Мы с Амандой стоим и смотрим, как хлопочет хрупкая Джемма вокруг своего раненного медведя, ненадоло пришедшего в себя, и понимаем одно — ни он, ни она дальше не поедут.
Что ж, я и с самого начала мог отправиться на дело один… если принимать должные меры предосторожности, это возможно.
Но в этот момент рыжая поворачивается ко мне и удивляет в который раз. Со столь привычным для нее спокойствием она задирает идеальную бровь и спрашивает:
— Готов отправиться со мной вдвоем навстречу опасностям и приключениям?
Я аж поперхиваюсь. А потом беру себя в руки и тихо уточняю.
— А ты готова?
Почти синхронно мы киваем.
— Идиоты! — вопит услышавшая это Джемма — сложно не услышать в такой маленькой комнатке, — Это уже никуда не годится! Вы же видите, что происходит — и продолжаете лезть куда не следует!
А я отчего-то улыбаюсь, неотрывно глядя на Хендерсон.
Да, я псих и придурок. Мне давно об этом говорили. Но черт меня побери, кажется, я встретил кого-то не менее сумасшедшего. Давно встретил…
Мы поворачиваемся к кровати.
Джемма снова открывает рот, но Гибсон внимательно смотрит на нас, а потом тянет брюнетку на себя, обнимает её так, что она замолкает, и уверенно произносит.
— Оставь их. Им это нужно.
Глава 28
Деймон Холл
Бразилия — страна «кладоискателей».
Даже первые набеги колонистов в восемнадцатом веке были связаны с добычей золота и драгоценных камней. Благодаря этому и появились первые поселения, а впоследствии — железные и автомобильные дорог.
В прошлом золото и алмазы не принесли Бразилии богатства. Но после того, как их извлекли из железной оправы* (самородное золото часто покрыто оксидом железа, прим. автора) в бразильских недрах все же кое-что осталось. Сейчас в разных концах южноамериканской страны мощные механизмы вскрывают все новые и новые пласты сокровищ и жадно вгрызаются в них, как ошалевшие от запаха крови хищники. И тут же, спрятавшись под маскировочные сетки, в нелегальных карьерах или в темных горных лазах ищут свою добычу гаримпейрос.
В старые времена так называли всех бразильских мужчин, не брезговавших любой, абсолютно любой добычей. Чаще всего ищущих золото и драгоценные камни, чтобы прокормить многочисленные семьи.
Страна предала их.
В восьмидесятых годах двадцатого века правительство Бразилии называло гаримпейрос одной из основ экономики. Долгие месяцы эти люди проводили в джунглях Амазонки, возвращаясь оттуда с золотом и званием героя. Но все изменилось в тысяча девятьсот девяносто втором году году, когда территория, на которой шла добыча, была объявлена собственностью племени индейцев яномамо, являющегося коренным населением страны. Искатели, под босыми ногами которых лежала начиненная сокровищами земля, сделались вне закона. Их деятельность оказалась нелегальной… и они продолжили её, взяв в руки оружие и скрываясь от полиции.
Дорога — хотя дорогой это назвать сложно, так, колея — петляет между серыми сланцевыми скалами, блеклыми кустами — настоящая зелень видна только в долинах, у рек — поднимаятся на перевалы и спускактся вниз. Нам повезло, что сейчас не сезон дождей, потому что иначе немыслимые подъемы и спуски по скошенным насыпям среди нависших глыб, готовых рухнуть от шума мотора, превратились бы в смертельно опасный аттракцион.
Вторые сутки я за рулем и веду наш джип очень аккуратно, не отрывая взгляда от норовящей ускользнуть поверхности.
— Сменю тебя, — бурчит Хендерсон. — А то ты так боишься свалиться, что мы скоро совсем остановимся.
— Ага, уж лучше нажать на газ и упасть в какое-нибудь Монтебелло*, откуда тебя не выпустят, пока не найдешь им новую жилу…
Мы оба хмыкаем.
А я вдруг понимаю, что вряд ли кто-то из тех девок, с которыми я регулярно встречался в Америке — и даже выводил их в свет, имитируя отношения — понял бы, о чем идет речь. Да и вряд ли бы кто-то из них смог с таким достоинством выдерживать тяготы пути, более того… добровольно пойти на них, испытывая тот же азарт и жажду, что и я.
Что-то дрогнуло внутри.
Я никогда не искал единомышленников среди своего близкого окружения — достаточно было помощника. А сейчас мелькнула мысль, что в этом что-то есть.
Однажды один из моих клиентов — преуспевающий, седоволосый и весьма требовательный американец — покупая очередной дорогущий камень для своей жены, с которой они прожили в браке более сорока лет, сказал мне:
— Знаешь, сынок, — он всегда так называл меня и, пожалуй, от него единственного я это терпел, — почему я все еще хочу делать ей такие подарки? Потому что она, после всех лет нашего непростого брака, все еще искренне смеется над моими шутками, интересуется, чем я занят и готова идти за мной до конца.
Кажется только сейчас я понял, о чем идет речь.
Мы движемся по шападам* (песчанниковые плато с крутыми обрывистыми склонами, прим. автора), а потом и вдоль реки, которая в этой части Мату-Гросу довольно полноводна. Если верить карте и объяснениям, полученным прежде, мы все делаем правильно… вот только я не учел, что дороги окончательно превратятся в тропы.
— Я не уверен, что мы и дальше сможем двигаться в автомобиле.
— Согласна, — кивает Аманда. — Но если мы пойдем пешком, то сдохнем не доходя до Гояса.
— Лошади? — неуверенно спрашиваю? — Ты в состоянии удержаться в седле?
Если бы я не смотрел на нее в этот момент, то не заметил, как по её спокойному лицу прошла волна. Но я не успел задуматься над реакцией рыжей, потому как она ответила.
— Могу. Думаешь, найдем здесь у кого купить их? Поселения и фермы попадаются, но…
— Найдем. В этом регионе весьма развито животноводство, и есть все шансы получить и лошадей, и проводника, который знает местность.
Нам и правда везет.
Мы довольно быстро натыкаемся на небольшое поселение — я бы даже сказал несколько домов — где мне удается договориться с хозяином, говорящем на ломаном английском, и обменять джип на лошадей. А еще раздобыть достаточное количество съестных припасов, которые упаковывают в седельные сумки, и даже договориться о том, что его работник проводит нас в сторону границы со штатом Гояс.
И не будет задавать лишних вопросов.
Я стою и общаюсь с пыхтящим сигарой толстым бразильцем, когда вижу посвежевшую после отдыха и настоящего душа Аманду, идущую в сторону загона с лошадьми.
Что-то меня напрягает в этой картине.
Поза? Излишне прямая спина?
Рыжая двигается всегда как большая кошка, а сейчас подходит будто ползет на деревянных ногах к ограждению. Долго смотрит на кобылу, на которой она поедет, застывает окончательно… а потом будто решается и ныряет в глубину, протягивая руку к лошадиной морде.
Странности на этом не заканчиваются.
Хендерсон делается совсем мрачной, когда мы седлаем наш новый транспорт и выезжаем за проводником. Я вижу, что она не просто хорошо держится в седле — идеально. Мне с моими несколькими уроками в Америке и парой конных походов за камнями в неприступные для автомобилей места — собственно, ради этого я и учился — никогда не достичь такого уровня мастерства.
Я полагал, что Хендерсон из состоятельной семьи — чуть ли не с голубой кровью. У них были конюшни? В этом дело? Почему-то кажется, что нет. Уж очень странные эмоции транслирует ее застывшее лицо и поджатые губы.
Черт, что еще я про нее не знаю?
Глава 29
Аманда Хендерсон
В верховой езде полно противоречий.
Расправленные плечи, мягкая поясница, но сильные ноги — только с длительной практикой приходит понимание, как это сделать одновременно. Как сидеть крепко, но без напряжения; повод держать мягко, но давать команды отчетливо и жестко. Быть расслабленным, но постоянно отслеживать, что происходит с лошадью.
Не ждать подвоха, но знать, что он может случиться.
Я не ездила верхом… сколько? Больше тринадцати лет? И на какое-то мгновение даже предположила, что не смогу преодолеть вспыхнувшее отвращение. Но мне удается пересилить себя. И даже не удивиться, что я не потеряла ни единого навыка.
Это и не возможно, если рос на маленьком ранчо…
О чем я старалась забыть всеми силами.
Мерно двигающиеся бока пегой кобылы вызывают к жизни ненужные картины из прошлого, поэтому я сосредотачиваюсь на окружающем мире.
На лошади это не сложно. Гораздо проще, чем сидя в железной коробке под названием машина. Потому что ты становишься часть пространства. Ловишь поток и двигаешься в нем, дыша в унисон не только с животным, но и с тем, что находится вокруг.
Серрадо* удивительно разнообразен. Хвойно-зеленое полесье, скальные образования и галереи кустарников вдоль рек и мутноватых ручьев. Мозаика болот и открытых лугов. Невысокие деревья и сухая красноватая почва. Второй, третий день мы движемся к границе с соседним бразильским штатом — во всяком случае, я надеюсь на это. Как и на то, что Холл умеет пользоваться не только GPS, но и компасом.
И что наш проводник нас не покинет.
Мерная езда, спокойные разговоры, молчаливый бразилец в возрасте, который не говорит по английски, достаточное количество вполне пристойной еды и воды, а также то, что стало значительно суше и прохладнее — я даже мерзну по утрам — вводит меня в состояние расслабленности.
Я почти перестаю думать о том, о чем не следовало и начинать.
Периодически мы встречаем животных — кого-то вроде хомячков, муравьедов, один раз видели вдалеке оленей — но они пугливо прячутся при нашем приближении.
И пока не встречаем людей, хотя эти конные тропы явно кто-то прокладывал.
Лучше бы нам и не встречать.
Одинаково опасным будет столкнуться и с браконьерами, и с наркоторговцами, и с местными племенами, которые могут принять нас за гаримпейрос… И с сотрудниками Агентства по охране окружающей среды Бразилии (IBAMA, прим. автора). С тех пор как старателей назначили чуть ли не главным злом, между индейцами и золотодобытчиками идет необъявленная война, в которую часто вмешивается Агентство.