— Я урезал ваш список до крайнего минимума, доктор Крамер. Меньше просто невозможно.
— Благодарю вас. — Иосиф быстро просмотрел листок. Тот действительно подвергся жестокой правке. Но взгляд его остановился на одном невычеркнутом пункте: сразу же после церемонии вручения по-прежнему зарезервированы шестьдесят минут. Напротив стояла пометка: «Частная беседа».
— С кем это? — спросил он уже отнюдь не столь любезным тоном, как немного раньше.
Граф Линдман ответил. Его усталые глаза смотрели прямо на Иосифа, голос дрожал, рука, сделавшая всю трудную работу по вычеркиванию имен и встреч, легонько тряслась. Чем дольше он говорил, тем больше Иосифу хотелось наклониться к нему и сказать: да, конечно, конечно, какие-то встречи вы просто не можете отменить. Но вместо этого он задал вопрос:
— Зачем она хочет встретиться со мной?
— Клянусь честью, доктор Крамер, я не знаю. Но Мадам никогда раньше не обращалась с такой просьбой. Поэтому я и пошел ей навстречу. — Он умоляюще смотрел на доктора и безмолвно просил: сделайте это для меня, и я стану самым счастливым человеком на земле.
Иосиф снова посмотрел в окно. Они въезжали в пригороды Стокгольма, такие же унылые, как и любые городские задворки. Зачем ей понадобился целый час? Столько времени он мог провести лишь с пациентом.
— Это всего-навсего час, — хрипло выдавил Линдман. — И, как вы знаете, она — очень серьезный покровитель медицины…
— Я знаю. — Кто же не знал ее в этом хватающем за глотку мире политиков и финансистов от медицины? Он видел ее на одной или двух конференциях, но не более того, они даже не были знакомы. И он никогда не просил у нее денег, как никогда не оперировал никого из ее круга, по крайней мере, насколько ему было известно. Он не мог найти ни одной причины, по которой она хотела бы встретиться с ним. Консультация? Консультация для ее родственника? Судя по тому, что он знал, это не в ее стиле. Так зачем же?
— И вы не знаете, что она хочет?
— Честное слово, нет.
— Можете выяснить?
— Я попытаюсь. Но вы встретитесь с ней?
Иосиф по-прежнему смотрел в окно, а лимузин уже проехал по берегу канала Строммен и затормозил у красивого входа в Гранд-отель.
— Ладно. Но только один час. Не больше.
На лице графа, отраженном в стекле окна, он увидел облегчение. Впервые за всю дорогу его лицо прояснилось, он решительно взялся за ручку дверцы. Старик и впрямь выглядел очень любезным с этой своей улыбкой. Наивысшее Гостеприимство вновь прочно утвердилось на его лице.
Было позднее утро, когда доктор Грубер сделал первый телефонный звонок за закрытой дверью своего кабинета. Он позвонил в Национальное бюро трансплантационных органов в Бонне. Правительственное агентство координировало доступность доноров в стране и действовало как связующее звено с подобными же агентствами в Европе и Великобритании.
— Нам больше не требуется сердце, — сообщил Грубер помощнику директора бюро. — Мой пациент передумал насчет трансплантации… — И очень явственно почувствовал, что ладони стали влажными. Теперь пути назад не было. Впрочем, его уже давно не было.
Он набрал номер в Стокгольме и, услышав щелчок магнитофона на другом конце провода, сообщил автоответчику о своем первом звонке.
Захотелось размяться, и он начал ходить взад-вперед по кабинету — как и год назад, в тот день, когда ему позвонил незнакомец и попросил разрешения встретиться. Представился как Штум. Герр Штум. Позже до Грубера дошел смысл этого слова: он узнал, что штум на идише означает держать язык за зубами. Но к тому времени он был уже приговорен к молчанию более надежно, чем мафиозной клятвой.
Герру Штуму было под шестьдесят. Он оказался вежлив, любезен и сразу приступил к делу. Его уполномочили предложить десять тысяч немецких марок в качестве ежемесячной платы за консультации для Глобакса — американской фармацевтической компании. Герр Штум достал все необходимые документы и объяснил, что компания Глобакс — новичок и поэтому крайне заинтересована в исследованиях. Ей нужен известный человек, чтобы проверять медицинские заключения. Согласен ли он взяться за это? Он согласился. Пришло несколько бумаг относительно различных препаратов, в которых, казалось, не было ничего необычного.
Шесть месяцев спустя герр Штум появился снова, на этот раз с мистером Селби, американским адвокатом. Всю беседу провел мистер Селби. Возникла проблема: в одном из заключений речь шла, как оказалось, о токсичном препарате. К счастью, никто не умер, но Глобакс выплатил значительную компенсацию. Мистер Селби, официальный представитель компании, прибыл сюда сообщить, что его клиент собирается подать в суд на консультанта. Грубер еще не успел оправиться от глубокого шока, а мистер Селби после многочисленных юридических хождений вокруг да около объявил, что возможен другой выход. Волею случая он представляет еще одну фармацевтическую компанию, чье название не хочет называть; эта компания собирается купить Глобакс. Мистер Селби может устроить так, чтобы частью сделки стала отмена официальной жалобы со стороны покупателя. Все, что для этого нужно, — это подписать признание своей ответственности. Он подписал.
Через три месяца ему позвонили и сообщили, что другая компания, по-прежнему анонимная, раздумала покупать Глобакс. Звонивший назвался мистером Умбото и говорил с явным нигерийским акцентом. Он никогда не слышал ни о герре Штуме, ни о мистере Селби.
Неделю назад мистер Селби позвонил снова. В перерывах между тягостными паузами он был предельно откровенен.
— Грубер, когда то дело накрылось, к нам пожаловали люди из служб безопасности. Они просматривают все документы. Грубер, вы будете по уши в дерьме — и без весла, чтобы выбраться, если они наткнутся на подписанное вами признание, — сказал мистер Селби, а потом объяснил, что за «весло» он может предложить.
Грубер слушал и испытывал такое ощущение, будто он бредет по длинному темному тоннелю к месту публичной казни. Словно издалека доносились увещевания Селби:
— Как врачу, вам будет легко это сделать, Грубер. Вы знаете, что Фогелю нужно новое сердце. Вы просто предложите ему достать сердце, сделаете все необходимое, а потом отмените заказ. Если вы это сделаете, у вас больше не будет никаких неприятностей.
Теперь, выполнив все, он чувствовал себя вымотанным до предела. Ему совершенно необходимо взять короткий отпуск. Доктор Грубер снова потянулся к телефону.
Инвалидное кресло мягко жужжало, катясь вниз по бетонной дорожке за главным зданием клиники. Доктор Ромер подъехал к тяжелой металлической двери с надписью: «Вход воспрещен!» и нажал кнопку на панели кресла. Дверь открылась, за ней находился маленький тамбур с голыми стенами и еще одна дверь без всяких надписей. Он подождал, пока не закрылась внешняя дверь, потом снова воспользовался панелью и въехал в подземную оперативную комнату клиники. Отсюда Организация контролировала всю свою разнообразную деятельность.
Именно здесь, помимо всякого другого, была придумана и терпеливо разработана операция по завлечению в ловушку Маркуса Грубера: устройство компании Глобакс; документация, придающая достоверность побочной компании, и исполнение ролей тремя членами Организации. Отсюда был отдан приказ купить крайне порочащие видеопленки и негативы Дитера Фогеля, а потом команда разобраться с вмешавшимся в это дело бывшим офицером КГБ Кранским. Все эти вопросы были улажены наряду с непрерывным потоком приказов по купле-продаже, контрактов, счетов за фрахты, разрешений на полеты и всей прочей бумажной рутиной, которая по сути дела обеспечивала безопасность Организации и невозможность выследить ее деятельность по следам документов.
Помещение было размером с теннисный корт, с низким потолком и обитыми плотным материалом стенами — еще одна мера предосторожности от подслушивания. Пол сделан из материала, поглощающего звуки. Тусклое красное освещение никогда не менялось. Лишь по часам на стене сотрудники могли определить, день сейчас или ночь во всех тех частях света, где Организация вела свои дела.
Посередине комнаты стоял огромный стол, накрытый картой мира, с островом в центре. Вокруг стола размещались рабочие стойки, за которыми круглые сутки сидели сотрудники.
Дав глазам привыкнуть к освещению, доктор Ромер огляделся вокруг. Стойка у противоположной стены управляла Общей транспортировкой. Главный экран, возвышавшийся над рабочей поверхностью стола, показывал, что весь флот грузовых самолетов находится в воздухе. За примыкавшими стойками операторы отслеживали непрерывный поток информации, стекающийся в их наушники от промышленных, химических и прочих корпораций, целиком принадлежавших Организации. Бросив беглый взгляд на экран, он увидел, что в сотнях стран филиалы функционируют нормально, и подъехал прямо к большому столу.
Один из сотрудников отодвинул свое мягкое кресло, чтобы доктору Ромеру было лучше видно. Сотни клубов «Держим-в-Форме» усеивали карту, каждый был отмечен крошечной фигуркой Аполлона с флажком в руках. Один флажок над клубом в Вашингтоне был приподнят, и еще один — над клубом в Мюнхене. Такое положение означало предстоящий сбор урожая.
— Каково их нынешнее положение? — бесцветным тоном спросил он.
Оператор повернулся к своему модему.
— Вашингтон докладывает о хорошей перспективе. Цель вскоре отправляется в отпуск. Он летит в Сиэтл, откуда собирается уехать в горы и бродить там пешком. Это время рекомендуется как наилучшее для сбора урожая.
Доктор Ромер изучил информацию на экране. Вашингтон был прав. Тренировки в клубе сделали из мишени прекрасный физический экземпляр на весьма продолжительное время. При умелом подходе можно будет извлечь все органы.
Часом позже с другой стороны озера донесся приглушенный рокот, напоминающий гром. Однако звук шел не с неба, а из самых недр земли, и быстро смолк. Гора Масая в конце концов пробудилась от векового сна. Но пробуждение это было столь мягким, что никто так и не понял, что произошло.