— Я тревожусь о ребенке.
Кузнец начал прохаживаться по комнате. — Ну нет. Ты заботишься о собственности. О твоей версии этого понятия, пред которым все другие должны преклонять колени. А Сциллару твоя версия не впечатлила. Слишком она умная.
Баратол пошел в другую комнату и схватил Нуллис за край платья. — Ты, — зарычал он, — вон отсюда. И другие тоже. — Он дотащил плюющуюся, бранящуюся семкийку до выхода, вытолкнул и встал у двери. Остальные толкались, спеша поскорее выбежать.
Вскоре Сциллара и Баратол остались наедине. Кузнец поднял глаза. — Как рана?
Женщина скривилась. — Та, что превратила руку в бесполезную палку, или та, из-за которой я буду ходить раскорякой, как краб?
— На плече. Сомневаюсь, что раскоряка продержится долго.
— Тебе откуда знать?
Кузнец пожал плечами. — Любая женщина в деревне родила двоих или троих. И все ходят нормально.
Она смотрела с подозрением. — Ты тот, кого зовут Баратол. Кузнец.
— Точно.
— Мэр дыры, которую почему-то называют селением.
— Мэр? Не думаю, что мы выбирали мэра. Нет, я всего лишь самый большой и самый скучный из здешних обитателей. Это и сделало меня заметным.
— Л'орик говорит, ты предал Арен. Ты отвечаешь за гибель тысяч людей, когда Т'лан Имассы подавляли мятеж.
— У всех у нас бывали неудачи.
Сциллара засмеялась. Смех прозвучал на редкость безрадостно. — Ну, спасибо, что изгнал отсюда этих дураков. Или ты хочешь продолжить с того пункта, которым они закончили?
Кузнец покачал головой: — Есть вопросы о твоих приятелях и спутниках. Кажется, Имассы устроили засаду с целью похитить молодую женщину, Фелисин Младшую.
— Л'орик то же говорит, — ответила Сциллара. Она уселась прямее; это усилие заставило ее заморгать. — Но она никто. Чушь какая-то. Думаю, они пришли не ее украсть, а Геборика убить.
— Она была приемной дочерью Ша'ик.
Женщина дернула плечом (и снова заморгала). — Таких в Рараку было много.
— А откуда появился Резак?
— Из Даруджистана.
— Как раз туда вы и ехали?
Сциллара закрыла глаза. — Теперь это не важно, не так ли? Вы уже похоронили Геборика?
— Да. Он же был малазанином? У нас тут полно диких собак и шакалов.
— Лучше выкопайте его, Баратол. Не думаю, что Резак оставит тело здесь.
— Почему же?
Ответом послужило неопределенное движение головы.
Баратол пошел к выходу. — Выспись, Сциллара. Нравится тебе или нет, ты одна можешь накормить ребенка. Или нам уламывать Джессу из последней хижины? Так или эдак, девочка скоро проголодается.
— Голодная, — пробурчала женщина ему в спину. — Как кошка с глистами.
В главной комнате ребенок перешел в руки Верховного Мага. Многочисленные оспины на лице здоровенного дурачка Чаура покрылись слезами, но Л'орик, качавший завозившуюся девочку, этого не замечал.
— Один вопрос, — обратился к магу Баратол. — В какой возраст нужно войти, чтобы потерять твое расположение?
Маг нахмурился: — О чем ты?..
Кузнец отвернулся и пошел к Чауру. — Нам с тобой надо выкопать труп. Помашем лопатами. Чаур, ты это любишь.
Чаур кивнул, выдавив кривую улыбку и шмыгнув носом.
Баратол вышел и повел дурачка к кузнице, где они взяли лом и лопату, а затем направился к западу от деревни. Ночью прошел необычный для этого времени года дождь, но сейчас следов почти не осталось — яростное солнце иссушало все. Могила находилась около ямы, в которую свалили остатки освежеванных лошадей. Урдану велено было их сжечь, но он, разумеется, забыл. На костях и кишках уже попировали стервятники, шакалы и волки, а сейчас они кишели мухами и червяками. В двадцати шагах валялось нетронутое падальщиками вздувшееся тело мертвого демона.
Чаур начал выкапывать тело Геборика, а Баратол уставился на уродливый труп демона. Растянувшаяся кожа покрылась белыми полосами, будто трещинами. Баратолу показалось, что вокруг трупа разлилось что-то черное, будто он уже лопнул.
— Я сейчас, Чаур.
Тот ухмыльнулся.
Кузнец подходил ближе — и хмурился всё сильнее. Пятно оказалось тысячами дохлых мух. Демон так же неприкасаем для них, как и безрукий старик. Баратол замедлил шаг, остановился в пяти шагах от мерзкого тела. Он заметил, что оно дергается — вот снова! Что-то пыталось вылезти из кожи.
И тут кузнец услышал голос внутри головы.
— Нетерпение. Прошу, будь так добр, крайне осторожно прорежь мою несносную шкуру.
Кузнец вытащил нож и подошел к телу. Склонился и провел острым лезвием вдоль одной полосы. Толстая шкура внезапно лопнула; Баратол отскочил с руганью — из разреза хлынула желтая жижа.
Что-то вроде пальцев, затем целой руки показалось, расширяя разрез; еще миг — и весь зверь выскользнул наружу, заморгал четырьмя глазами. В отличие от спавшейся оболочки, у него были все четыре ноги, две явно меньше и бледнее, но вполне подвижные.
— Голод. У тебя есть еда, незнакомец? Или ты сам еда?
Баратол вложил нож в ножны и вернулся туда, где Чаур уже вытягивал труп Геборика. Демон зашлепал следом.
Кузнец схватил торчавший из могилы лом и повернулся, взвешивая инструмент в руках. — Что-то мне подсказывает, — обратился он к демону, — что новый мозг у тебя не вырастет, ежели проткнуть нынешний.
— Возбуждение. Я трясусь от ужаса, незнакомец. Забавно. Серожаб просто шутил, побуждаемый твоим выражением ужаса.
— Это не ужас был. Отвращение.
Нелепые глаза демона завращались в орбитах, когда он попытался заглянуть за спину кузнеца: — Мой брат идет. Он здесь, я чую его.
— Поспеши, — бросил Баратол. — Он желает нового демона — хранителя. — Он глянул на Чаура. Здоровяк стоял над завернутым в саван телом, пялясь на воскресшего демона.
— Все нормально, — сказал Баратол. — Чаур, неси тело на доски позади кузни.
Дурачок снова заухмылялся и поднял тело Геборика. До кузнеца донеслась вонь разложения.
Он пожал плечами и поднял лопату.
Серожаб прыгал в сторону ближайших хижин.
Дремавшая Сциллара подскочила, когда ее голову заполнил восторженный голос: — Радость! Дражайшая Сциллара, кончилось время стражи! Доблестный и стойкий Серожаб защитил твою святость, и выводок кишит в руках Л'орика!
— Серожаб? Но они говорили, ты умер! И почему ты говоришь? Раньше никогда со мной не разговаривал…
— Женщина с выводком должна защищаться тишиной. Все натиски и атаки беспокойства отражены смелым Серожабом. К счастью, отныне я волен насытить твое чудесное я моей неумирающей любовью!
— О боги! Вот это приходилось терпеть всем остальным? — Сциллара ухватилась за трубку и порцию ржавого листа.
Еще миг — и демон ворвался в дверь в сопровождении Л'орика, державшего на руках ребенка.
Сциллара скривилась и яростно застучала кресалом.
— Девочка проголодалась, — сказал маг.
— Чудно. Она сдуется и перестанет исходить какашками. Ладно, отдавай маленькую пиявку.
Верховный Маг подошел и протянул ребенка. — Признай же, Сциллара, что это дитя принадлежит тебе.
— Да, да, она моя. Вижу по блеску жадности в глазах. Молись, Л'орик, ради спасения мира, чтобы от отца ей досталась лишь голубая шкурка.
— Ты знаешь, кто он был?
— Корболо Дом.
— А. Думаю, он еще жив. Гостит у Императрицы.
— А мне плевать. Я тонула в дурханге. Если бы не Геборик, я стала бы одной из зарезанных прислужниц Бидитала. Геборик… — Он прищурилась, разглядывая сквозь клубы дыма прильнувшую к груди девочку. Потом сверкнула глазами на Л'орика: — Какие-то клятые Т'лан Имассы убили его! Почему?
— Он был слугой Трича. Сциллара, началась война богов. А платим за нее мы, смертные. Быть подлинным поклонником — опасное дело. Кому или чему бы мы ни поклонялись. Кроме, разве что, Хаоса — ведь в эту эпоху он единственный усиливается и возвышается.
Серожаб не спеша вылизывался, вроде бы сосредоточившись на отросших конечностях. Демон выглядел… уменьшившимся.
Сциллара сказала: — Итак, ты вновь обрел приятеля. Что означает: теперь ты можешь идти, куда бы тебе ни нужно было идти. Так иди, и поскорее уберись подальше отсюда! Я подожду пробуждения Резака. Думаю, двинусь за ним. Наш "великий поход" окончен. Покинь нас.
— Только если поверю, что ты не бросишь ребенка на произвол судеб.
— Какой там произвол. Его будущее столь же туманно, как и у любого другого. Здесь есть женщина Джесса, а у нее дочка, тоже Джесса. Они о ней позаботятся. Вынянчат — похоже, им это дело нравится. Я рада за них. Смотри, как я милосердна: не продаю ребенка, не так ли? Нет, просто ОТДАЮ, как дура последняя.
— Чем чаще и дольше ты будешь держать дитя у груди, тем меньше тебе захочется с ним расставаться. Материнство — этот состояние духа. Скоро ты поймешь.
— Отлично. Но ты тут при чем? Ясно. Я остаюсь рабыней, куда бы ни убегала.
— Духовное возрождение — не рабство.
— Ну-ка, Верховный Маг, покажи глубину своих познаний!
— Должен для начала сказать: твои слова удручают Серожаба.
— Переживет. Кажется, он вообще неистребим. Ну, я сейчас открою титьки. Решил поглазеть?
Л'орик резко отвернулся и вышел.
Выпученные глазищи Серожаба моргнули. — Я не удручен. Брат недопонял. Выводок вылезает и разбредается, чтобы каждый отпрыск жил сам по себе. Воспоминания. Многие опасности. Переходные мысли. Горести. Надо сопровождать бедного брата, ибо многие тревоги мира его воистину гнетут. Теплота. Я сохраню великую привязанность к тебе, ибо весьма редкая добродетель — быть недосягаемой в полной доступности. Согласись, неуклюже получается.
— Неуклюже — не первое слово, приходящее мне на ум. Спасибо за комплименты, даже такие гадкие и нелепые. Слушай! Постарайся вразумить Л'орика. Хотя бы малому научи. Скромности. А его дурацкую самоуверенность сбивай, выбивай напрочь! Он стал такой назойливый…
— Увы, это семейное. Родители Л'орика… гм, не нужно о них. Прощай, Сциллара. Чудные фантазии, медленно и тонко разворачивающиеся во тьме сырых болот воображения — вот что нужно, чтобы поддерживать мой плодоносный дух!