Но вот песчанки опять тревожно запищали: вдали снова показалась волчица. Ровной, быстрой рысцой она пробежала мимо, не обращая внимания на песчанок, и скрылась за небольшими буграми. Конечно, у нее где-то недалеко есть волчата и это для них она ловит и носит песчанок.
За далекими буграми волчица перешла на шаг и поползла. Но и здесь песчанки заметили ее и тревожно запищали. Тогда волчица притаилась без движения за куртинкой полыни.
Прошло немало времени, пока песчанки успокоились и стали отбегать от норок все дальше и дальше. Нежные кончики ветвей саксаула около затаившейся волчицы привлекли двух песчанок. Вдруг легкий шорох — и зверь серой тенью метнулся на песчанок, отрезав им дорогу к норкам. Щелчок зубов, другой — и с двумя песчанками в пасти волчица потрусила опять по равнине, а за ней несся писк песчанок, стихший вдали.
Из-под корявого поваленного саксаула около большого песчаного бархана навстречу волчице с радостным визгом выскочило пять волчат. В пустыне волку не нужна нора — здесь нет дождей и нет врагов, от которых волчатам надо прятаться.
Еще громче «приветствовали» волчицу песчанки. Их было множество у бархана. Но около логова волчица их не ловила, а убегала за добычей подальше, оставляя для подрастающих волчат нетронутыми богатые охотничьи угодья. До позднего вечера волчица бегала за дальние бугры, ловила только там песчанок и носила их волчатам.
Быстрые южные сумерки сменила темная ночь. На черном небе высыпали звезды. Песчанки попрятались до утра в норы. Улеглась и волчица около своих волчат под барханом. Все семейство серых разбойников уснуло до утра в неглубокой ямке — логове. Тихо повизгивают во сне и чмокают волчата. Да время от времени старая волчица приподнимает голову с настороженными ушами и жадно нюхает воздух. В безлюдной пустыне волки ведут дневной образ жизни.
Едва скрылось солнце, как кругом волчьего бархана крошечные пустынные тушканчики стали выталкивать головками песчаные пробки из норок. Зверьки появляются в сумерки там, где днем, казалось, не было ни малейших признаков норок. Под утро тушканчики так же искусно затворят двери в свои норки и весь день будут спать, свернувшись клубочком в гнезде прохладного подземелья.
Едва выскочив из норки, тушканчики мгновенно исчезают, как бы растворяясь в густых сумерках позднего вечера. Но цепочки следов утром могут рассказать о таинственной ночной жизни этих крошечных песчаных эльфов. Только когда полная луна заливает пустыню сказочным голубоватым светом, можно видеть стремительные игры тушканчиков. Они гоняются друг за другом, мелькая белыми кончиками длинных хвостиков, неожиданно бросаются в стороны, перепрыгивают друг через друга, кружатся — и все это в гробовой тишине, как привидения, без малейшего шороха, настолько легки эти удивительные создания.
Посапывая и громко хрустя пойманным жуком-чернотелкой, торопливо бегают по ночам в пустыне колючие ежики. Им некого здесь бояться. Даже пустынные сычи не нападают на них, предпочитая ловить беззащитных тушканчиков. Эти маленькие пернатые разбойники бесшумно, как тени, садятся иногда около нор песчанок в глухую полночь. Что им здесь надо? Ведь зверьки спят глубоко под землей и появятся на поверхности только с первыми лучами солнца, когда сычу давно пора на покой. Но сыч сел здесь не случайно. Пригнувшись и ссутулясь, как профессионал-грабитель, сыч вдруг ныряет в нору. Появится он теперь на поверхности только на рассвете, измазанный кровью песчанки, которой уж не придется увидеть солнце. Сыч убил ее сонную в постели и с набитым зобом тяжело улетел в предрассветных сумерках, чтобы спрятаться в какую-нибудь темную щель и привести там в порядок свои перья, потертые о стенки узких нор. Ночная жизнь в пустыне хотя и не так, как в лесу, но все же наполнена таинственными шорохами и звуками.
Волчата растут не по дням, а по часам. С каждым днем старой волчице все труднее прокормить маленькими песчанками свое ненасытное потомство. Но волчата еще долго беспомощны, хотя уже и гоняются с азартом за песчанками около своего бархана. Но пока они хватают в жадно раскрытые пасти только горсти песка из задних лапок зверьков, нырнувших в нору перед их носами. Немало еще пройдет времени, пока волчата перестанут бестолково гоняться за песчанками и станут незаметно подкрадываться или караулить их, глотая слюну, как старая волчица.
Волчья семья в пустыне живет строго по графику:
не стало хватать песчанок —и меню волчьего обеда изменилось: на смену песчанкам пришли новорожденные джейранята. Всюду начался окот самок джейрана. Волчица переключилась на новую добычу.
Вот она бежит против ветра все дальше и дальше от своего логова около песчаного бархана. То и дело она увлажняет нос языком. Мокрый нос помогает ей держать направление точно против ветра, как радиолокатор ведет самолет в нужном направлении.
Чутье задолго предупреждает волчицу, что впереди, где-то за кустами тамариска, пасется джейран. Волчица неслышно крадется, припадая к земле. Но осторожное животное вовремя замечает врага. Громко простучали ее копытца по сухой почве, и легкими прыжками изящная газель понеслась в сторону. Волчица бросилась за ней. Какая бессмыслица! Разве может волк-тихоход догнать джейрана!
Легконогое животное скачет всего вполсилы, а волчица готова выскочить из шкуры и упорно гонится за недосягаемым изо всех сил, свесив язык и раздувая бока, как кузнечные мехи. У волков нет потовых желез, поэтому гнаться днем за джейраном для них нелегкое дело.
Самка джейрана мчится по огромному кругу, в котором лежат ее джейранята. Испуганным топотом она уложила их, и они послушно распластались на земле, вытянув шеи и даже полузакрыв свои большие черные глаза. О них теперь легче споткнуться, чем заметить среди редкой полынки и почвы, в точности так же окрашенной, как и их шкурки. Затаившийся джейраненок — это удивительный пример защитной окраски, доведенной до совершенства.
Вот уже третий круг делает джейран с волком позади. Если бы самка джейрана бежала прямо, то далеко увела бы врага, а затем могла бы легко оставить его позади и скрыться, как ветерок, припустив изо всех сил. Но так поступили бы мы на ее месте, а самка джейрана делает по-своему и все кружит, рискуя в любую минуту навести волчицу на джейранят.
В конце концов этим и кончается беспроигрышная игра для волчицы. На всем скаку она учуяла по ветерку запах джейраненка. Зверь бросился туда, рванул зубами, и все кончено: у самки джейрана остался теперь только один джейраненок, и только потому, что джейранята притаилирь не рядом и одного из них волчица не заметила.
Долго лежала волчица около своей жертвы, слизывая кровь, пока ее дыхание не пришло в норму, а затем поволокла джейраненка к своему бархану под свист песчанок.
Время идет, волчата быстро растут. Одного джейраненка им уже становится мало, чтобы насытиться, а о песчанках и говорить теперь не приходится. Все дальше надо убегать волчице за джейранятами, да и они подросли, и многие из них уже не ждут, пока их задавят на лежке, а вскакивают и легко убегают от волчицы.
Но график волчьей жизни составлен с поразительной целесообразностью: на смену джейранятам подходят тысячные стада сайги. Они идут к далеким северным степям Сары-Арка с зимовок в песках Маюн-Кумов и с берегов реки Чу. Вместе со взрослыми бегут веселые маленькие сайгачата. Они родились одновременно с джейранятами, но далеко на юге. В то утро десятки степных орлов кружили там над одной низиной. В ней всюду стояли, лежали и ходили безрогие самки сайгаков. Множество новорожденных сайгачат лежало в лощине парочками и в одиночку. Над ними носились орлы и хватали мертворожденных и послед. Живых орлы не трогали: сайгачки отгоняли их ударами передних ног, как копьями. Лощина тянулась на несколько километров, и всюду виднелись сайгачки и ни одного рогатого самца.
Наутро сайгачек не оказалось в низине. Они ушли. Улетели и орлы. Только несколько их кружило в конце низины.
Но где же новорожденные? Ведь они не могли уйти далеко на второй день после рождения.
Оказалось, сайгачата никуда не ушли. Они лежали по всей лощине, плотно прижавшись к земле и даже закрыв глаза. Сайгачата были совершенно неподвижны. Окраска их шкурок была точно такая же, как почва и редкая пустынная растительность вокруг них. Лощина казалась совершенно безжизненной.
Через несколько часов далеко в пустыне показались какие-то желтоватые движущиеся точки. Это были сайгачки. Они торопливо шли, на ходу срывая полынку, по направлению к лощине. Вот они рысцой спускаются с нее, и вся лощина разом оживает: сайгачата вскакивают и бросаются к матерям на еще слабых ножках. Но самки отгоняют их — каждая ищет своих сайгачат и дает сосать только им.
Как только сайгачата пососали, все самки ушли и скрылись за небольшими холмами вдали. Сайгачата улеглись, затаились, и кругом опять расстилалась безжизненная пустыня; казалось, никого живого не было на десятки километров кругом.
Сайгачки уходят пастись далеко от новорожденных, и найти их волкам нелегко.
Теперь, когда подошли стада сайгаков, волчья семья у песчаного бархана сыта по горло. Волчица забегает вперед табунков сайгаков и затаивается. Животные, ничего не подозревая, идут вперед к северу, мелко семеня тонкими ножками и на ходу срывая траву. Горбоносые, несуразные на вид, они стремительны, как ураган, и могут мчаться со скоростью свыше восьмидесяти километров в час, быстрее не только всех наших зверей, но даже и многих птиц. Эта быстрота бега помогла сайгакам перешагнуть через тысячелетия и сохраниться до наших дней со времен мамонтов.
Но эта быстрота бега не спасает сайгака от волчицы, когда она выскакивает в нескольких шагах из-за кустика боялыча. Внезапный ужас охватывает животное, и оно беспомощно топчется на месте несколько мгновений, вполне достаточных для волчицы... Так и мы иногда, неожиданно увидав под ногами мышь или змею, даже раздавленных, непроизвольно топчемся на месте и машем руками.
Вместе с сайгаками уходит к северу и волчья семья. Волчата уже настолько подросли, что по графику их семейного уклада они могут покинуть свое логово у бархана и сделаться «пастухами» сайгачных стад.