— Эх, Васек! — горестно вскрикнул второй радист. Баженов осмотрел убитого. Пуля попала в лоб и прошла навылет. Юрий не мог больше оставаться в бездействии. Он занял место убитого, уперся локтями в бруствер, прицелился — и тут же его оглушило, будто выстрелили в правое ухо. Посмотрел направо — за деревьями ничего не видно. Опять прицелился. Его снова оглушило, и слетела фуражка. Он поднял ее, — верх прострелен. Пощупал макушку — пальцы в крови, голова гудит.
— Рябых! Справа, за рвом, проверь-ка окопчик: похоже, оттуда радиста срезали. Возьми двух бойцов. Действуй.
Рябых и два солдата побежали по рву вправо, а потом перемахнули через бруствер в кусты. Баженов вылез из рва назад, стал во весь рост, чтобы было удобнее целиться через кусты.
— Стреляйте из рва, а то убьет, товарищ старший лейтенант, — под руку крикнул радист. Он и промазал. Глупо стрелять по группе! Он был в ярости. Спокойнее!
Снаряд разорвался метрах в тридцати. Баженов подвел мушку к ногам немецкого наводчика и выстрелил; наводчик упал. А когда упал и заряжающий, остальные укрылись в окопе, сбоку от орудия. Подбежал офицер и заставил их вылезти. Баженов выстрелил, офицер завалился на бок.
— Ну и режете, товарищ старший лейтенант! — восхищался молодой боец, стрелявший с бруствера.
Баженов снова выстрелил и снова попал.
Гитлеровцы покинули свой окопчик и побежали. Баженов успел дать по ним две короткие очереди.
Примчался Богун:
— Комполка просил вызвать "Тигр" и "Лев", а "Волка" довернуть правее двадцать, по танкам. Взяли было третий кирпичный полностью, но наших выбили.
Еще принес новость: Ольховский с небольшой группой с сахарного завода прорвался не на шоссе против наших, а правее, в город. Ведет бой в квартале 253. Наши не могут к нему пробиться.
Богун оглядел окрестности и ров.
— Эх, убили нашего Васю. Жаль хлопца! Документы взяли?
Позади рявкнула противотанковая пушка. Все посмотрели в сторону, куда она стреляла. Левее, метрах в двухстах, из аллеи парка ко рву двигался танк, а за ним, теснясь, шло пятнадцать гитлеровцев.
Замысел противника был ясен: танк перейдет через ров на поле, развернется влево и ударит вдоль рва. Сколько еще танков у противника?
Наша противотанковая пушка поспешно стреляла в танк и не попадала. Баженов подбежал к пушке, навел, выстрелил и тоже не попал. Танк был метрах в тридцати от рва и в полутораста от пушки.
— Дайте, я! — вдруг сказал Богун, отстраняя Баженова. Он открыл затвор, навел через дуло, чуть довернул влево и крикнул: — Заряжай!
Захлопнулся затвор, и раздался выстрел. Вспыхнуло у основания башни танка, — с ним было покончено.
"То огонь, огонь!" — звенело в ушах, и Баженов стрелял, стрелял из карабина-автомата в гитлеровцев за танком.
— Ну и режете! — отмечал каждое попадание молодой боец снизу, из рва.
Подхватив двоих, фрицы быстро пошли назад, а когда из их группы еще двое упали, остальные бросили раненых и кинулись прочь.
Баженов оглядел поле боя. Справа, за поворотом рва, противотанковая пушка уже не стреляла; накренившись, она уткнулась дулом в землю. На поле метрах в четырехстах горели два танка. Из парка выбегали наши бойцы и убегпи через огород, в кукурузу. По бегущим били пулеметы из пяти танков.
— Куда вы?! — крикнул Баженов.
— Отходим из пригорода по приказу, будем накопляться, — ответил боец. Врет или нет? Не "забыл" ли сказать, что Захиров приказал отойти в этот ров?
Баженов подсел к радисту и начал передавать донесение условными радиосигналами. Возле противотанковой пушки запрыгали маленькие, злые, желтые вспышки: бил крупнокалиберный пулемет с танка. Легко раненные артиллеристы укрылись во рву. Хотел Баженов спасти пушку — не подойдешь! Подбили пушку. Танки надвигались.
— Надо закрепляться на ферме, — крикнул Богун.
И они пошли по рву. Теперь с танков по ним стреляли из пулеметов и из пушек.
— Нагибайтесь, товарищ старший лейтенант. Ну, нагибайтесь! Срежут, слышите, как дает?
— Отстань.
— Себя не жалеете, нас поберегите: ваша голова — ориентир.
Баженов пригнулся.
Впереди во рву сидел сухонький, пожилой боец. Он сидел в такой спокойной позе и смотрел на них так буднично, что Баженов закричал:
— Чего расселся, где твое оружие? Пошли!
— Отвоевался я, — негромко, спокойно, даже ласково ответил боец, по-волжски выговаривая "о", — обе ноги перебиты, рука перебита, две раны в живот. Так что отвоевался… Наши проходили. Автомат мой взяли, документы тоже.
Баженов приподнял на раненом гимнастерку и рубашку, посмотрел и поспешно опустил одежду. Удивительно было это просветленное спокойствие умирающего. Молча стоял перед ним Баженов, стояли другие.
— А если хочешь помочь, сынок, — слышал Баженов его окающий говор, — пристрели меня. Все равно, коль сейчас не помру, фрицы пристрелят.
— Не проси. Веришь, не могу…
— Верю. Передай тогда в Горький, на автозавод. Селезнев Михаил Осипович шлет свой последний смертный привет. А оттуда они и супругу мою известят.
— Передам. А ну, хлопцы, понесем!
Была отбита пятая контратака гитлеровцев, пытавшихся ворваться в совхоз. Горели совхозные конюшни — из них с топотом и ржанием выскакивали обезумевшие кони и разбегались во все стороны, высоко задрав головы с подпаленными гривами. Совершенно спокойно вышел из пламени белый жеребец — красавец под английским седлом на расшитой золотом красной попоне, — посмотрел вокруг и побрел к парку.
Никто на него и внимания не обратил, — не до коней тут было… Горели два сарая, и в них взрывались оставленные гитлеровцами патроны и гранаты, но и на это уже никто не обращал внимания. Из полутора рот, защищавших совхоз, в живых осталось меньше половины.
Кроме южного направления, обозначилось еще и юго-восточное, и восточное, и северовосточное, и северное — там гитлеровцы скапливались за деревьями и кустами. Их разговоры и команды были отчетливо слышны.
Сплошного фронта не было. Немцы контратаковали здесь силой до роты. Их танки с юга атаковали без пехоты. Наши минометчики не давали танкам подойти.
И Богун из пулемета, и Рябых, и Баженов, и другие легко отбивали контратаки этих групп пехоты без танков.
Глядя на немцев, Юрий Баженов вспомнил рассказ Сысоева о солдатах, которые идут в наступление без огонька, без желания победить, а лишь потому, что их принуждает офицер. Именно это угадывалось в нерешительности наступавших фрицев, в их глупом стремлении держаться поближе друг к другу, в том, что они не перебегали, а двигались во весь рост. Когда кто-либо из них падал, сраженный пулей, другие бежали назад еще более тесной толпой, и тут Богун "давал им прикурить".
При этом он покрикивал на соседей: "Не пугай, не порть мне кучность!"
Отлично действовали минометчики — особенно, когда фашисты накапливались для атаки.
И все же противник продолжал атаковать совхоз: надеялся, что с какой-нибудь стороны да удастся ворваться. Юрий Баженов, принявший командование, выслал вперед слухачей, немного понимавших немецкий, и те докладывали, откуда надо ждать врага.
Когда противник не атаковал, он стрелял по совхозу из пушек и минометов. Иногда это был методический обстрел, иногда артналет.
В совхозе число раненых увеличивалось. С командиром полка радиосвязь установить не могли. Полковник Орленков с ВПУ запрашивал, какова обстановка. Баженов сообщил, что противник отрезал кирпичные заводы. Радиосвязи с Коленко нет. Совхоз подвергается натиску противника с юга и северо-востока. Нами отбито пять контратак.
Орленков требовал удержать совхоз и установить связь с кирпичными заводами, с Коленко. Сообщал, что части армии овладели районом станции, захватили вокзал и ближайшие кварталы, продвинулись и в северо-западных и западных кварталах.
Давно бы два десятка танков смяли горсть защитников совхоза, не имевших противотанковых средств.
Но случилось то, на что невозможно было рассчитывать, что не предусмотрено в уставах, в разделах о противотанковой обороне: танки испугались наших минометов. Баженов только диву давался.
Наступило небольшое затишье. Старшина рассказал о Сотнике, командире минометной батареи. Баженов знал, что этот офицер — выдающийся минометчик, а его минометчики известны всей дивизии; о них много писали в газете. И хотя по настоянию Сысоева массовым тиражом была выпущена брошюра Сотника, в которой он делился опытом и раскрывал свои "секреты", из-за батареи самого Сотника все еще ссорились командиры всех батальонов. Знали: Сотник выручит и в самом безвыходном случае…
Баженов пошел к Сотнику. Молодой, сдержанный, "вышколенный" старший лейтенант рассказывал минометчикам что-то веселое, и те хохотали.
Баженов попросил Сотника показать ему "секрет" их сверхскоростной стрельбы.
— Надо бы дать по крайнему правому танку, да мин маловато, — вслух размышлял Сотник. — А дать все же придется…
Минометчик чуть ли не сел верхом на едва наклоненный ствол миномета. Ему справа и слева подавали мины, а он ловко бросал их в дуло — то правой, то левой рукой. Баженов залюбовался его виртуозной техникой.
— Лучше отойдите, товарищ старший лейтенант, — под шуткой прятал свое восхищение Рябых, — а то он так быстро доит миномет, что не успеет мина вылететь из дула, как он уже сует другую; как бы одна на другую не наскочила.'
Обстрелянный танк быстро пятился. Попятились и другие танки. Пятились и стреляли. Начался огневой бой.
Солдаты, верившие в минометчиков — богов этого боя, приволокли трофейные минометы. Еще не сгоревший сарай был полон ящиков с минами. Маленький юркий одессит Костя (тот самый, что во рву кричал Баженову "ну и режете!") теперь бегал по двору и возвещал:
— Минометчики показывают класс!
— Дают жару, — признавал Богун. Единственное, чего потребовал командир минометчиков, — выделить бойцов для переноски минометов. Частая перемена огневых позиций, объяснял он, обеспечивает живучесть и материальной части, и людей. И заодно вводит противника в заблуждение.