– Как думаешь, Апсалар, флот эдуров всё ещё нас преследует?
– Нет. Они направляются домой.
– И откуда тебе это известно?
Бездна ответила вместо девушки:
– Потому что к ней приходит бог, Кулак. Он приходит, чтобы разбивать ей сердце. Снова и снова.
Апсалар показалось, будто из неё вышибли дух, ударив так сильно, что кости задрожали, а сердце сбилось с ритма, вместо крови посылая в тело волны жара. Но внешне девушка никак не отреагировала.
Голос Кенеба задрожал от ярости:
– Это было так необходимо, Бездна?
– Не обращайте внимания на мою сестру, – попросил Нихил. – Она просто тоскует по одному человеку…
– Ублюдок!
Молодая виканка бросилась прочь. Нихил посмотрел ей вслед, затем обернулся к Кенебу с Апсалар и пожал плечами. Через мгновение колдун и сам ушёл.
– Прошу прощения, – обратился Кенеб к Апсалар. – Я не хотел столь жестокого ответа – если бы я знал, что Бездна скажет…
– Ничего страшного, Кулак. Вам не нужно извиняться.
– Даже если и так, я не буду больше любопытствовать.
Апсалар внимательно взглянула на малазанца.
Будучи явно не в своей тарелке, Кенеб смущённо кивнул и зашагал прочь.
Остров теперь оказался по правому борту, почти на пять нагелей. Он приходит, чтобы разбивать ей сердце. Снова и снова. О, на этом корабле не может быть тайн. Но кажется, адъюнкт об этом не задумывается.
Неудивительно, что Быстрый Бен прячется.
– Они убили всех, – дрожа, пробормотал Флакон. – Всех людей на острове. И на острове Монкан тоже – ветер уже несёт эту правду.
– Радуйся этому ветру, – ответил Корик. – Мы быстро уходим от кошмара, очень быстро, – ну разве не здорово, а?
Спрут сел ровнее и взглянул на Скрипача:
– Сержант, а что, Сепик не был имперской территорией?
Скрипач кивнул.
– Значит, то, что сотворили тисте эдуры – объявление войны?
Флакон вместе со всеми посмотрел на сержанта, который, нахмурившись, размышлял над тем, что сказал Спрут. Затем Скрипач ответил:
– Технически да. Так ли это с точки зрения Императрицы? И есть ли ей дело? У нас и так достаточно врагов.
– Адъюнкту, – заявил Битум, – всё равно придётся доложить об этом. И о том, что у нас уже была стычка с треклятым эдурским флотом.
– И их корабли наверняка у нас на хвосте, – скривившись, заметил Спрут. – Так что мы приведём эдуров в самое сердце Империи.
– Замечательно, – ответил Битум. – Там-то мы и разберёмся с этими ублюдками.
– Или, – пробормотал Флакон, – они разберутся с нами. То, что сотворил Быстрый Бен, не было настоящим…
– Мягко сказано, – добавил Скрипач.
Флакон ничего не ответил. Затем заметил:
– С некоторыми союзниками и враги не нужны.
– Почему? – резко спросил сержант.
– Ну, – развил свою мысль Флакон, – мы ведь говорим о союзниках, действия которых мы не можем предугадать, цели и мотивы которых никогда не сможем понять. И поверь, сержант, мы не хотим войны, в которой будет использована сила Обителей. Не хотим.
Все уставились на мага.
Флакон отвернулся.
– Протащите его под килем, – предложил Спрут. – Тогда из него вся эта чушь мигом повыветрится.
– Заманчиво, – ответил Скрипач, – но у нас ещё будет время. Много времени.
Дураки. Чего у нас не будет, так это времени. Вот что она пытается нам сказать. Вот о чём говорит этот призрачный ветер, ворвавшийся в мир Маэля с такой силой, что тот ничего не может поделать. Вот тебе, Маэль, сварливый ты надоеда!
Время? Нет у нас времени. Она ведёт нас прямо в око бури.
Глава двадцатая
Дисциплина – лучшее оружие против лицемеров. Мы должны соразмерять добродетель собственной, управляемой реакции на жестокости, которые творят фанатики. Но не следует, провозглашая наше собственное благочестие, утверждать, что в наших рядах нет фанатиков; ибо лицемерие плодится там, где сохраняется традиция, – и особенно там, где существует представление о том, что традиция эта – под угрозой. Фанатики рождаются одинаково легко в среде морального разложения (настоящего или воображаемого) и в среде узаконенного неравенства, равно как и под знаменем общего дела.
Дисциплина заключается в том, чтобы встать лицом к лицу с внутренним врагом так же, как и с внешним; ибо без критического суждения оружие ваше служит – не побоюсь этого слова – только лишь убийству.
И первой его жертвой станет моральная чистота вашего дела.
Ганос Паран понял, что ему всё сложнее становится не сожалеть о некоторых своих решениях. Хоть разведчики и докладывали, что Дераготы не преследуют его войско, которое быстрым маршем двигалось по пустынным землям на северо-восток, само их отсутствие порождало сомнения и подозрения. В конце концов, если древние твари не идут за ними, чем же они заняты?
Ганат, яггутская колдунья, более-менее ясно намекала, что Паран совершает ужасную ошибку, выпуская этих псов. Наверное, стоило к ней прислушаться. Ганос обманывался, считая, что сможет постоянно контролировать все силы, выпущенные им для победы над т'рольбаралом. И возможно, слишком мало верил в силы Взошедших, которые уже действовали в этом мире. Дераготы были первобытной силой, но иногда первобытные силы покоряются миру, в котором их неудержимая свобода более недопустима.
Ну, довольно сожалений. Что сделано, то сделано. Пусть кто-то другой разбирается с тем, что я натворил, – для разнообразия.
Затем Паран нахмурился. Спору нет, вряд ли это достойное отношение к делу со стороны Господина Колоды. Но я ведь не напрашивался на эту должность, верно?
Паран ехал в окружении солдат, в середине колонны. Ему не хотелось обзаводиться стражей или телохранителями. Во главе армии сейчас шла Кулак Рита Буд, но Кулаки в авангарде постоянно сменяли друг друга. А Паран оставался на своём месте в середине, рядом с одним только Ното Бойлом. Иногда к ним присоединялся Хурлокель – когда требовалось доставить послания, которых, к счастью, было немного.
– Вы вели себя порешительней, – заметил Ното Бойл, – когда были капитаном Добряком.
– Ой, заткнись, – проворчал Паран.
– Всего лишь наблюдение, Первый Кулак, не жалоба.
– Любое твоё наблюдение – жалоба, целитель.
– Это было обидно, сэр.
– Видишь, что я имею в виду? Расскажи мне что-нибудь интересное. Ты из Картула, так? Значит, был последователем Д'рек?
– Худ побери, нет! Ладно, если хотите послушать интересную историю, я могу рассказать вам о себе. В детстве я был ноголомом…
– Кем-кем?
– Я ломал ноги собакам. Одну ногу каждому псу, прошу заметить. Хромые собаки были важной частью празднества…
– А, ты имеешь в виду празднество Д'рек! Отвратительный, варварский, грязный и жалкий обычай. Итак, ты ломал собакам ноги, чтобы сумасшедшие детки могли забить их камнями в подворотнях.
– К чему вы ведёте, Кулак? Да, я именно это и делал. Три полумесяца за пса. Зарабатывал на жизнь. Но в конце концов мне это наскучило…
– А ещё малазанцы объявили ваш праздник вне закона.
– И это тоже. Зря они так. Мой народ изнывал без него, и нам пришлось найти иной способ…
– Для удовлетворения своих нездоровых потребностей причинять боль и страдания.
– В общем, да. Кто из нас рассказывает эту историю?
– Бездна меня побери, прошу прощения. Пожалуйста, продолжай – надеюсь, я смогу переварить твой рассказ.
Ното Бойл задрал нос повыше:
– Да, я в юности не богинь соблазнял…
– Как и я, хотя, наверное, как и любой здоровый и никому не ломающий ноги юнец, я желал бы соблазнить парочку. По крайней мере, судя по статуям и всему такому. Например, Солиэль…
– Солиэль! Её изображения специально подчёркивают образ материнства!
– Правда? Слишком явно подчёркивают, тебе не кажется?
– Учтите, – сочувственно добавил Ното Бойл, – что вы всё-таки были юнцом…
– Был – и не будем больше об этом. На чём ты остановился? Твоя карьера ноголома с хрустом обломилась, а что потом?
– Очень смешно, сэр. Кстати, вынужден добавить, что явление Солиэль в Г'данисбане…
– Сплошное разочарование, – согласился Паран. – Ты себе не представляешь, сколько подростковых фантазий в итоге развеялись в пыль.
– А я думал, вы больше не хотите развивать эту тему.
– Так и есть. Продолжай.
– Я некоторое время был в учениках у местного целителя…
– Исцелял хромых собак?
– В основном, более платёжеспособных больных, сэр. У нас с учителем вышло некоторое недоразумение, в связи с чем мне пришлось покинуть его, и быстро. Мне повстречались вербовщики, и мы друг другу отлично подошли, особенно если учесть, что, несмотря на все их усилия, в малазанскую армию пожелала вступить лишь горстка картулианцев – и те были либо преступниками, либо отбросами общества…
– А ты оказался и тем, и другим.
– В основном солдат обрадовали мои целительские таланты. Так или иначе, моей первой кампанией стала кампания на Воровском полуострове, в Кореле, и мне повезло продолжить своё обучение у одного целителя, который впоследствии стал печально известен. У Ипшанка.
– Правда?
– Именно у него. И да, я также встречался с Манаском. А нужно сказать – и вы, Первый Кулак, поймёте более других, зачем это нужно – что и Ипшанк, и Манаск оставались верными Сивогриву… до последнего. Ну, насколько мне было известно, конечно, – к тому моменту я уже был целителем целого легиона и нас отправили в Генабакис. В своё время…
– Ното Бойл, – перебил целителя Паран, – кажется, ты обладаешь исключительным талантом оказываться рядом со знаменитыми и проклинаемыми.
– Да, сэр, наверное, так и есть. Мне кажется, вы сейчас думаете – к кому из них я бы причислил вас?
– Меня? Не стоит.
Целитель открыл рот, чтобы продолжить свою историю, но его снова прервали – прибыл Хурлокель.