Калам глянул вверх, на громаду небесной крепости. — Я стараюсь об этом не думать.
Буян захлюпал губами, впившись в оленину.
— Ты подозреваешь, — продолжил усевшийся Бен, — что выбор блюд таит некий смысл? — Он взял алебастровый кубок и налил себе вина Паранов. — Или же хозяин просто хочет утереть нам носы щедростью?
— Мой нос в полном порядке, — сказал Буян, дернув головой и выплюнув кость. — Боги, я смогу съесть все один! Может, так и сделаю!
Калам вздохнул и присел к столу. — Ну, мы хотя бы получили время все обдумать. — Он заметил, что Быстрый Бен подозрительно смотрит на Буяна. — Успокойся, Быстрый! Не думаю, что он нас услышит. Слишком громко чавкает.
— Ха! — хохотнул фалариец (изо рта у него полетели куски, один плюхнулся прямо в кубок колдуна). — Да я не дам Худова ногтя за ваши спесивые тайны! Хотите наболтаться до посинения — давайте, я слушать не намерен.
Быстрый Бен отыскал серебряную шпажку для мяса и осторожно выловил из вина кусочек оленины. Затем отпил глоточек, состроил рожу и выплеснул вино. — Ну, я не особенно уверен, что Буяну не нужно участвовать в нашей беседе, — заметил он, налив новый кубок.
Рыжебородый солдафон поднял лицо от тарелки. Глазки его сощурились от беспокойства: — Я очень постараюсь стать вам ненужным, — проворчал он, хватая бутылку красного.
Калам следил, как дергается кадык — Буян делал глоток за глотком.
— Дело в том мече. Мече Т'лан Имасса. Откуда он у тебя, Буян?
— Гм, тут сантос. В Фаларе эту гадость едят только самые бедные, а Картул считает ее деликатесом! Идиоты. — Он взял одну и стал счищать глиняную оболочку с жирной кожи. — Мне его дали на сохранение.
— Т'лан Имассы? — спросил Калам.
— Да.
— Так его хозяин намерен вернуться?
— Если сумеет.
— Почему какой-то Имасс дал тебе меч? Они дорожат ими и часто используют. Для дела.
— Не там, куда он направлялся. А это что? Птица?
— Да, — сказал Быстрый Бен. — Куропатка. Так куда направлялся тот Имасс?
— Куропатка. А что это — вид утки? Он ушел в большую дыру в небе, чтобы ее закрыть.
Колдун выпрямил спину: — Тогда скоро его не жди.
— Ну, он захватил с собой голову Тисте Анди, и она была живой — это заметил только Правд — даже Гадающая по костям не видела. Маленькие крылья — удивляюсь, как она вообще летала. Раз поймали, значит, не очень хорошо! — Он бросил под стол пустую бутылку гризианского. Бутылка глухо стукнула о толстый покров пыли. Буян придвинул к себе напанский белак. — Знаете, в чем ваши проблемы? Я так скажу. Скажу, в чем ваши проблемы. Вы слишком много думаете, и думаете, что много думая, придете к чему-то иному, чем думы. Неправда. Все просто. Если что-то ненужное встает у вас на пути — убейте его, а когда убьете — прекратите о нем думать!
— Интересная философия, Буян, — усмехнулся Быстрый Бен. — А если "что-то" слишком большое, или его слишком много, или оно круче тебя самого?
— Тогда, маг, я рублю его на части.
— А если не получится?
— Тогда ищите кого-то, у кого получится. Может, они порубят друг друга. Двойная выгода. — Он помахал полупустой бутылкой. — Думаете, все будет по вашему плану? Идиоты. Я раскорячусь и нагажу на ваши планы!
Калам улыбнулся Быстрому Бену: — Похоже, и Буян на что-то пригодится.
Колдун хмурился: — Раскорячиваться?
— Нет, искать кого-то, кто сделает грязную работу. Мы же с тобой уже старички, а, Быстрый?
— Мы просто закалились. — Бен поглядел на крепость. — Ладно. Дай подумать…
— О, тогда нам крышка!
— Буян, да ты пьян, — сказал Калам.
— Я не пьян. Две бутылки мне нипочем. Буяну нужно целое море.
— Вопрос, — сказал колдун, — в том, кто в первый раз победил К'чайн Че'малле? И жива ли еще эта сила? Когда мы найдем ответы…
— Я же сказал, — пробурчал фалариец, — вы болтаете и болтаете, да ничего не набалтывается.
Быстрый Бен потер глаза. — Хватит. Давай, Буян, порази нас перлами красноречия.
— Во-первых, вы сразу решили, что ящерицы вам враги. В-третьих, если правдивы сказания, ящерицы сами себя побили, так какого Худа вы пачкаете штаны? Во-вторых, Адъюнкт хочет знать о них всё и куда они летят. Ну, крепости никуда не летят, что внутри, мы уже знаем — работа сделана. Идиоты, вы хотите вломиться внутрь. Зачем? Хоть намекните. И в — пятых, вам белое вино требуется? Я рисовую мочу не пью.
Быстрый Бен придвинулся к столу и толкнул бутыль к Буяну.
Трудно придумать более ясный жест поражения в споре, подумал Калам. — Кончайте есть, — сказал он, — нам пора уходить из клятого садка назад, к Четырнадцатой.
— Я хотел бы, — ответил Бен, — обсудить кое-что еще.
— Так давай, — порывисто сказал Буян, взмахнув ножкой куропатки. — Буян даст ответы, если сумеет.
— Я слышал истории о малазанской эскадре, столкнувшейся с чужими кораблями у побережья Гени. По описаниям эти противники похожи на Тисте Эдур. Буян, как звался ваш корабль?
— "Силанда". Повсюду на палубе мертвые серокожие, а капитан пришпилен копьем к сиденью в Худом клятой рубке — черт дери, какая рука так…
— И Тисте Анди… головы…
— Тела были внизу, сидели на веслах.
— Серокожие — это Эдур, — продолжил Быстрый Бен. — Похоже, не могу сложить два и два. Это и беспокоит. Откуда пришли эти Тисте Эдур?
Калам хмыкнул: — Мир велик, Быстрый. Они могли приплыть издалека, сбитые бурей. Или это исследовательская миссия.
— Скорее набег, — вмешался Буян. — Ведь они напали сразу. Да и там, где мы в первый раз нашли "Силанду", была битва. С Тисте Анди. Месиво.
Быстрый Бен снова потер глаза и вздохнул: — Около Коралла, во время Паннионской войны, нашли тело Эдур. Оно всплыло из глубин моря. — Он покачал головой. — Кажется мне, мы их видели не в последний раз.
— Королевство Теней, — сказал Калам. — Оно принадлежало им, и они хотят вернуть его.
— Тебе Котиллион сказал? — прищурился Быстрый Бен.
Калам пожал плечами.
— Снова к Темному Трону? Не удивительно, что я беспокоюсь. Скользкий, ловкий ублюдок…
— Худовы яйца, — зарычал Буян, — дайте хоть рисовой мочи. Вы без конца болтать будете. Темный Трон не страшен. Темный — просто Амманас, а Амманас — всего лишь Келланвед. Как Котиллион — всего лишь Танцор. Видит Худ, я знаю императора. И Танцора. Они что-то затеяли? Как странно… Они вечно что-то затевали, с самого начала. Скажу вам прямо, — тут он прервался, чтобы глотнуть рисового. Скривился и продолжил: — Когда осядет пыль, они засияют как жемчужины на вершине навозной кучи. Боги, Старшие Боги, Драконы, неупокоенные, духи, сама страшнолицая Бездна — у них ни шанса нет. Хочешь беспокоиться о Тисте Эдур, маг? Давай. Они когда-то правили Тенью, но Темный Трон их побьет. И Танцор. — Он рыгнул. — Знаете, почему? Я скажу. Они всегда нечестно играют.
Калам глянул на пустое кресло. Глаза его медленно сужались.
Спотыкающиеся, еле бредущие или ползущие по ковру белого пепла, все они собирались вокруг Бутыла. Он сидел под медленно кружащимися звездами. Солдаты молчали, но каждый повторял один и тот же жест — осторожно касался головы крысы Игатаны.
Нежно, очень почтительно — пока она не кусала протянутый палец. Тогда солдат с глухим проклятием отдергивал руку.
Так Игатана перекусала всех.
Она голодна, объяснял Бутыл, и носит выводок. Он объяснял — или пытался объяснять, хотя никто не слушал. Кажется, им было все равно — укус стал частью ритуала, платой, жертвой крови.
Тем, кто спрашивал, он отвечал, что его она также укусила.
Это было ложью. Не его. Не она. Их души загадочно связаны. Это слишком сложно, чтобы объяснять. Он изучал животное. Да, слишком — подходящее слово.
Маг погладил черную голову. "Моя милая крыска. Моя сладкая… о, черт! Чтоб тебя, сука!"
Блестящие глазки смотрели на него, подергивались усы.
"Мерзкая, отвратительная тварь".
Он положил крысу на землю. Пусть хоть в пропасть падает. Но крыса просто свернулась клубком около левой ноги и заснула. Бутыл оглядел на скорую руку разбитый лагерь, но скопление сонных лиц. Никто не разжигал костров. Забавно — если у тебя извращенное чувство юмора.
Они прошли. Бутыл сам не верил. А Геслер даже вернулся назад. Вылез с Кораббом, который тянул бесчувственное тело Смычка. Мятежник сразу упал. Уже полночи Бутыл слышал, как тот сопит в мирном сне.
Сержант выжил. Похоже, втертый в раны мед помог не хуже Высшего Денала, доказывая тем самым, что он не простой мед: как будто странные видения — недостаточное доказательство. Однако мед не может заменить потерянную кровь, так что сержант еще в опасности. Он спит, неспособный защититься от смерти, но еще живой.
Бутылу хотелось бы устать до одурения — сонное одурение казалось сейчас милым и привлекательным. Вместо этого его нервы были взвинчены, память всё возвращалась к кошмарным эпизодам подземного странствия по костям И'Гатана. Возвращала горькое чувство тех моментов, когда все казалось потерянным.
Капитан Сорт и Синн вскрыли запасенные ими фляги с водой и пакеты с провиантом, но, как чувствовал Бутыл, даже река воды не могла бы вымыть изо рта привкус пепла и дыма. В душе таилось и кое-что еще. Адъюнкт бросила их, капитану Сорт и Синн пришлось дезертировать. Он полагал, что обида тут неразумна — но душа страдала.
Каптиан толковала о чуме, надвигающейся с востока, о необходимости спасти армию. Адъюнкт ждала столько, сколько могла. Бутыл все понимал… но…
— Знаешь, мы покойники.
Он глянул на Корика. Тот сидел скрестив ноги, баюкал какого-то ребенка. — Если мы покойники, — ответил маг, — почему в душе так мерзко?
— По мнению Адъюнкта, мы покойники. Можно просто… уйти.
— Куда? Полиэль шерстит Семиградье…
— Чума нас не убьет. Не сейчас.
— Ты думаешь, мы стали бессмертными? — Бутыл покачал головой: — Да, мы выжили, но это ничего не значит. Худ вполне может придти за нами и всех перемолотить по-быстрому. Кажется, ты себя почувствовал неприступным для всех бед? Поверь, это не так.