Удивленный не меньше своих подданных, вождь остановился в нескольких шагах от отряда и вопреки обыкновению, не скрывая оторопи, принялся рассматривать по очереди парламентера, офицера, сержанта, трубача и, наконец, простых солдат.
Потом, подавив изумление, вполне естественное в столь необычных обстоятельствах, Диого слегка пожал плечами, буркнул себе под нос по-французски «маскарад» и спросил по-португальски:
— Кто вы такие? Что вам нужно?
Офицер оглушительно скомандовал: «Стой!» — и взвод тут же замер на месте.
Парламентер, не желая снисходить до ответов на столь грубо заданные вопросы, слегка махнул офицеру.
Тот, подчиняясь, очевидно, установленному заранее церемониалу, обратился к собеседнику:
— Кто тут старший? Мы будем говорить только с ним.
— Старший я.
— Вот как, сеньор… Благодарю.
И, обращаясь к солдатам:
— Готовьсь! На пле-чо!
Ружья дружно брякнули. Музыкант поднес к губам инструмент и оглушительно затрубил.
Пропела труба, и офицер продолжил:
— Его сиятельство дон Педро Анавиллана, граф де Рио-Тинто, полномочный представитель его величества императора Бразилии, чрезвычайный посол его превосходительства министра иностранных дел, желает переговорить с вами по вопросу исключительной важности.
— Замечательно, — все так же неприветливо отвечал Диого, — но я не являюсь подданным императора и хотел бы знать, вернее, хотел бы спросить вас, с какой стати он шлет мне… послание.
— Если бы вы являлись подданным его величества, вас, без сомнения, вызвали бы в Макапу, то есть к нам… Мы же, как видите, сами пришли к вам… причем официально.
— Что ж, верно! Хорошо, следуйте за мной. Приглашаю вас не во дворец, а в простую бревенчатую хижину, крытую листвой. Но вас встретят в ней гостеприимно, как подобает встречать иностранцев, особенно представителей державы, с которой не стоит ссориться.
— Мирных представителей… — подчеркнул офицер.
Парламентер же, продолжая хранить молчание, еще раз, словно автомат, взмахнул рукой, подошел к Диого и поприветствовал его, поднеся затянутый в перчатку палец к полям шляпы, а капитан скомандовал:
— Напра-во! Вперед марш!
Труба пропела сигнал, и маленький отряд двинулся в путь, в окружении обитателей деревни. Мужчины, женщины, дети, вращая фарфоровыми белками, гримасничая, бешено размахивали руками, обсуждая, по обыкновению эмоционально, последние события.
«Какого черта нужно от меня этому разряженному в пух и прах паяцу из оперетты, — думал Диого, чье удивление продолжало расти. — Значит, меня знают… там!»
Мысли его лихорадочно работали: «Как они могли сюда добраться? Да еще чистенькие и упакованные, словно только что из коробки! Должно быть, на Арагуари стоит военный корабль. Эти индейцы — настоящие солдаты, таких и в Макапе нет. Что ж, поговорим с парламентером… подозрительный тип, небось и знать не знает обо мне ничего, думает, я — забитый негритос. Тем легче будет его провести!»
Тем временем они как раз подошли ко «дворцу» Диого.
Тот вежливо пропустил вперед продолжавшего молчать гостя, а капитан тем временем следил, как его солдаты составляют ружья в ко́злы перед входом в хижину.
Тут вождь, заподозрив что-то неладное и вообразив, может быть и не без основания, что речь пойдет о пленниках, пронзительно свистнул, призвав на помощь человек пятнадцать самых преданных своих сторонников.
И, уже не стесняясь, словно речь шла о чем-то вполне естественном, громко приказал;
— Окружите хижины пленников… И чтоб не отходили от них ни на шаг ни в коем случае. Если вдруг со мной что произойдет, приказ вам известен — никого не должно остаться в живых!
И, повернувшись к незнакомцу, не без иронии добавил:
— Теперь я к вашим услугам, господин полномочный представитель.
Тот, сохраняя абсолютно бесстрастное выражение, снял перчатки, отбросил фалды мундира, уселся на грубо сколоченный табурет, поправил ножны со шпагой у левой ноги, тронул очки, сжав двумя пальцами дужки, легонько кашлянул и наконец заговорил:
— Возложенная на меня миссия будет выполнена быстро и легко, если вы пожелаете проявить хоть каплю доброй воли. — В сухом невыразительном голосе дипломата было что-то механическое. — Вы умны… даже очень умны, и, что еще важнее, образованны. И потому без труда поймете меня. Вам лучше, чем кому бы то ни было, известны бесконечные раздоры между Францией и моей славной отчизной из-за Спорных Земель Гвианы.
Диого вместо ответа кивнул.
— Скажу без обиняков и пустых разглагольствований, мы считаем вас единственным человеком, способным положить этому конец.
Парламентер надолго умолк, словно подыскивал нужные слова, на самом же деле он, вероятно, подогревал любопытство собеседника.
— Каким образом? — не выдержал наконец тот.
— Вполне вероятно, что Франция, сильно запутавшись в своих колониальных делах, еще долго не будет обращать внимания на одну существенную проблему, чрезвычайно важную для вас… и для нас.
— Важную для меня проблему… с чего вы взяли?
— Дорогой мой, не будьте так наивны. Неужели вы думаете, правительству Бразилии неизвестно то, что непосредственно касается ее интересов? Мы знаем все… и даже больше.
И, поскольку Диого недоверчиво покачал головой, дипломат сухо осведомился:
— Вам нужны доказательства? Могу подробно рассказать, чем вы занимались последний год, особенно три последних месяца, наиболее значительных для вашей жизни и… полных событий. Только к чему воспоминания? Хочу лишь заверить, что мы достаточно информированы о том, как вы, мягко выражаясь, препарировали своего предшественника, как саблей и штыком утверждали свою власть; как приютили беглых каторжников и решили их проблемы… скажем, хирургическим путем; как по вашей воле бесследно исчезают пароходы. Но, в конце концов, какое нам до всего этого дело! Разве цель не оправдывает средства, особенно если речь идет о власти? Впрочем, я здесь не затем, чтоб читать вам проповеди!
— Так что же вам нужно? Не для того же, в самом деле, чтоб рассказать мою биографию, вы явились в район озер, в самое сердце Спорных Земель, куда по доброй воле не забредал ни один белый…
— Не забредал, потому что ни за кем из них не стояло, как за мной, правительство, которое не допустит неподобающего отношения к своему представителю. Я продолжаю. Ваши планы, дорогой мой, не лишены, разумеется, ни оригинальности, ни величия. Может быть, они и до вас приходили кому-то в голову, но позвольте признать, что никто лучше вас не годится для их претворения в жизнь. Далеко не каждому по силам заселить эту не принадлежащую никому территорию, дать ей конституцию, объявить независимой, заставить соседние державы признать ее. Тем более что на пути возникнут огромные, непреодолимые препятствия.
— Препятствиями меня не запугаешь, уж вам-то, знающему непонятно откуда обо мне все, должно быть это известно.
— Следовательно, пропев вам дифирамбы[155], я могу теперь приступить к рассмотрению возможных осложнений. Вы одиноки, можете собрать не более шестисот воинов.
— Не пройдет и двух лет, у меня будет армия в шесть тысяч.
— Шесть тысяч бразильских дезертиров, которые немногого стоят, и французских ссыльных, не стоящих вовсе ничего.
— Я сумею с ними справиться.
— Подвергаясь постоянно смертельному риску?
— К этому я привык.
— Будь по-вашему. Но здесь не обойтись без денег.
— Скоро я стану богат, — проговорил Диого, загадочно улыбнувшись.
— Буду рад… А дальше что? На какую державу вы сможете опереться? Кто окажет вам покровительство? Кто признает официально?
— Там видно будет. Сейчас главное — выжить.
— Но вы же не существуете! Ваша будущая республика — дом без стен, ненакрытый стол, рама без картины!
— Знаю, черт возьми! Только что я могу поделать? Может, вы знаете, господин полномочный представитель?
— Я-то? Возможно. Например, я мог бы вам пообещать благожелательный нейтралитет Бразилии.
— Это и в самом деле кое-что.
— …Нейтралитет, который позволил бы вам получить официальную поддержку для организации эмиграционного коридора[156] со стороны губернатора провинции Пара.
— Правда?
— Вы сомневаетесь?..
— Простите!
— …И который дал бы вам возможность вести легальную торговлю с названной провинцией.
— Это было бы просто спасением.
— Безусловно.
— Только что вы потребуете взамен? Может, что-то немыслимое?
— Нет.
— А все-таки?
— Взамен от вас потребуется неукоснительная поддержка исключительно — подчеркиваю, исключительно! — бразильского влияния.
— Это можно, к французам я симпатии не испытываю.
— Во всем и всегда ссылаться лишь на правительство его величества.
— Обещаю.
— И в свое время обратиться к Бразилии с просьбой о протекторате.
— Все?
— Разве еще лояльно относиться к личности и имуществу белых поселенцев, обосновавшихся на Спорных Землях или собирающихся тут устроиться.
— Это в моих собственных интересах.
— …Однако вы не всегда их соблюдали, — закончил поучительно парламентер.
Последние слова неожиданно вызвали настоящую бурю, пробудив в Диого прежнюю подозрительность.
Вождь внезапно побледнел, безобразное лицо его перекосилось, глаза налились кровью. Он вскочил и закричал сдавленным от гнева голосом:
— Так вот в чем тайна вашего визита! А я-то, как ничтожный идиот, целых полчаса слушал пустые бредни. Признавайтесь, пользуясь дипломатической неприкосновенностью, вы явились ко мне, чтоб силой или хитростью вырвать пленников?
— Отнюдь, — все так же бесстрастно проговорил гость.
— Не надейтесь, дружочек! Эти пленники для меня — раз уж вам все равно все известно — надежда на будущее… Выкуп за них — основа моего состояния, стены того самого дома, пища на столе, картина в раме. Скорей уж я разнесу вам голову, чем уступлю их… понятно? Терять мне нечего, наказания я не страшусь.