Баженов дал вверх очередь из автомата. Только самые задние из толпы обратили внимание.
— Давай! — скомандовал Баженов, и дальше все действовали согласно намеченному плану. Шесть автоматчиков помогли Богуну взобраться наверх. Он поджег от цигарки конец бикфордова шнура и поднял над головой толовую шашку.
— Бомба, — закричал он, — сейчас взорвется! — и бросил толовую шашку в горловину цистерны.
— Спасайся! Отходи! — кричали автоматчики.
— Дурак!
— Добро губит! — раздавались голоса отбегавших.
В цистерне шумно бухнуло, выплеснул фонтан, швы разошлись, и спирт полился ручьями.
Бабы пытались черпать его из луж, бойцы, их отгоняли. Основная масса устремилась ко второй цистерне. Баженов, Богун и автоматчики тоже побежали туда.
Солдат, с ведром на веревке, черпал спирт из горловины цистерны и озорно зазывал:
— Не жалко! Навались! Кому самого крепкого? Давай, подставляй!
И подставляли. Увидев направленные на него автоматы и услышав приказ Баженова, солдат обратился к толпе за помощью.
Автоматчики стащили "черпалу". Тот сразу смолк. Просил отпустить. Вот это быстрое протрезвление и знакомые демагогические призывы к толпе насторожили Баженова. Черпалу захватили с собой. Богун повез его в подразделение, которое значилось в его книжке, и там сказали: не наш.
В приемной комендатуры Баженова ожидал военврач Равич. Баженов ввел гостя в кабинет, предложил накормить и угостить спиртом. Спирту, сказал он, хватит на несколько госпиталей— цистерна!
— За дворец для госпиталя спасибо. Пришел просить еще трофейных медикаментов, а лучше всего — отдайте мне ключ, там ведь есть и кокаин и прочее. У меня все будет в полной сохранности.
Равич шумно понюхал воздух и спросил:
— Откуда это пахнет?
— Отбивали у мародеров цистерну спирта для вас.
— А здесь у вас есть этот спирт?
— Есть. Отобрали несколько четвертей. — Баженов распорядился принести четверть.
Равич нагнулся к бутыли, понюхал содержимое, посмотрел на просвет и спросил:
— Пили?
— Пили, черти!
— А вы?
— Разве тут есть время выпить, даже если захочешь! Запах приятный.
— Чем пахнет?
Баженов понюхал.
— Яблоками. Не самогоном. Именно яблоками пахнет,
— Благодарите бога. Это яд! Метиловый спирт. Тридцать — пятьдесят граммов — слепота. Семьдесят — сто — смерть. Медленная, от удушья. Спасти почти нельзя.
— Значит, все выпившие…
— Да! Постарайтесь выявить — кто, может успеем кого-нибудь спасти.
— Значит, гитлеровцы нарочно оставили метиловый спирт?!
— Вы удивляетесь? Гитлеровцы отлично учитывают жадность к водке определенной категории солдат и даже офицеров.
— Метиловая мина замедленного действия!
— И безотказная. Вам определенно везет, товарищ комендант. Пусть мне дадут ключ от склада с медикаментами. Если мне не хватит моего дворца, займу ваш дом. Кто пил — гоните ко мне!
И вот перед Баженовым стояла новая задача. Нужно было срочно действовать.
— Когда ж у тебя закончатся срочные дела, — подкусывал Сысоев, — и мы наконец сядем обедать? Не знаю, как лейтенант Ольховский, но и Платон Валерианович и я проголодались.
— Срочные дела не кончатся никогда, пообедаем сейчас. Богун, дай команду, зови майоров, Чернявского.
Все уже рассаживались за стол, когда вошел майор Свешников и подал Баженову несколько листков курительной бумаги для махорки.
— Добрый дядя, — сказал Свешников, — раздавал нашим новобранцам из местных жителей махорку и эту вот бумагу для закрутки. Полюбуйтесь, что на ней написано.
Баженов вслух прочитал:
"Братья украинцы! Наши главные силы движутся на город. Не верьте коммунистам! Не давайте обманывать себя. Не идите в ряды Красной Армии, разгромленной нами, которая из последних сил…" А заканчивалось так: "кого захватим с оружием в руках, расстреляем на месте…"
— Что сейчас делается в батальоне?
— Это произошло в роте призванных из местного населения. "Угощавшего" задержал командир. "Угощавший" — некто Пасюк — выхватил из кармана пистолет и пальнул в командира. Бросился бежать, отстреливался, крикнул "Помогай, Федя!" И второй за ним. Обоих задержали. Оба ранены, легко.
— Поехали! И вы тоже, майор Бичкин.
Когда роту выстроили, перед ее фронтом, у стены, поставили обоих власовцев со связанными руками.
Баженов выступил перед бойцами. Затем говорил майор Свешников.
Бичкин командовал. Дезертиров и провокаторов, врагов своего народа, иуд, предателей, как их назвал Баженов в своей обвинительной речи, расстреляли перед строем.
— Зря поспешили, надо было передать их майору Север цеву, — сказал Свешников.
— Сегодня для меня главное — боеспособность роты, — возразил Баженов. — Командиру дано право — в экстренных случаях применять оружие. Я воспользовался этим правом. Готов отвечать за это.
Конечно, и полковник Петрищев, и Сысоев, и Чернявский не сели без них обедать. Пока Богун "организовывал" обед, Сысоев и Баженов вошли в столовую, где стоял накрытый стол.
— Мы с Чернявским допросили пленных, — сказал Сысоев. — Трое очень уверенно утверждают, что существует специальная команда какого-то икс-оружия огромной силы. Оно разной мощности и, в частности, малый калибр употребляется против танков. Эту спецчасть охраняют, и никого близко к ней не подпускают. Пропаганда ли это? Судя по танку, который мы видели, это не только пропаганда. Надо сделать все, чтобы раскрыть секрет этого оружия, пусть хоть на малом калибре, и упредить… если это икс-оружие существует.
— А что я могу сделать? Ты же видишь!
— Ты? Очень много. Надо поохотиться за икс-оружием в городе, занятом противником.
— Ты как?
— Надо подумать… — Он оглядел комнату и вдруг спросил: — Что у тебя за купеческий вкус?
Баженов посмотрел вокруг. Он впервые увидел и этот широкий низкий диван красного бархата, и эти ковры на полу, и зеленые бархатные портьеры, и две горки с хрусталем, и серебряные чашки с серебряным кофейником, и какие-то удивительные кружева на столах, и искусственные цветы.
— Какого черта ты притащил все это барахло? — спросил Баженов у Богуна, помогавшего Куракову устанавливать супницу, гусятницу.
— Это майор Бичкин так приказали, чтоб вам красивее жилось. Не сгорать же такому добру.
— А цветы откуда?
— Так шо ти ж дивчата принесли: Тамара, Сусанна и Галя.
Сысоев даже не мог смотреть на Баженова, смотрел в окно.
— Выбрось цветы! — закричал в ярости Баженов. — А снова явятся дивчата, гони к черту. Понял? Как ты узнал их имена?
— Так шо товарищ майор Бичкин симпатизирует им, даже до себя в комнату приглашали. Дело молодое…
— Какого черта! Я же приказал ему!..
_ Не надо при бойце, — тихо заметил Сысоев.
_ Кураков, зови майоров и гостей обедать, — распорядился Баженов. — Только обосновался здесь, — все еще сердито продолжал он, — гляжу: "три красавицы небес шли по улицам Мадрида", — он замолчал, не уверенный, что сейчас уместно говорить цитатами.
— Ну? — нетерпеливо напомнил Сысоев.
— Ходят по тротуару туда-сюда, в окна заглядывают, а потом просят часового впустить. В чем дело? — спрашиваю. Оказывается, они местные, только что вернулись в город, одна — студентка; рады нам и предлагают свои услуги — убрать дом и даже украсить. Расспросил их, откуда, кто. Студентка — дочь партизана Невысокого из "Орешка". Верить, вроде, можно. Поблагодарил, выставил. Так нет же! Уже познакомились с майором. Я ему запретил. А он уже и в гости пригласил. Цветы ты, Богун, поставил?
— Так што я. Цветок — он не виноватый. Я у майора половину взял из тих, шо ему дивчата принесли.
— Что посоветуешь, Петер?
— От строевиков держи девчат подальше. Сам понимаешь… А что твои помощники собой представляют?
— Ты же их видел, поговори с ними!
— Я встречался с майором Бичкиным в запасном полку, когда он был начальником штаба, — типичный "фенд-рик"! — Так Сысоев называл недалеких офицеров, щеголявших своей "фронтовой" грубостью. Всем, кроме большого начальства, они говорили "ты" и любили хвастать своими якобы сверхгероическими похождениями.
Наконец все сели за стол. Выпили пива.
— Пиво, — сказал полковник Петрищев, — дают в Англии только раненым. Пиво быстро восстанавливает силы.
— Пиво и мне Равич прописал, — подтвердил Ольховский.
— После такого дня, — сказал Бичкин, — меня эта водичка не устраивает, мне нужно нечто более существенное. Как, товарищ комендант?
— Офицерам за обедом, — отозвался Петрищев, — не требуется разрешения старшего пить водку, если спиртное не запрещено.
— При исполнении служебных обязанностей запрещено, — возразил Баженов, — а работа у нас круглые сутки. Пейте, но в меру.
— Душа меру знает, — обрадовался Бичкин и налил из фляжки в фужер.
— Двое лей, один держи! — Чернявский подставил и свой бокал. Он выпил, захлебнулся воздухом, откашлялся и сказал: — Надо сильнее разбавлять.
Бичкин выпил еще и еще. Это он называл "пить по-фронтовому". Он раскраснелся и тараторил без умолку.
На просьбу Баженова воздержаться от "выражений" он ответил, что "фронтовая выпивка требует и фронтовых словечек".
— Он часто такой? — тихо спросил Сысоев.
— Нет. Оказался весьма исполнительным и боевым, но любит прихвастнуть, щегольнуть, стремится к "прелестной жизни" и периодически обнаруживает страсть к спиртному. Ну, что мне сейчас с ним делать?
— После обеда отправишь спать.
Опьяневший Бичкин, встречая осуждающие взгляды Баженова, Сысоева и Петрищева, говорил без умолку, говорил о трудностях фронтовой жизни, о том, что хоть на время обеда надо забыть о строгой дисциплине и "ослабить гайки".
— Никакая отвага в боях и никакие ордена, — сказал полковник Петрищев (у Бичкина на груди красовались три ордена), — не могут оправдать недисциплинированность. У советского офицера, как вам известно, должна быть иная сущность.
— Филиповский мне так объяснил, — перебил Бичкин, — почему он часто выпивает: очень, говорит, тяжело под огнем. Трудно выдержать. Выпьешь — легче.