— Подымите, окатите холодной водой, дайте четыре капли нашатырного спирта в чашке воды.
— Товарищ комендант, давали, только чуть-чуть помогло… Снова уснул. Ну что с хмельного спрашивать?
— А кто отменил боевую тревогу? Майор Свешников? — Я!
— А майор Свешников?
— Доставил Бичкина. Они приехали вместе. Сейчас тоже спит.
— Понятно, — машинально сказал Баженов, но ему было отнюдь не понятно, как это Свешников мог допустить, чтобы Бичкин так налился.
— Свешников явился тоже во хмелю?
— Я бы не сказал. Навеселе немного.
— Сдадите мне дежурство, а когда отправитесь спать, предупредите дежурного по роте и часовых: как только майор Бичкин проснется — сейчас же ко мне. И майора Свешникова тоже. Теперь объясните, какое мое задание ушел выполнять Богун?
Лейтенант Ольховский начал издалека:
— Сюда пришел боец из госпиталя, разыскивал свою часть. Документы у него были в порядке. Вышел этот боец, встретил бойца из комендантской роты и начал спрашивать, не примут ли его, хорошо ли кормят и прочее. Уговорил дать посмотреть ему "одним глазком", как живут: это, мол, и решит вопрос, так как с комендантом он знаком. Тот показал. Когда об этом узнал Богун, то приказал привести этого бойца; а боец уже ушел за вещами. Обещал через час вернуться. Богун — ко мне, спрашивает, каков из себя этот боец. Невысокий, молодцеватый, говорю, ярко выраженный блондин. Богун говорит: сяду на мотоцикл, поеду разыскивать "бравого солдата". Так и скажите коменданту: "бравого", он знает его. А тем временем, говорит, ищите "штуковины". И умчался. Я, признаться, так и не понял: какие такие "штуковины"?
— Кроме майоров, всю роту соберите по боевой тревоге во дворе.
Когда рота построилась, Баженов показал картонный цилиндр радионаводчика, объяснил новичкам, как он действует, и приказал разыскивать такие "штуковины" или похожие на нее в доме, в соседних домах.
Нашли. Здесь же, во дворе. В прикрытом досками колодце подвального окна. Вторую — в ротной спальне, куда "бравый" заглядывал "одним глазком". Обыскали и соседние дома; нашли в одном. Радист "оперировал" находки.
Баженов приказал сообщить во все части, находившиеся в городе: пусть ищут.
В дневнике дежурного была запись о посещении группы женщин во главе с Оксаной Михайловной Солодухой. По-видимому, опять насчет суда над Мюллером. И почему до сих пор нет следователя из трибунала? Или Свешников не доложил? Ну, пусть только проснется!
Баженова беспокоило долгое отсутствие Богуна. Он послал машину с двумя автоматчиками по всем постам — узнать, не видели ли Богуна…
В общем, снова началась "страда комендантская".
— Майор Бичкин по вашему вызову явился! — Он стоял перед столом вытянувшись, не шатался. Баженов внимательно вглядывался в лицо Бичкина, стараясь определить, совершенно ли он трезв.
— Доложите, какие чрезвычайные обстоятельства вынудили вас заставить лейтенанта Ольховского дежурить почти двое суток. Почему вы, мой заместитель, явились вчера вечером вдребезги пьяным, подняли роту по боевой тревоге?
— Виноват! — Глаза Бичкина были устремлены на него, черные, большие, незнакомые, и Баженов не мог избавиться от ощущения, что майор смотрит словно сквозь него, в пространство.
— Вы еще пьяны или протрезвились? — еле сдерживаясь, тихо и как можно спокойнее спросил Баженов.
— Трезв.
— Пройдите, пожалуйста, по одной половице!
Майор пошел, неуверенно, пошатываясь, и чуть не упал.
— Идите в свою комнату и проспитесь. Потом поговорим. Командование ротой передайте лейтенанту Ольховскому.
— Товарищ комендант!
— Кругом!
Майор Бичкнн повернулся по-уставному и пошел к двери. Он забирал все правее, правее, наскочил на угол изразцовой голландской печи, сильно ударился лицом, чуть не упал и, шаря руками как слепой, двинулся к окну.
— Бичкин, что с тобой? — с ужасом воскликнул Баженов. Он подбежал к нему, взял его за руки, подвел к креслу и усадил. Майор был бледен. При ударе он содрал кожу на горбинке носа. На лбу была ссадина.
— Ты что, не видишь?
— Вижу… только плохо… как в дыму… Просплюсь, все пройдет
— Сейчас же отправляйся в госпиталь! Где и у кого вы пили?
— Да у тех же, уже знакомых тебе трех красавиц. Прости. Больше не повторится. Виноват. Свешников затащил. Пить заставлял, а он выпил не больше четвертинки.
— Адрес?
— Хочешь сам? Просплюсь, поедем вместе.
— Адрес! — Баженов выругался.
— Садовническая, семь. Дом сгорел, живут во флигеле, во дворе.
Как Бичкин ни протестовал, его отвезли в госпиталь.
Записка военврача Равича гласила: "Отравление метиловым спиртом. Сделал промывание желудка и прочее. Надежды нет".
Следом отправили в госпиталь и майора Свешникова. Диагноз был таким же мрачным: тоже отравление метиловым спиртом. Состояние менее тяжелое. Все зависит от сердца. В лучшем случае останется слепым.
А ведь у Свешникова жена и двое ребят. У Бичкина жена и сын. Чудовищно! Отравить таких офицеров! И главное — кто отравил?! Оба, конечно, виноваты. Но ведь всю войну прошли, заслуженные, боевые. Да и он, Баженов, тоже хорош… Ну, погодите! Пусть его потом пошлют в штрафную роту, — за смерть товарищей он отомстит.
Баженов послал двух автоматчиков на машине — разыскать и доставить всех трех девушек. Все трое вошли… улыбаясь!
Баженов стоял за столом — сидеть он не мог, он еле сдерживался. Брюнетка подошла и протянула руку- Баженов непроизвольным ударом отшвырнул ее руку и сразу же обругал себя за несдержанность.
Брюнетка охнула, покраснела и оглянулась на подруг. Те смотрели удивленно, но не испуганно. Надо было вести протокол допроса, начинать с фамилий, занятий и прочего, но Баженов не мог так.
— Были у вас в гостях Бичкин и Свешников?
За всех ответила высокая шатенка.
— Были и Валя и Константин Петрович.
— Ах, Валя и Константин Петрович, — зло повторил Баженов и обратился к блондинке: — Вы, дочь партизана!.. Вы поили их спиртом?
— Мы ж не думали, что Валя так напьется. Константин Петрович вел себя совсем иначе.
— Ах, не думали? А сами вы пили?
— Пили!
— Врешь! Нагло врешь!
— А зачем нам врать? — неподдельно изумилась шатенка.
— Валя заставлял меня пить, — сказала брюнетка.
— Читайте! — Баженов подал ей номер газеты с его первым комендантским приказом населению города. — Громко!
Девушка начала читать и читала легко.
— Хорошо видите?
— Хорошо, — удивленно сказала брюнетка.
— А теперь, красавицы, ответьте мне, как вы отравляли метиловым спиртом боевых офицеров Советской армии, которые освободили вас от гитлеровской неволи! Рассказывайте все!
— Этого не может быть! — крикнула шатенка. — Мы пили самогонку. Мы же не отравились!
— Вы это серьезно?! — воскликнула брюнетка.
— Оба в госпитале. Умирают. И это вы отравили их! Таких офицеров… Отравить! Выкладывайте начистоту все, как было. По минутам. Что пили? Целовались ли? Выходили ли из дому? Кто к вам заходил? Словом, все! Говори ты: твое имя?
— Тамара Полозова, — ответила брюнетка и заплакала.
Так и не добившись признания, Баженов оставил двух под стражей, а Полозову отправил с двумя автоматчиками к ней домой — произвести обыск и привезти все бутылки.
А прием надо было продолжать. Люди шли по разным делам, и Баженов отпускал их одного за другим, а у самого мысли неотступно вертелись вокруг этой проклятой истории с отравлением.
Наконец привезли бутылки. Две пахли самогонкой, а третья яблоками. Полозова только сейчас припомнила, что эту третью бутылку Сусанна Кашицина (шатенка) покупала ночью у какой-то спекулянтки, когда Валя Бичкин потребовал еще самогона.
— А сами пили?
Нет, они уже перед этим исчерпали свою "норму", — пил только Валя и заставил за компанию выпить Свешникова. Тот отказывался, но Бичкин скандалил, и Свешников выпил, заручившись обещанием Бичкина — сразу же кончить и поехать спать.
Баженов вызвал Ольховского и послал его с автоматчиками по адресу, названному Сусанной Кашициной. Спекулянтку велел доставить сюда с автоматчиком, а самому произвести обыск в ее доме.
Ольховский вернулся с полдороги бегом: майор Сысоев просит коменданта срочно прибыть, чтобы вызволить его и Мюллера. Майор Сысоев вел Мюллера в комендатуру, их видели женщины. Сразу собралась толпа, не отпускают их, пытаются убить пленного. Майор с автоматчиком, которого оставил Ольховский, защищают Мюллера, но толпа растет и наседает.
Баженов с пятью автоматчиками помчался на выручку. На площади вокруг Сысоева и Мюллера собралось больше сотни женщин. Толпа стояла тихо, все смотрели на подъезжавшую машину: видимо, Сысоев уговорил женщин подождать коменданта. Толпа расступилась, пропуская "виллис", вплотную подъехавший к ее пленникам. Автоматчики мгновенно подхватили Мюллера в машину, Баженов дал было газу, но не тут-то было… Толпа с криком сомкнулась.
— Не дадим увезти! Бабы, становись! — Солодуха стала перед машиной. Стали и другие.
— Товарищи! Не надо самосуда! Преступник не уйдет от советского суда. Он в наших руках! Будем судить, открыто, при вас! Верите вы своей Советской власти?
— Советской власти верим, а тебе, комендант, нашей веры нет! Ты что обещал? Судить не позже, чем через два дня, а сегодня какой день пошел?
— Выполнял боевое задание! Помогал отбивать наступление, чтобы враг сюда не прорвался. Разве это не для вас?
— Спасибо тебе, комендант, от народа, а только давай сейчас суди палача. Ты можешь спасти его от наших рук, от нашей ненависти. Только для этого скажи своим автоматчикам, нехай прострелят каждой из нас сердце! А меня дави машиной, ломай кости. И если ты, комендант, хочешь, шоб народ еще сильнее верил в советскую правду, от тут на площади и суди ката! Тут он и расплатится за все наши слезы, за все наше горе. Слухай, комендант, то не я говорю, то голос народа!
Баженов переглянулся с Сысоевым и принял решение: