Банашар молчал.
— Разумеется, кроме тех, — продолжал незнакомец, — что по разным причинам отпали от культа. От поклонения.
— Тебе известно слишком многое, — сказал Банашар. Нужно было покинуть эту комнату. Нужно было ночевать каждый раз в разных местах. Но он не думал, что хоть кто-то знающий его остается в живых. Неужели не все убиты? "И я знаю, за что. О боги, хотелось бы мне сохранить неведение".
— Тайскренна изолируют, — произнес незнакомец. — Тщательно и весьма эффективно. Как профессионал, признаюсь в некотором восхищении. Увы, мое восхищение сопряжено с не меньшей тревогой.
— Ты Коготь.
— Отлично. В тебе осталась хоть капля прежней мудрости, пьянчуга Банашар. Да. Мое имя Жемчуг.
— И как ты нашел меня?
— Важно ли это?
— Для меня — важно.
Новый вздох, взмах руки. — О, как это скучно. Я выследил того, кто, в свою очередь, выслеживал тебя — с кем ты говоришь, куда ходишь, все как следует.
— Следует? Интересно, для чего это?
— Ну, могу предположить, для подготовки убийства. Когда хозяин шпиона решит, что время пришло…
Банашар задрожал, по телу потек холодный, липкий пот. — Тут нет ничего политического, — прошептал он, — ничего, касающегося Империи. Никакого повода для…
— Есть. Ты сам подставил себя, Банашар. Не забудь, что Тайскренна изолируют. Ты хочешь прорвать блокаду, пробудить Верховного Мага…
— Почему он допускает такое? — воскликнул Банашар. — Он не глупец…
Послышался тихий смех. — О да, Тайскренн не глупец. В этом и кроется ответ.
Банашар близоруко заморгал. — Я должен увидеться с ним, Жемчуг.
— Пока что ты меня не убедил.
Последовало долгое молчание. Банашар сомкнул глаза и закрыл их ладонями, как будто молясь о прощении. Сейчас ему могут помочь только слова. Слова, сказанные этому типу. О, как ему хочется, чтобы слов… хватило. "Коготь, готовый стать моим союзником? Почему? Потому что у Когтя появился… соперник. Новая организация, посчитавшая нужным возвести непроницаемую стену вокруг Верховного Мага Империи. И как это характеризует новую организацию? Они видят в Тайскренне врага, или желают отдалить его от дел, так, чтобы бездействие казалось лучшим выходом даже ему самому. Они знают, что он знает, и хотят посмотреть, будет ли он сопротивляться. Однако он не сопротивляется, заставляя их думать, что стал слабым. Все ждут. О боги, во что мы ввязываемся?"
Банашар заговорил, не отрывая рук от лица: — Я хочу спросить у тебя кое-что, Жемчуг.
— Давай.
— Представь себе замысел самый обширный. Представь, что он измеряется тысячелетиями. Представь стареющие лики богов, богинь, вер и цивилизаций…
— Представил. И в чем вопрос?
Жрец колебался. Он медленно опустил руки и вгляделся сквозь полутьму в смутное, серое лицо напротив. — Какое преступление хуже, Жемчуг: когда бог предает своих поклонников, или когда они предают своего бога? Если поклонники решились творить зверства во имя бога? Что хуже, Жемчуг? Скажи.
Коготь был неподвижен в течение дюжины ударов сердца. Потом дернул плечом: — Ты спрашиваешь у лишенного веры.
— Кто сможет судить лучше?
— Боги предают поклонников постоянно. Насколько я могу судить. Каждой не принятой мольбой, каждым отвергнутым призывом о помощи. Полагаю, в этом и суть веры.
— Неудача, молчание и равнодушие богов? Так ты понимаешь веру, Жемчуг?
— Я же сказал, что не гожусь в судьи.
— Но где здесь ИСТИННОЕ предательство?
— Это зависит… Если бог почитаем ради благ почитания, ради удовлетворения поклонника… Если между ними нет морального соглашения — то нет смысла и в понятии "предательство".
— Для кого, ради кого действует бог? — воскликнул Банашар.
— Если придерживаться вышеупомянутого допущения, бог действует лишь ради себя самого или себя самой.
— В конце концов, — склонился к нему Банашар (голос его стал хриплым), — кто мы такие, чтобы судить?
— Как скажешь.
— Да.
— Не если между богом и поклонником заключен нравственный договор, тогда каждый отказ от помощи означает предательство…
— Это при условии, что просящий милости у бога сам связан некоторой моралью.
— Верно. Муж, просящий, чтобы его жена погибла в ужасной катастрофе и он смог бы взять в жены любовницу, вряд ли может рассчитывать на сочувствие сколько — нибудь уважающего себя бога.
Банашар расслышал в голосе Когтя иронию, но решил игнорировать ее. — А если жена — тиранша, избивающая детей?
— Ну, тут хороший бог должен действовать, не дожидаясь молитв.
— То есть сама молитва эта будет злом, невзирая на ее мотивы?
— Ну, Банашар, в моем сценарии любые мотивы становятся сомнительными. Учти наличие любовницы…
— А если любовница станет весьма доброй и любящей мачехой?
Жемчуг фыркнул, рубанув рукой по воздуху: — Проклятие! Хватит болтовни. Валандайся с моральными парадоксами в одиночку. Не вижу никакого смы… — Его голос затих.
Банашар молчал. Сердце его стало грудой пепла. Он пытался не дать себе зарыдать вслух.
— Они не умоляли, не просили, не искали помощи, — сказал Жемчуг. — Их молитвы были требованием. Предательство… с их стороны. — Коготь склонился на стуле. — Банашар. Ты намекаешь, что Д'рек убила их всех? ВСЕ СВОЕ СВЯЩЕНСТВО? Они изменяли ей! Каким образом? Чего они требовали?
— Идет война, — уныло ответил Банашар.
— Война. Между богами, да… о боги! Ее поклонники встали не на ту сторону!
— Она услышала их, — Банашар заставлял себя отвечать. — Она поняла, что они сделали выбор. Выбрав Увечного Бога. Они требовали силу крови. Хорошо, решила она, если они так жаждут крови… она даст им желаемое. — Он уже шептал. — Все, чего они желают.
— Банашар, погоди… Почему сторонники Д'рек избрали кровь и силу крови? Это путь Старших. В твоих словах нет смысла.
— Культ Змеи весьма древний. Даже мы не смогли определить, насколько он стар. В "Глупости Готоса" — в тех фрагментах, что есть в Храме — упоминается о богине Повелительнице Гниения, Госпоже Червей. Полудюжина титулов. Однако недавно эти свитки пропали…
— Когда?
Банашар горько улыбнулся: — В ночь бегства Тайскренна из Великого Храма Картула. Он захватил их. Они должны быть у него. Понимаешь? Что-то не так! Совсем не так! Мое знание и знания Тайскренна — его доступ к "Глупости" — мы должны потолковать, мы должны найти смысл произошедшего, его значение. Это важнее высшей власти. Война идет между богами — но скажи мне, чья кровь прольется? Случай с культом Д'рек — только начало!
— Боги предадут нас? — Жемчуг откинулся на спинку стула. — Нас. Смертных. Верим мы или нет, наша кровь оросит землю. — Он помолчал. — Возможно, мы сможем убедить Тайскренна. Если выпадет случай. Но как насчет других жрецов — ты взаправду веришь, что убедишь и их? И что ты им скажешь? Банашар, ты будешь призывать к реформации? К некоей революции среди верующих? Они посмеются тебе в лицо.
Банашар отвернулся. — Мне… наверное… Но Тайскренн…
Собеседник замолк. Комнату залил тусклый свет — наступал день, холодный и унылый. Наконец Жемчуг вскочил одним плавным безмолвным движением. — Это дело Императрицы…
— Ее? Не будь дураком…
— Осторожнее, — тихо сказал Коготь.
Банашар старался думать четко. Его не отпускало отчаяние. — Она вступит в игру, освободив Тайскренна от должности Имперского Мага. Тогда он сможет действовать. Если верить слухам о Серой Богине, терзающей Семиградье, становится ясно: война богов уже началась, они мириадами способов манипулируют миром смертных. Будет мудро с ее стороны противостать угрозам.
— Банашар, — ответил Жемчуг, — слухи преуменьшают истину. Умерли уже сотни тысяч. Может, и миллионы.
"Миллионы?"
— Я расскажу Императрице, — повторил Жемчуг.
— Когда ты уходишь? "И что с теми, что изолируют Тайскренна? Теми, что планируют убить меня?"
— Нет надобности, — сказал, направившись к двери, Коготь. — Она прибудет сюда.
— Сюда? Когда же?
— Скоро.
"Зачем?" Но он промолчал, ибо Коготь уже вышел.
Искарал Паст влез на мула и заставил его ходить кругами по палубе. Он заявил, что животному необходимо упражняться. Со стороны казалось, что он трудится больше, чем его нелепый слуга — каждые пятьдесят ударов сердца приходилось спрыгивать со спины и уговаривать мула продолжать движение.
Больной и усталый на вид Маппо прислонился спиной к стене рубки. Он плакал во сне каждую ночь, а просыпаясь, понимал, что кошмару удалось проникнуть сквозь барьер сновидений. Все дни он проводил лежа под какой-то шкурой, трясясь от лихорадки. Болезнь эта была рождена от страха, вины и стыда. Слишком много неудач, слишком много ошибочных решений; слишком долго он брел на ощупь.
Ради дружбы он предал единственного друга.
"Я отомщу за все. Клянусь в том перед всеми духами Треллей".
Стоявшая на носу женщина по имени Злоба почти исчезла за сизо-бурой завесой из песка и дыма. Ни один из мотавшихся по палубе бхок'аралов к ней близко не подходил.
Она беседовала. Так объяснял Искарал Паст. С духом, который "не отсюда". Даже на взгляд Маппо эта дымка, напоминавшая пылевую бурю над желтеющей травой, была совершенно не к месту посреди моря.
Пришелец, наделенный силой… и эта сила все увеличивалась.
— Маэл, — дико захохотав, сказал Паст. — Он сопротивляется и получает по носу. Ты чуешь его ненависть, Трелль? Его бешенство, его ярость? Хе — хе. Но она его не боится, о да, она никого не боится!
Маппо не понимал, кого он называет "она", и не находил в себе силы спросить. Сначала он подумал, что Верховный Жрец говорит о Злобе; но вскоре стало совершенно ясно, что явившаяся на носу сила ничем не похожа на силу Злобы. Ни драконьего зловония, ни холодной жестокости. Нет, доносившиеся до Маппо порывы ветра были теплыми, сухими, пахли степными травами.
Разговор начался на рассвете, а сейчас солнце прямо над головами. Да, кажется, у них нашлось много тем для обсуждения…