Глава 8.1
Южный Эйя, дорога на Октарон
Безымянный
Вкус еды он уже давно перестал ощущать, все упорно отдавало тленом. Поморщившись, Безымянный проглотил царапающую горло яблочную кожуру.
Рука рефлекторно сжалась в кулак, но поймала лишь воздух. Сердце болезненно дрогнуло. Без опоры посоха приходилось нелегко, но особенно тяжело было без друга. Без постоянных эмоций светоча рядом он ощущал себя бесконечно одиноким.
Но по-другому было нельзя. Иначе он не спасся бы от водяных, а ему никак нельзя погибнуть. Иначе его проклятие станет вечным. Да, он не мог поступить по-другому. Его вынудили… ему пришлось… бросить друга.
Старик поднялся, покачнувшись. Где-то глубоко внутри появилось желание не найти искомого в Цитадели. Никогда не снять проклятия. Потому что, как выяснилось, свою ошибку, за которую его прокляли, он готов совершать вновь.
Мор
Он успокаивающе похлопал по шее нервно переступающего черного ягуара. Пард чувствовал вблизи агрессивную аномалию.
– Тише, Старик, – шепнул Мор, неотрывно следя, как Мара спешно облачается в форменную мантию. – Наше время воевать еще не пришло.
И хорошо бы вообще не приходило, но, увы, Октарон не место для увеселительной прогулки. Безумно хотелось все бросить, схватить в охапку сестренку и вернуться к мастеру Лелисталю. Но на нем все еще висит долг жизни перед Тиль и Остом. Он должен найти ключи от Октарона до того, как их уничтожат эти безмозглые разрушители легенд.
Мор в который раз проклял тот день, пять лет назад, когда согласился на безумный эксперимент плата за который – долг жизни. Да, он спас сестру. Но какой в этом толк, если Тиль и Ост отправляют их на смерть!
Что раздражало больше всего, так это полное игнорирование данного факта прочими участниками этого гагатового похода. Они вели себя так, словно впереди их не ждало забвение в руинах «города, которого нет». Словно это просто очередная, одна из многих экспедиция в поисках сокровищ, каких будет еще множество.
Мор оглянулся на соседние древа, в кронах которых скрылись азартно друг другу ухмыляющиеся Тау и Раа. Вновь глянул на Мару и помогающего ей пристегнуть кольчугу Кая. Они слишком привязываются друг к другу. Будто не понимают, что каждый из них в любой момент может погибнуть. Просто перестать существовать.
Должно быть никто из них ни разу не испытывал боль потери. Иначе эту нездоровую тягу сблизиться со случайными попутчиками Мор объяснить не мог. Ему хватило ухода родителей и десяти лет безнадежной борьбы за жизнь сестренки, когда каждый день живешь как последний. После такого он навсегда зарекся снова впускать кого-то в душу. Даже Асти.
– Ей ничего не грозит.
Мор вздрогнул, выныривая из мрачных мыслей, и перевел усталый взор на подошедшего Кая, неверно истолковавшего его внезапно потемневшее лицо.
– Я не позволю Маре пострадать.
Мор через силу кивнул, не став отказываться от лишней защиты для своего сокровища. Из всего отряда Кай вызывал наименьшую неприязнь. Он хотя бы был не пустотником, а магом. Мор ткнул коленями гладкие бока Старика, и черный ягуар понятливо потрусил вперед.
– Скачем строго на юг, – донесся до него окрик Кая. – Там на нижних ветвях капли сока, по ним и ориентируемся.
Поджав губы, Мор резко перевел парда в карьер, отрываясь от услышанной мерзости. Капли сока… это кровь! Кровь, потому что мандрагора – не растение, а человек. И те, кто не хотят признавать в аномалиях равных себе, высокомерно называя их «вторичными» артефактами, пока просто не осознают, что аномалии – это не побочная ветвь развития артефактов Айну. Это новый виток эволюции.
Звуки схватки коснулись слуха даже сквозь заглушки еще до того, как в переплетении ветвей остролистных тисов и серебристых кедров показались прочие участники отряда. Отчаянное шипение загнанной в угол мандрагоры, пронзительный свист кнута, залихватские окрики Раа, словно он не за убийством наблюдает, а на бои пардов смотрит.
Мор притормозил, краем глаза отмечая нагнавших его Мару с Каем. У сестренки азартно вспыхивали глаза при мысли о скорой встрече с редчайшей аномалией. Цветочек, она явно не понимает, что сейчас увидит.
Мор тряхнул головой, кидая на глаза светлые кудри, и обвел цепким взглядом нижние ветви густого куста акации. Нетерпеливо привстал в стременах алчный до зрелища Раа. Тау рядом с ним вжалась в холку пумы Косточки, напряженно подобравшись, и опасливо щуря янтарные глаза. Перед ними, на расширяющейся к стволу ветви, Рок, Най и Уна брали в клещи мандрагору. От вида которой у Мора против воли перехватило дыхание.
Она была невообразимо юной, моложе Мары и даже Тау, всего лишь лет пятнадцати. Абсолютная гладкая кожа, кажущаяся прозрачной из-за струящейся по венам желтоватой крови, была взрезана в районе ключиц. Вместо волос у нее были тонкие, подвижные, словно щупальца, стебли, усеянные острыми зелеными листьями, непроницаемым плащом укрывающие обнаженную фигуру.
Мор прислушался третьим глазом. И вынужден был обескураженно признать, что он, кажется, далеко не так хорошо разобрался со своими новоприобретенными способностями, как ему хотелось думать. Иначе почему магическую аномалию он слышит, как рукотворный артефакт? Сейчас же не осталось последователей Синьягила, способных создать химеру, они давно плодятся сами!
Мандрагора тщетно отбивалась волосами-стеблями и гибко, словно лиана, уворачивалась от стального жала кнута. Глядя на скупые, выверенные движения Аро, и слыша пение оружия в его руках, Мор подумал, что Тау не кривила душой, говоря, что с этим «обездоленным» шансов вернуться из Октарона живыми у них гораздо больше. Уровень его мастерства по-настоящему впечатлял.
– Белая Тьма? – донесся до него едва различимый шепот Мары, мигом выбивший из головы лишние мысли. – Какая еще белая Тьма? В каком саду? Что она имеет в виду?
Проклятье! Принимая «Голос леса», Мара может понимать растенеподобных химер. Но если об этом узнают в отряде, могут возникнуть проблемы. Мор не желал быть брошенным на передовую в Октароне только потому, что может считывать информацию с минералов, благодаря «Голосу камня».
У сестренки вдруг как-то странно закаменело лицо, превратившись в восковую скорбную маску. Услышав хищный вопль Раа, Мор обернулся. Аро удалось-таки спеленать мандрагору кнутом.
Она, распахнув в ужасе глаза цвета чистой лесной зелени, тщетно пыталась глотнуть воздуха, барахтаясь в стальной петле кнута, словно рыба, попавшая на крючок. Най, Уна и Рок довольно оскалились. Раа азартно крутанул в руках посох. Кай на всякий случай потянулся к свирели, видимо, зная, что опасней всех зверь, загнанный в угол. Тау, позабыв про желание наспор приложить Аро, смотрела на убийство с выражением первобытного ужаса на вытянувшемся лице. У Мора впервые мелькнуло что-то, отдаленно напоминающее симпатию к ней, которой, как и Маре, было не плевать на жизнь другого существа, пусть и аномалии.
Наконец мандрагора мешком упала под ноги Аро. На вздувшейся шее алели следы удавки. Мора замутило. Если бы он только мог доказать всем, что аномалии – это такие же высшие артефакты, как и люди…
– Видишь? – Раа спрыгнул с гепарда, присел на корточки перед мандрагорой и обернулся к Тау. – Бояться нечего.
Она перевела на него скептический взгляд, из которого медленно утекал страх. Покосилась на сворачивающего кнут Аро. Вновь воззрилась на мандрагору. Карие глаза потемнели, лицо ожесточилось.
– Бояться есть чего, – сухо возразила она, соскальзывая с пумы. Достала из седельных сумок склянки, подошла к трупу и с пугающим равнодушием принялась сцеживать кровь. – Нас самих.
С лица Раа стерлась улыбка, мигом вернув его возраст. Старики, пораженные откровением, нерешительно переглянулись. Тау раздраженно обернулась.
– Чего застыли? Срезайте листья, давайте, пока не засохли! И кровь давите всю, пока не свернулась! Я не собираюсь оставлять валяться на дороге такой денежный мешок.
Отряд, помедлив, все же послушно зашевелился. А Мор подумал, что Война за Истребление, в которой люди, уничтожая аномалии, истребили сами себя, так их ничему и не научила.
Южный Эйя, Белый Сад
Тау
На душе все еще было гадко после увиденного. Вид пришедшего в себя, и оттого снова зубоскалящего Раа лишь ухудшал и без того пасмурное настроение. До конца переступить через себя не удалось, попадающий в поле зрения палач неизменно заставлял напрягаться. Наверно, ей просто нужно время привыкнуть к нему заново.
Жара, в противовес ночной прохладе, стояла смертельная. Кольчугу, капюшон, корсет и даже голенища сапог пришлось отстегнуть и снять. И все равно рубаха неприятно липла к телу, а пряди волос у висков и надо лбом завивались от влажности.
Тау поморщилась, когда яркий солнечный луч, нашедший брешь в кронах акаций, больно ударил по глазам, и отвернулась. Перед ней замаячила роскошная серебристая шерсть с черными пятнами. Барс Аро мазнул по ней ленивым взглядом и зевнул.
– Откуда в Эйя взяться химере? – напряженно пробормотал Аро, уставившись в затылок своего парда.
– Хей, нас тут целый полк! – вяло пошутила Тау, отстраненно удивившись вырвавшемуся любимому словечку Раа.
– Они еще с эпохи Жатвы появлялись исключительно в пределах Октарона, где в Плодоносную эпоху их создавал Синьягил, – Аро не обратил на нее внимания, продолжая увлеченно беседовать с самим собой. Тау поежилась от догадки, откуда у пленника Отверженных могла возникнуть такая привычка, и даже раздумала обижаться на вопиющее игнорирование. – По каким-то причинам только в Октароне они размножались, да и то неохотно. А тут и без того редкая мандрагора…
– Орден Отверженных прислал, – меланхолично ткнула пальцем в небо Тау.
В наличии мирового зла есть одно существенное преимущество. Во всех свалившихся проблемах можно смело обвинять его. Маска на Аро не помешала ей заметить, как его перекосило. Неужели угадала? Аро грязно выругался.