрестности из-под шляпы. Тейкер вёл фургон и даже еле слышно мурлыкал какую-то мелодию. Прислушавшись, я узнала в ней вчерашний гитарный мотив — только не фальшивый, а гармонично исправленный.
— Ты еще и музыкой занимался? — спросила я, дождавшись окончания песни.
— С учётом рода деятельности моей матери — было бы странно, если нет, — пожал плечами Росс.
Мне показалось, или он смутился? Стоило проигнорировать это маленькое выступление? Я ведь тоже могла напевать себе под нос, но только когда находилась в одиночестве. Может, Тейкер задумался и забыл о моём присутствии рядом.
— Не так основательно, как остальными науками, но аккомпанировать могу. Точнее, мог — лет пять назад. Сейчас всё, конечно, забылось.
— Ты это имел в виду, когда говорил, что после года работы охотником можешь заняться чем угодно?
Росс хмыкнул:
— Мужчина из рода Тейкеров — музыкант? Интересный выбор карьеры, на такое у меня воображения не хватило.
Мне почудилась грусть в его тоне.
— Зато навыков целителя хватило в самый раз, — я пошевелила пальцами, показывая, что рука прекрасно себя чувствует. Что тут скажешь: действительно, для охотника музыка на последнем месте по важности. Разве что вечер за игрой на гитаре скоротать пригодится.
— К твоим услугам, — шутливо отсалютовал Тейкер. — Эти умения мне прививали гораздо тщательнее.
— А как? — заинтересовалась я. Действительно, медицинская магия требовала особого характера и подхода, даже если не принимать во внимание сложность отработки на практике. — Это тяжело?
— Обычно, — напарник ненадолго отвлёкся на управление фургоном — грунтовая дорога сменилась на идущую на возвышение насыпь, — Сначала много теории, потом — пару лет практики.
— В доме милосердия?
— Почему? — Росс удивлённо покосился на меня. — В госпитале при форте. Мне же нужно было не чахотку лечить, а боевые ранения. Самое сложное было — проникнуться концепцией природников, искренним желанием помочь. Не так-то легко, когда бывалый вояка с рваной раной смотрит на тебя, как на привилегированную вошь…
Настала моя очередь смерить Тейкера взглядом. Привилегированный — безусловно, но вошь? Хотя, если отнять четыре года школы, и еще несколько лет практики — действительно, выходило, что в госпитале он ошивался еще подростком.
— А мне… — я замялась, — Когда ты лечил меня, сложно было проникнуться? Из-за того, что я сделала перед этим?