Последняя надежда бойца. Оружие, которым – если случится – солдат лишал себя жизни, чтобы избегнуть участи худшей, чем смерть. Так какой же смысл мы должны из этого вынести?
Приютившись неподалёку, на палубе полубака, Корик с Битумом играли в кости – комплект для игры был также обнаружен среди подношений. Моряцкий вариант, с полем, помещённым на дне глубокой коробки, чтобы не слетели игровые фишки, и с четырьмя стальными ножками по углам в виде орлиных когтей, достаточно острых, чтобы закрепиться на дощатой скамье в трюме или на палубе. Пока что Битум проигрывал раз за разом – уже игр двадцать, не меньше, – и Корику, и Улыбке, но всё равно возвращался. Флакон никогда прежде не видел, чтобы человеку так нравилось получать по сусалам.
В капитанской каюте торчали Геслер, Ураган, Скрипач и Бальзам, болтали ни о чём, с долгими паузами и бессвязно, без особого смысла. Глубоко в тени, под продолговатым столом-картой затаилась И'гхатан, крыса Флакона – мои глаза, мои уши… мои ноющие соски.
Других крыс на борту не было, и если бы он не контролировал И'гхатан и её потомство, они давно оказались бы за бортом. Флакон им сочувствовал. Колдовство, окутывавшее корабль, отдавало мерзостью и безумием. Оно ненавидело всё живое, что не подчинялось его хаотической воле. И особо ненавидело… меня.
И только… Геслера и Урагана это, похоже, никак не затрагивает. Ублюдки – заставили нас вместе с ними отправиться на этом жутком плавучем гробу.
Флакон одно время думал, не поговорить ли со Скрипачом, затем отказался от этой мысли. Скрипач был ничем не лучше Калама, который был не лучше Апсалар, которая была не лучше Быстрого Бена. Все они были… злом.
Ну ладно, пусть не самим злом, но чем-то таким. Не знаю. Всё то, что было в Тени, – что они там замышляли? Калам, того и гляди, готов нашпиговать Апсалар ножами. Апсалар ходит с таким видом, точно только этого и ждёт. Потом просыпается Быстрый Бен и встаёт между ними, как будто это некий давний спор, как будто вскрываются старые раны.
Тавор забрала Быстрого Бена, Калама и Апсалар в свою свиту, на флагманский корабль. «Пенный волк» был дромоном квонской постройки, с оснасткой в стиле мапау, при этом киль и все металлические детали были изготовлены где-то ещё. Фенны – вряд ли там, среди этого убожества, осталось больше горстки корабелов и кузнецов… но киль они всё-таки изготовили и арматуру тоже, и работу их трудно назвать грубой или бездушной. В любом случае, Флакон был рад тому, что все они на борту корабля, разрезающего волны в трёх полётах стрелы по правому борту. Его бы устроило, будь они ещё дальше, но можно и так. Он мог вообразить, как две костяные рептилии шмыгают по трюму, охотясь на крыс…
– Так это Свищ придержал свисток? – спросил Скрипач у Геслера в каюте.
И'гхатан под столом навострила уши.
– Точно. Приёмыш Кенеба. Тут, кстати, странное дело. Говорит, он знал, что мы идём. Не скажу, что я в это верю. Но и не скажу, что не верю. Однако свисток – первое, что ко мне вернулось.
– Вот и славно, – отозвался Ураган, шумно почёсывая щетину. – Чувствую себя прямо как дома…
– Шутишь что ли? – перебил Геслер. – В прошлый раз, как мы плыли на этой клятой посудине, Ураган, ты всё время в уголке отсиживался.
– Потребовалось время, чтобы привыкнуть, делов-то.
Скрипач сказал:
– Глядите, что мне какой-то умник приволок с другим барахлом.
Что-то глухо ударилось о стол.
– Боги нижнего мира, – пробормотал сержант Бальзам. – Полный комплект?
– Трудно сказать. Тут есть карты, которых я раньше в жизни не видел. Одна для Апокалипсиса – и это из Независимых, потом ещё масть такая – называется Дом Войны, верхняя карта с костяным троном, пустующим, и два волка по бокам. В этом Доме есть карта, которая зовётся «Наёмник», и ещё одна – другой рукой нарисована – «Стражи Мёртвых», кажется, солдаты-призраки стоят на горящем мосту…
Все помолчали, потом подал голос Геслер:
– А ты в лицо там никого не признал, Скрип?
– Что-то мне её в подробностях разглядывать не захотелось. Потом есть Дом Цепей, и король этого Дома – Король Цепей – сидит на престоле. Изображение тёмное, всё укрыто в тенях, но я голову даю на отсечение, что этот бедолага орёт. И в глазах у него…
– Что ещё? – спросил Бальзам.
– Кончай так подпрыгивать, жаба ты далхонская.
– Если тебе подарок не нравится, Скрипач, отдай его мне.
– Не дождёшься. Чтобы ты расклады начал делать прямо тут, на корабле?
– И что с того?
– Хочешь распахнуть дверь в это жуткое месиво Теланна и Путей тисте? Может, уж сразу к Увечному богу?
– А-а.
– Кстати, там и другие Независимые есть. Господин Колоды… да, его я признал. Ещё Цепь – посередине узел, и звенья во все стороны тянутся. Эта карта мне особенно не понравилась.
– Ничего себе подарочек, Скрип.
– Не то слово. Всё равно, что утопающему камень кинуть.
– Убери подальше, – посоветовал Геслер.
Крыса услышала, как колоду сдвигают с центра стола.
– У нас проблема, – продолжил Геслер.
– Вот только, – подхватил Ураган, – мы не знаем, в чём она. Знаем одно: Кенеба что-то встревожило. И этого твоего приятеля-убийцу, Скрип. И Быстрого Бена. Их всех.
– Адъюнкт, – сказал Скрипач. – Калам и Бен ничего не говорили, но они недовольны. – Он немного помолчал. – Может, это из-за того, как Жемчуг свалил сразу после И'гхатана. Скорее всего, прямиком отправился к Императрице. Обычный Коготь с обычным отчётом? Допустим. Но во рту всё равно как-то кисло: слишком быстро он начал действовать, слишком быстро сделал для себя все выводы, как будто то, что произошло в И'гхатане, ему лишь подтвердило всё, что он и без того подозревал. Сами подумайте, может ли быть хоть что-то хорошее в таком докладе?
– Она прикончила Ша'ик, – раздражённо возразил Бальзам. – Спалила это осиное гнездо в Рараку, так что ничего живого не осталось. Корболо Дома захватила и отправила домой в кандалах. И за всё это время мы с ней ни единого человека не потеряли – ну, почти ни одного, не будем считать мелочёвку, какие-то потери всё равно неизбежны. Потом она преследует Леомана до самого И'гхатана. Но если внутри у тебя нет никого, кто открыл бы ворота, осада стоит дорого, тем паче, когда у нападающих времени в обрез. А у нас и было в обрез, правильно? Там чума подступала, будь она проклята.
– Уймись, – призвал Скрипач. – Мы все там тоже были, помнишь?
– А то! И разве хоть кто-то из нас мог предположить, что Леоман своих людей поджарит заживо? Весь город превратит в груду пепла и зальёт расплавленным свинцом. Я просто сказать хочу, Скрип, что мы не так уж плохо справились. Или нет? Если подумать.
– Бальзам прав. – Ураган опять почесался. – Скрипач, в той Колоде, которую ты получил… Дом Войны – ты Трича там не учуял? Мне волки эти покоя не дают.
– Сомнения меня терзают, – откликнулся Скрипач. – Весь этот Дом вообще странный. Сдаётся мне, она не понимала или в чём-то была не уверена…
– Думаешь, это женщина рисовала?
– Почти уверен, за исключением разве что Стражей Мёртвых. Вот там точно мужская рука.
В голосе Урагана внезапно появилось напряжение.
– Достань-ка их ещё раз, Скрип. Давай посмотрим на этот Дом Войны. Все карты посмотрим.
Шорох, шуршание.
– Показывать буду по одной. На стол класть не буду, только из рук, договорились? По одной карте за раз. Ну, хорошо. И значения читаю только те, что на полях написаны. – Небольшая пауза. – Владыки Войны. Два волка – самец и самка. Кажется мне, что с названием тут ошибка. Но важно множественное число, оно указывает на то, что пустующий трон особого значения не имеет. Ну как, все нагляделись? Хорошо, тогда следующая. Охотник, и да, это Трич…
– А что за раздетый труп на переднем плане? Старик без рук?
– Геслер, я понятия не имею.
– Дальше, – сказал Ураган.
– Стражи Мёртвых…
– Дай-ка мне глянуть поближе… вот так. Стоп…
– Ураган, – обратился к нему Бальзам. – Что, по-твоему, ты там видишь?
– Дальше что? – спросил фаларский капрал. – Быстрее!
– Армия и Солдат… не пойму… два названия. Может, это надо по окружению определять или как-то ещё.
– Ещё есть?
– Две, и они мне совсем не нравятся. Это вот Похититель Жизни…
– Яггут?
– Наполовину яггут, – тусклым голосом отозвался Скрипач. – Я знаю, кто это – лук из рога, меч, заточенный с одной стороны. Похититель Жизни – это Икарий, а защитника его, Маппо Коротышки, рядом нигде не видать.
– Без разницы, – отмахнулся Ураган. – Последняя карта какая?
– Можно сказать, противовес Икария. Губитель Смерти.
– Во имя Бездны, кто это может быть? Бред какой-то.
Скрипач что-то недовольно проворчал, потом заговорил громче:
– Кто? Давайте посмотрим. Убогая лачуга из шкур и палок, дымная жаровня, в лачуге фигура в плаще с капюшоном, вся переломанная, прикованная к земле. И кто же это может быть?
– Бред полнейший, – поддержал Геслер Урагана. – Он не может быть двумя одновременно!
– Почему? – спросил Скрипач, потом вздохнул. – Ну, в общем, это и всё. А теперь скажи, Ураган, что тебя так возбудило?
– Я знаю, кто эти карты делал.
– Да ну? – Судя по голосу Скрипача, ему в это верилось слабо. – И с чего же ты так решил?
– Карта Стражей, как там мост изображён. И последние две карты, черепа эти… Я неплохо рассмотрел медаль Фарадан Сорт. Чтобы вышить нечто похожее, понимаете?
Повисло долгое, очень долгое молчание.
Флакон застыл, глядя в пустоту. Мысли теснились в голове, то успокаивались, то взрывались фейерверками предположений. Адъюнкт хочет, чтобы Колода Драконов была у Скрипача. То есть либо она сама, либо Ян'тарь – или, может быть, Бездна и Нихил, или ещё кто-нибудь – вклень наполнены тайным знанием, носят в себе и не боятся расплескать. Вот только Скрип на картах раскладов не делает. Нет. Он придумывает игры.
Адъюнкт что-то знает. Точно так же, как она знала о призраках Рараку… и о потопе. Но она носит отатараловый меч. А двое виканцев уже ни на что не способны – не то что раньше. По крайней мере, так говорят. Остаётся, значит, Ян'тарь.