— Собственно, что ж тут странного? Кошки ведь обожают рыбу. Я видел, как они ловят ее в ручейках или небольших речках.
— Во всяком случае, нам надо быть начеку. Огонь не так велик, чтобы отпугнуть хвостатых гурманов. Хотя усы опалить он им, конечно, сможет.
Друзья были настороже. И не зря! К одиннадцати часам вечера хищник, привлеченный запахом копченой рыбы, но по натуре своей трусоватый, мяукал, подходя все ближе и ближе к стоянке. Его не было видно, но по звуку становилось ясно, что он приближается.
В полночь подошла очередь Винкельмана заступать на дежурство. Эльзасец чувствовал себя даже спокойнее, чем привыкшие ко всевозможным сюрпризам Шарль и Хозе. Он не обращал никакого внимания на кошачий концерт.
Когда долгие годы живешь в лесу, обретаешь полнейшую невозмутимость, что иногда приводит в неистовство европейца — новичка в здешних краях. Дитя цивилизации, он не в силах понять, как можно спокойно относиться к дикарям, хищникам и отвратительным рептилиям, каждый из которых в равной степени агрессивен и непредсказуем.
Только много позже, пообвыкнув и присмотревшись, он поймет своего бывалого товарища и сам станет таким же. Сидя в гамаке, Винкельман бросал рассеянные взгляды на жаровню. Но за огнем он все же следил внимательнее, нежели за маневрами ягуара.
Пока остерегаться было нечего, хотя жадный рык и не ослабевал. Но что делать? Ягуар замолчит лишь тогда, когда стащит лакомый кусочек.
Вскоре, однако, воцарилась напряженная тишина. Эльзасец понял, что зверь приготовился к атаке.
— Проклятые твари, — проворчал Винкельман, — никак не могут угомониться. Вон притаился возле мышиной норы. Глаза горят, точно свечки. Если бы я стрелял, как Шарль, прибил бы его из карабина. Но не стоит напрасно поднимать шум и будить товарищей. Они так сладко спят. Минуточку! О! Вот и ты, негодяй!
Крупный ягуар потихоньку начал приближаться к жаровне, припадая к земле.
Винкельман осторожно встал, стараясь не шуметь, пробежал семь-восемь метров, которые отделяли его от костра, пригнулся, схватил головешку и смело пошел навстречу ягуару.
Зверь остановился, зашипел, словно разозленная кошка, и отпрянул от факела, осветившего его морду.
Еще сильнее, чем огонь, на хищника, должно быть, подействовал голос человека. Ягуар в испуге удрал, как обыкновенный козленок.
Винкельман рассмеялся и отправился к гамаку, как вдруг ситуация резко изменилась.
В то время, как эльзасец с честью отразил первую атаку, сзади появился другой ягуар. Он подкрался к жаровне и ухватил здоровенный кусок рыбы.
Можно подумать, что животные прилежно изучали стратегию[196].
Шоколад, взбешенный тем, что его обвели вокруг пальца, бросился вперед с такой скоростью и проворностью, на которые, казалось, его грузное тело было не способно.
Искусный гимнаст — Маркиз — пришел бы в восторг.
Эльзасец подоспел как раз в тот момент, когда ягуар приготовился улепетнуть с рыбой.
Винкельман глубоко вдохнул и что есть мочи ударил огромную кошку кулаком по чем попало, а затем схватил за хвост, остановив таким образом вора.
Хищник ни за что не хотел бросить добычу, а человек не собирался оставить в покое его хвост.
Ягуар рычал, шипел, выгибал спину, пытаясь освободиться. Но силы противников, похоже, были равны.
Взбешенный зверь понял, очевидно, что борьба бесполезна, и бросил на землю вожделенную добычу.
Желая отомстить, он принял угрожающую стойку: шерсть дыбом, уши прижаты… Вот-вот кинется и одним махом проглотит противника.
Бывший столяр из Мюлуза схватил головешку, что лежала рядом, и, не долго думая, бросил ее прямо в оскалившуюся морду. Ягуар страшно взвыл, отбиваясь с удвоенной силой.
И тут произошло совсем уж невероятное. Человек громко расхохотался, словно мальчишка, забавляющийся с котенком.
— Ну, что, рычи сколько хочешь! Попомнишь меня. Вот оторву хвост — будешь знать! Не воруй впредь!
Зверь снова дико взвыл, громче прежнего.
Шарль, Маркиз и Хозе, разбуженные шумом, повскакивали с мест и схватились за карабины.
— Ягуары! — вскричал Маркиз.
— Они напали на Винкельмана! — ужаснулся Шарль.
Но вдруг все трое замерли, обуреваемые смешанным чувством: желанием расхохотаться и ужасом при виде небывалой сцены.
— Держитесь, Винкельман. — Шарль вскинул карабин. — Сейчас я размозжу ему голову.
— Прошу вас, оставьте это мне. Посмеемся, — ответил эльзасец все с тем же невозмутимым спокойствием. — Вы все трое здесь, опасности больше нет. Теперь я могу взяться за него по-настоящему.
С этими словами Шоколад бросил головешку, ухватил ягуара за хвост, с силой перевернул на спину и протащил метров семь-восемь к подножию громадного ореха. Животное не успело опомниться.
Человек на мгновение замер, собираясь с силами, приподнял громадную кошку, раскрутил ее и со всего маху ударил о ствол дерева.
— Если только у него кости не из стали, — проговорил Винкельман, — уверяю вас, что от них ничего не осталось.
Три возгласа ужаса и восхищения потрясли лесную чащу.
Поверженный ягуар забился в агонии. У него горлом шла кровь. Через минуту зверь испустил дух.
— Готово! — сказал силач с истинно мальчишеской гордостью.
Маркиз прошептал, пораженный увиденным:
— Подумать только! Ягуара, как какого-нибудь кролика… Нет, это решительно невозможно. Я брежу.
— Да что вы! — продолжал Винкельман. — Он ведь весит не больше ста кило! И потом: ягуар — это всего лишь кот! Спросите месье Шарля.
— Да-да, я знаю. А крокодил — это всего лишь ящерица, не так ли?
— Именно, черт побери!
— Ну, хорошо! И все же я повторяю, друг мой, вы человек необыкновенный.
— Оставьте, пожалуйста! Каждый делает то, что в его силах. Не мог же я позволить этому бездельнику утащить нашу добычу. Взгляните-ка, кусочек что надо. Теперь его нужно положить обратно. Пусть подкоптится еще немного.
На этом происшествие и закончилось. Ягуар остался лежать возле орехового дерева в полном распоряжении муравьев. Рыбу коптили по всем правилам еще часов двенадцать. А затем вся компания погрузилась на пирогу.
Как утверждал Хозе, который до сих пор следовал известным ему маршрутом, лодка вскоре им не понадобится.
И действительно, сутки плыли по Куит-Анау — переход оказался не из легких, — а затем оставили пирогу, взвалили багаж на плечи и отправились пешком.
Путешествие сулило немало трудностей даже таким отважным и сильным людям, какими были наши герои. Им приходилось тащить на себе гамаки, провизию, карабины — словом, весь свой скарб. Багаж весил много, что значительно затрудняло и замедляло поход.
Шарль, подумав, предложил бросить все, кроме гамаков, оружия и продуктов, оставив по десять кило на человека.
Друзья уже были готовы решиться на это и расстаться с вещами, столь необходимыми в путешествии, как вдруг заметили индейца. Он стоял неподвижно, словно статуя, и молча наблюдал за ними.
— Вот удача! — закричал Маркиз. — Если он не один, нам, быть может, удастся уговорить их помочь дотащить вещи.
— Хорошо бы, — отозвался Шарль, направляясь к дикарю, по-прежнему стоявшему, опершись на лук.
— Кто ты? — спросил Шарль на местном диалекте.
— Я из племени аторрадис, — отвечал краснокожий, не шелохнувшись.
— Хозе, вам известно такое племя?
— Да, сеньор. Они живут у истоков Куит-Анау.
— Прекрасно! А можно ли им доверять? Способны ли они оказать нам кое-какие услуги?
— Вы знаете здешних обитателей. Эти не лучше и не хуже. Немного воры, немного бездельники и всякую минуту готовы сбежать. Если я не ошибаюсь, они не канаемес.
— Ну и замечательно! Если судить по этому, они должны быть неплохими носильщиками. Знаете ли вы их язык?
— Да, сеньор.
— Хорошо! Ведите переговоры и предложите сопровождать нас.
— Охотно. Эй, дружище, — обратился мулат к индейцу, — ты здесь один?
— Нет, остальные в лесу.
— Сколько вас всего?
Краснокожий поднял правую руку, растопырив пальцы.
— Пятеро. Достаточно. Я знаю аторрадис. А белые, которых ты здесь видишь, — их друзья.
Индеец слегка кивнул.
— Позови своих.
— Зачем?
— Чтобы помочь нам нести багаж.
— Куда?
— Туда. — И Хозе указал на восток.
— Это слишком далеко.
— Всего лишь пять дней.
— А что белые дадут нам за это?
— Жемчуг для украшений, ножи, рыболовные снасти…
— Покажи, — прервал его индеец, впервые выказавший некоторую заинтересованность.
Шарль, которому Хозе переводил все ответы слово в слово, быстро открыл небольшой ящичек и наугад вынул оттуда пригоршню всякой всячины, при виде чего у краснокожего загорелись глаза.
— Люди сейчас придут, — сказал он, — но белые должны дать мне что-нибудь.
— Конечно, — ответил Шарль, умиленный простодушием нового знакомого. — Вот, дружище, — протянул он ему зеркальце за пять су.
Не успел индеец взять в руки предмет, назначение коего было ему неведомо, как вскрикнул, поднес зеркало к лицу, увидел свое отражение, отбросил лук, стрелы и принялся дико вопить точно одержимый.
— Дело сделано! — заключил Маркиз с видом знатока местных нравов.
Индеец кричал все громче и прыгал на одной ноге от восхищения и радости.
— Наивное дитя природы, кажется, совсем помешалось, — серьезно заявил парижанин. — Я никак не предполагал в них такой бешеной эмоциональности. Обычно они холодны как лед.
— Не торопитесь с выводами, сеньор Маркиз. У вас еще будет не один случай убедиться в их скрытности и неискренности.
Внезапное появление пятерых индейцев, одетых так же, как и первый, вооруженных луками и стрелами, прервало беседу.
Заметив приятелей, туземец прекратил скакать, подозвал к себе остальных и каждому сунул под нос зеркало. Насладившись всеобщим восторгом, он наконец спрятал драгоценный кусочек стекла, прикрепив его к своему ожерелью, сделанному из зубов дикого козла.