— Точно, черт побери. Ничего не выиграли, — встрял в разговор Кривой. Пот заливал ему глаза, а рубаха на спине дымилась, как вулканическая лава.
— Когда мы оттуда бежали, думали, что нас ждут молочные реки, кисельные берега. Будем, мол, только пить досыта, жрать что поострее, чтоб снова ощутить жажду, да нежиться на солнце, как кайманы. А получилось…
— А получилось, гнем спину, как негры… которые вовсе и не гнут спину, бездельники проклятые.
— Значит, пословица не права, — многозначительно заключил господин Луш.
— Ах вот ты, значит, как!
— Черт побери! Я так, а ты по-другому. И что толку?
— Но я не собираюсь с этим мириться. А вы что молчите?
— Мы тоже не собираемся. Хватит с нас.
— Мало того, что с утра до ночи топорами машем, скоро совсем отупеем. А что за это получаем, кроме тумаков и плети? Мы у этих грязных негров как самые настоящие рабы, даже еду приходится выпрашивать — горсть маниоки, огрызок сушеной рыбы.
— И при том никогда не знаешь, что случится завтра, из их проклятой тарабарщины только и успеваешь ухватить два-три слова на лету.
— Нет, ребята, это не жизнь. Черт меня побери, если мы не проиграли, вырвавшись на свободу. Там каторжники… а здесь рабы, хрен редьки не слаще.
— Это еще надо посмотреть.
— Да чего уж тут смотреть! — Красный вздохнул. — Признай, Луш, мы были просто идиотами, когда, помучив колониста, сожгли его плантацию. Что толку-то, скажи? Не лучше ли было с ним договориться по-хорошему?
— Может быть.
— Не такой уж он дурак на вид.
— Вот именно.
— Да еще эти грязные мулаты сюда нас зачем-то приволокли… Взяли бы хозяйку с выводком и жди себе, когда он даст выкуп.
— А теперь вожак-негритос Диого выманит у него золотые и прикарманит.
— Терпение, дети мои! — вновь вступил в разговор Луш. — Мы здесь всего месяц…
— Уже месяц!
— Может, и так. Только заткни пасть и хватит поливать португальцев, они — наши единственные друзья.
— Не может быть!
— Что толку препираться. Я сказал правду, хочешь — верь, хочешь — нет. Ты сильно ошибаешься, если думаешь, что им слаще, чем нам, под колпаком у негритоса, — он одинаково ненавидит белых и полубелых.
— Да мы знаем, что они тоже в дерьме. Попали все как кур во щи.
— Ладно, малыш, коль уж ты так беспокоишься, добрый папа Луш спешит заверить тебя, что скоро это кончится.
— Скоро?
— Сегодня вечером.
— Тысяча чертей! До чего хочется поверить! Будто я хватил хорошей тростниковой водки десятилетней выдержки. Так и тянет крикнуть: «Да здравствует не знаю кто!»
— Кричать не надо… Лучше послушай, и вы тоже. В двух словах, дело обстоит так, — начал рассказывать старый разбойник, понизив голос и делая вид, что продолжает работать. — У Диого здесь не только друзья. Есть и враги — сторонники бывшего вожака, того, которого он поджарил накануне нашего прибытия. Они ненавидят его, как желтую лихорадку, но боятся.
— Надо думать, такая зверюга, помесь каймана с гремучей змеей!
— Помолчи, а то я теряю нить… Про это прознали наши мулаты и сговорились с ними, чтоб избавиться от негра.
— Опасная игра, черт подери.
— Не настолько, как тебе кажется. Все хранится в глубокой тайне.
Больше того, им удалось склонить на свою сторону Жоао, друга Диого, его верного пса. Ему было обещано место вождя после того, как негр отправится к праотцам.
— Неплохо придумано!.. Это ж надо, лучший друг.
— Здесь-то как раз нет ничего особенного. У них так принято. С тех пор как существует это селение, друг убивает друга, чтоб занять его место.
— Так ты говоришь, все произойдет сегодня вечером?
— Точно, вечером. Жоао должен подсыпать яд в водку «дорогому другу», а потом чик… и перережет ему глотку.
— А мы… нам-то что делать?
— Наша задача приготовиться, чтоб вступить в последний момент, если этим мямлям не хватит духу. Надеюсь, впрочем, наше вмешательство не понадобится, мулаты злы на Диого и рвутся с ним покончить, им можно доверять. Они дадут нам оружие, но, думаю, мы лишь поприсутствуем.
— Ладно. А дальше что?
— Дальше все очень просто. Насколько мне известно, скоро подойдет пароход, на котором раз в месяц возят из Пары в Кайенну говядину. У капитана какие-то дела со здешними неграми, его ждут со дня на день. Нет ничего проще, чем сцапать голубчика тут, связать и уложить в эту самую лодку. И поплыли!
— Поплыли куда?
— К его судну. Вместе с мулатами, которые будут нас сопровождать. Сядем на пароход, экипаж — за борт. И капитана туда же, если откажется доставить нас куда нужно. Красный — отличный механик, он запустит машину. И вперед! Сами себе хозяева и владельцы настоящего парохода.
— Неплохая идея… ей-богу, неплохая.
— Это еще не все. Погоди кричать «браво!». Как-то раз Жоао хорошенько выпил и кое в чем признался мулатам, а те запомнили. Через два месяца колонист — ему в конце удалось отсюда сбежать — вернется к причалу на большой реке и привезет Диого денежки, вроде бы часть выкупа за жену и детей. Никто не мешает прихватить с собой всю семейку, мамашу с детенышами, и явиться вместо Диого за выкупом.
— Здорово придумано! Главное, заставить этого злосчастного колониста хорошенько раскошелиться.
— О, здесь ты можешь на меня положиться. И тс-с-с, до вечера молчок.
В признании Луша, пусть неожиданном и удивительном, не было никаких преувеличений.
Диого требовал, чтоб все его желания исполнялись, как по мановению волшебной палочки, а точнее сказать, здоровенной дубины. Бразильцам-мулатам очень скоро надоела тяжелая жизнь, которую они вели по милости черного тирана.
Кроме того, они были возмущены, что приходится подчиняться негру — не было для них большего унижения, — и вступили в заговор, чтоб его погубить.
Им не составляло труда найти сообщников, немногочисленных, зато надежных. Диого ненавидели сторонники бывшего вождя, а боялись все. Он создал настоящее царство страха. Но из истории известно: приходит момент, и те, что сегодня дрожат перед тираном, завтра объединяются и свергают его, нашлось бы только несколько энергичных людей.
К тому же мулаты умели, когда нужно было, завоевывать симпатию. Диого, отступив от своих суровых правил, разрешил открыть в поселке заведение розничной торговли водкой и разными импортными мелочами, своего рода полудикую коммерцию, он даже отнесся к этой идее благосклонно. И теперь все праздношатающиеся, то есть вообще все жители деревни, охотно собирались здесь.
Причину такой уступки со стороны вождя следовало искать в том, что он отлично разбирался в характере своих соплеменников: «Когда негр пьет и пока ему есть что пить, он ни о чем другом не думает. Желудок работает, голова отдыхает».
Мулаты сумели влезть пьяницам в душу с помощью водки. Они щедро, насколько позволяли их возможности, лили ее в жадные глотки и добились известной доброжелательности со стороны страждущих.
Впрочем, план свой они хранили в глубокой тайне и открыли его господину Лушу лишь в последний момент, видя в его сообщниках своих естественных союзников.
Тщательная конспирация давала шанс на успех, тем более Диого ни в малейшей степени не подозревал, что его жизни грозит опасность.
…Вечером было как обычно. В коммерческой лавке рекой лилось горючее, звучали идиотские песни, тела тряслись в скотских танцах. Появился Диого, сопровождаемый «верным» Жоао. Посидел часок в шалаше у причала, освещенном масляной лампой, кинул, как обычно, косой взгляд на державшихся особняком каторжников и, по-видимому, довольный шумным весельем подданных, величественно удалился.
Когда в карманах клиентов не осталось больше ни пылинки золота — местной валюты, — коммерсант закрыл двери своего заведения.
Каторжники вернулись в хижину, где они жили все вместе, по соседству с хижиной мулатов.
Некоторое время еще слышалось пьяное бормотание, выкрики продолжавших оргию, потом звуки смолкли, и деревня погрузилась в полную тишину.
Прошел час. Тут каторжники, которым тревога мешала задремать, скорее почувствовали, чем услышали, что к их хижине приближаются шаги босого человека.
Кто-то вошел, раздался легкий свист — условный сигнал, о котором предупреждал Луш.
— Это ты, приятель? — тихо спросил старый бандит.
— Я, — ответил бразилец.
— Оружие с тобой?
— Да. Заряжено, на каждого по ружью.
— Отлично… Давай… Эй вы, подъем! Час пробил! Вперед, друзья, вперед! Скажи-ка, приятель, а ты уверен, что этот ублюдок Диого уснул? Давай без дураков, у него сам знаешь, какая силища. В случае чего всех нас запросто угробит.
— Жоао вышел и подал знак, что все в порядке. Дело сделано… Диого выпил усыпляющее зелье. Я только что от его хижины… Храпит почище борова обожравшегося. А потом, Жоао оставил условленную метку: стебель кукурузы с початком у входа в шалаш.
— Тогда все нормально… Иди вперед, мы за тобой.
Все четверо молча разобрали ружья, захватили сабли и босиком вышли из хижины. Они присоединились к ожидавшим их мулатам и вместе с ними крадучись направились к жилищу вождя.
Пока все шло как надо, но тут их план, такой простой и ловкий, дал осечку.
Жоао должен был дожидаться в нескольких шагах от хижины, где Диого спал беспробудным сном, как бы репетируя смерть. Но Жоао на месте не оказалось.
— Проклятые негры! — прорычал господин Луш. — Ни в чем на них нельзя положиться. Поворачивай назад, сорвалось. Лучше вернуться в свою дыру.
— Раз уж ввязались, — возразил Геркулес, — давай расхлебывать. Эта скотина храпит вовсю. Отсюда слыхать… Негра нет, и черт с ним. Обойдемся. Я прирежу главаря, как поросенка.
— Ладно, черт побери, как скажете, — ответил господин Луш, разрываясь между обычной своей трусостью и желанием отделаться от жуткого негра. — Нас девять человек, мы вооружены и знаем толк в потасовках. Дьявол меня задери, если победа будет не за нами!
После краткого, тихого, как дыхание, коллоквиума[118]