Так что же нас ждёт впереди?
Может, поэтому Быстрый Бен и все остальные так неспокойны? Что если…
– Мне только что кто-то в ногу ткнулся… что за дрянь? Крыса? У нас под столом?
– На «Силанде» нет никаких крыс, Ураган…
– Говорю тебе, Гес… вон она!
Скрипач выругался. Потом внезапно заорал:
– Да это же крыса Флакона! Держи её!
– Хватай!
Отодвигаемые стулья, что-то с грохотом обрушилось, ворчание, топот сапог.
– Удирает!
На корабле было множество мест, где могла бы укрыться крыса, и Флакон отлично об этом знал. И'гхатан сбежала, несмотря на топот и ругань.
Через пару секунд он увидел, как на палубе появился Скрипач. Солдат успел отвернуться за миг до того, как сержант его обнаружил, и теперь с независимым видом смотрел на море, слушая, как тот приближается, перешагивая через мешавших пройти игроков.
Топ, топ, топ, отдавались шаги по палубе.
– Флакон!
Он растерянно заморгал, повернулся.
– Сержант?
– Нет, ты меня не обдуришь… ты шпионил за нами! Подслушивал!
Флакон указал на Корика с Битумом, которые больше ни во что не играли: пялиться на происходящее было куда интереснее.
– Спроси хоть у них. Я добрую склянку тут сижу, ничего не делаю. Они подтвердят.
– Твоя крыса!
– А что с ней? Я её потерял вчера вечером, сержант. Искать не стал – какой смысл? Никуда не денется, у неё же потомство.
Геслер, Ураган и Бальзам столпились у Скрипача за спиной. Тот от злости готов был драть на себе бороду.
– Если ты мне врёшь сейчас… – прошипел Скрипач.
– Конечно, врёт, – вмешался Бальзам. – На его месте я бы сейчас тоже тебе врал.
– Проблема в том, сержант Бальзам, – возразил на это Флакон, – что вы не на моём месте. И это ключевая разница. Потому что я как раз говорю чистую правду.
Скрипач с рычанием развернулся и пошёл прочь, грохая сапогами. За ним потянулись и остальные. Бальзам на прощание смерил Флакона сердитым взглядом – кажется, до него только сейчас дошёл смысл оскорбления.
Стоило им отойти, Корик негромко хмыкнул.
– Знаешь, Флакон, я не так давно к тебе оборачивался… до того ещё, как Скрипач подошёл… и у тебя столько выражений на лице было разом, Худ меня забодай!
– В самом деле? – невозмутимо отозвался Флакон. – Я так думаю, Корик, это просто солнечные блики.
Битум спросил:
– Так у твоей крысы выжили крысята? Ты их с собой тащил всё это время, что ли? Если бы я их нёс, не удержался бы, точно сожрал. Раз – и в рот, хрум-хрум, готово. Мягонько, вкусненько.
– Так то же я был, а не ты, правильно? И почему сегодня моё место всем так покоя не даёт?
– Зачем нам твоё место. – Битум вновь принялся изучать игровую доску. – Тебе тут просто все пытаются объяснить, Флакон, что ты дубина стоеросовая.
– Ладно, – хмыкнул Флакон. – Это значит, если я правильно понимаю, вам ни чуточки не интересно всё, что я разузнал. О чём они там говорили, в каюте.
– Ползи сюда, – прорычал Корик. – И рассказывай, пока у нас игра. А иначе, Флакон, мы пойдём и настучим сержанту.
– Нет уж, спасибо. – Флакон широко потянулся. – Что-то в сон меня клонит. Может, позже поговорим. Да и игра у вас скучная.
– Думаешь, мы Скрипачу не скажем?
– Конечно, нет.
– Это ещё почему?
– Потому что тогда я вам больше никогда – ни единого раза – ни о чём не расскажу.
– Лживый, трусливый гадёныш…
– Так-так, – перебил его Флакон. – Без хамства.
– Ты хуже Улыбки стал, – заявил Корик.
– Улыбка? – Флакон застыл в задумчивости. – А где она, кстати?
– С Кораббом, наверное, где-то, – ответил Битум. – В облаках парит.
Вот оно что?
– Зря.
– Почему это?
– Да потому что удача Корабба не обязательно распространяется на тех, кто с ним рядом.
– И что ты этим хочешь сказать?
Что я стал слишком много болтать.
– Не важно. Забудь.
Корик пожал плечами.
– Знаешь, Флакон, они твою крысу всё равно зацапают. Рано или поздно.
Тут никто не способен мыслить трезво. Боги, Корик, ты думаешь, эти крысята по-прежнему розовые, крохотные и беспомощные? Мне жаль тебя разочаровывать, но они выросли и отлично бегают сами. Так что, друзья мои, у меня не одна запасная пара глазок и ушек. Нет. Там есть Малыш Корик, Малышка Улыбка, Малыш Битум, Малыш… в общем, вы их всех знаете…
Он был на полпути к люку, когда над волнами, подобно воплям демонов, разнеслись сигналы тревоги, а потом порывом ветра донесло запах… нет, не просто запах – чудовищную вонь.
Худ меня побери, терпеть не могу неизвестность. Калам подтянулся выше по снастям, не обращая внимание на качку: «Пенный волк» менял курс на северо-западный, устремляясь в просвет, открывшийся – по недосмотру или некомпетентности – между двумя дромонами конвоя. Торопливо забираясь всё дальше, убийца временами замечал чужие корабли, появившиеся по ту сторону этого просвета. Паруса, которые, вероятно, некогда были чёрными, но успели с тех пор посереть от соли и солнца.
Во внезапной суматохе, заполненной криком и сигналами тревоги, всё яснее раскрывалась одна пугающая истина: они угодили прямиком в засаду. Корабли к северу выстраивались полукругом, натягивая меж бортов смертоносные тросы. Ещё один полумесяц выгибался в сторону малазанцев и стремительно приближался под напором северо-восточного ветра. И наконец, оставшиеся суда образовывали заградительный барьер с южной стороны, от мелководья, вдоль побережья, тянувшегося на запад, а также, ощетинившись всем оружием, с востока и до того места, где дуга заворачивалась на север.
Враг многократно превосходит числом наши корабли конвоя. А транспортники под завязку загружены солдатами – блеющий скот, привезённый на бойню.
Калам прекратил подъём. Он видел достаточно. Кем бы они ни были, мы угодили им в зубы. Он начал спускаться. Это было почти так же опасно, как недавний подъём. Внизу по палубам сновали человеческие фигурки, моряки и морские пехотинцы, среди которых выкрикивали приказы офицеры.
Флагманский корабль, на котором находилась адъюнкт, и «Силанда», шедшая от него по правому борту, прямым ходом устремился в просвет. Очевидно было, что Тавор намерена дать бой надвигающемуся полумесяцу. Сказать по правде, не то, чтобы у них имелся выбор. Ветер был на стороне нападающих, и тем ничего не стоило врубиться в гущу неповоротливых транспортников, подобно наконечнику копья. Адмирал Нок командовал северными кораблями конвоя. Они наверняка должны были попытаться прорвать блокаду и увести за собой столько транспортников, сколько успеют… но вражеским кораблям после этого достаточно вытолкнуть их на побережье и посадить на рифы среди мелководья.
Калам спрыгнул на палубу, когда донизу оставалось уже немного, приземлился в приседе. Чем дальше, тем больше криков доносилось откуда-то с высоты. Адъюнкт с Быстрым Беном расположились на носу корабля, ветер трепал плащ Тавор. Высший маг посмотрел на Калама, когда тот подошёл ближе.
– Они укоротили паруса, подтянули, или как там это называется у моряков, когда надо, чтобы корабль замедлил ход.
– Зачем им это? – удивился Калам. – Бессмыслица полнейшая. Этим ублюдкам сейчас идти бы на нас полным ходом.
Быстрый Бен кивнул, но не произнёс больше ни слова.
Убийца бросил быстрый взгляд в сторону, но адъюнкт стояла с ничего не выражающим лицом, глядя на корабли напротив, и что-либо понять по ней было невозможно.
– Адъюнкт, – сказал он, – может, вам пора нацепить меч?
– Рано, – отозвалась она. – Там что-то происходит.
Он проследил за направлением её взгляда.
– Нижние боги, это ещё что такое?
На «Силанде» сержант Геслер воспользовался костяным свистком, и теперь ряды вёсел поднимались и опускались слитно и в такт, с полнейшим пренебрежением к вздымающимся волнам. Корабль постанывал с каждым рывком вперёд, но без труда держался вровень с флагманским дромоном. Паруса были зарифлены, и теперь солдаты собрались посреди палубы, поправляя доспехи и оружие.
Скрипач присел у деревянного ящика, пытаясь подавить тошноту, которая никогда не оставляла его в море. Боги, до чего я ненавижу эти волны и качку треклятую, взад-вперёд, то вниз, то вверх. Нет, когда придёт мой час помирать, хочу, чтобы ноги были сухими. Только это, ничего больше. Никаких других условий. Только сухие ноги, чтоб их… Он распустил обвязку и поднял крышку. Полюбовался на морантские боеприпасы, гнездившиеся на мягкой прокладке.
– Кто бросать умеет? – спросил он, оборачиваясь на свой отряд, и что-то холодное и скользкое внезапно шевельнулось внутри.
– Я, – отозвались хором Корик и Улыбка.
– Что за вопрос? – сказал Спрут.
Корабб Бхилан Тэну'алас сидел неподалёку, уткнувшись в колени. Его мутило так, что он не мог ни шевелиться, ни отвечать на вопросы Скрипача.
Битум пожал плечами:
– Если передо мной что окажется, сержант, так, может, и попаду.
Но всё это Скрипач едва слышал, он не сводил взгляда с Флакона, который застыл в неподвижности, не сводя глаз с вражеских кораблей.
– Флакон? Что там такое?
Тот обернулся, бледный, как смерть.
– Дело дрянь, сержант. Они… призывают.
Самар Дэв пятилась, пока в спину не врезалось жёсткое, бесчувственное дерево. Перед ней, по обе стороны от главной мачты, стояли четверо тисте эдуров, исходившие дикой, необузданной магией, хлеставшей меж них бичами, расцветавшей вспышками серого пламени, и перед покачивающимся форштевнем вырастал столп силы, который содрогался так, будто невидимая рука тянула его вверх, к небесам…
Искрящиеся цепи могущества вырвались из четверых колдунов, разлетелись, выгнувшись, влево и вправо, где сомкнулись с собратьями. От одного корабля к другому, от того – к следующему… Самар Дэв втянула в лёгкие воздух, показавшийся вдруг совершено мёртвым, словно из него высосали нечто жизненно важное. Её сотряс кашель, затем волна дрожи…