– Жуть какая-то. Меня от твоего рассказа в дрожь бросает.
– Знаю. Меня тоже.
– Так как ты всё-таки спрятался от Худа?
– Стал частью Врат, конечно. Просто ещё один труп, ещё одно лицо.
– Да, это было и вправду умно.
– Ой, ладно!
– И каково это, быть там среди всех этих костей и всего остального?
– Как-то… успокаивает.
Я понимаю, о чём ты. Калам нахмурился. Погоди… интересно, что с нами не так?
– Бен, вот мы с тобой.
– Да?
– Я думаю, мы чокнутые.
– Ты – нет.
– То есть?
– Ты слишком медленно соображаешь. Ты не можешь быть чокнутым, если только сейчас осознал, что мы чокнутые. Понимаешь?
– Нет.
– Ну вот, и я об этом.
– Ладно, – проворчал убийца. – Какое облегчение.
– Для тебя – да. Тссс! – Маг ухватил Калама за предплечье. – Оно вернулось! – прошипел Быстрый Бен. – Оно близко!
– Мы на расстоянии удара? – шёпотом спросил Калам.
– Боги, надеюсь, что нет!
Тин Баральта жил в каюте один. За дверьми его комнаты, заняв каждую нишу и спальное место, расположились «Красные клинки», готовые защищать искалеченного, озлобленного командира до последней капли крови. Но ни один из них не решился разделить с ним каюту, хотя корабль был и так переполнен. За солдатами поселились «Выжженные слёзы», страдавшие все до одного от морской болезни, из-за чего нижние палубы провоняли рвотой.
Итак, Тин Баральта остался в одиночестве. Воздух в каюте был спёртый от запаха его же собственного тела. У командира «Красных клинков» не было даже фонаря, чтобы разогнать окружающую тьму. И это было хорошо. Таким образом, то, что было снаружи, соответствовало тому, что внутри, и это, повторял себе Тин Баральта, хорошо.
И'гхатан. Адъюнкт послала их в бой с превосходящими силами противника, зная, что потерь не миновать. Тавор не хотела, чтобы ветераны остались в живых и постоянно угрожали её авторитету. Она хотела избавиться от «Красных клинков», от морпехов – от таких солдат, как Спрут или Скрипач. Наверняка адъюнкт всё это затеяла, сговорившись с Леоманом. Тот пожар, та бойня была слишком мастерски организована, слишком хорошо рассчитана. Они обменивались сообщениями – ведь стояли же какие-то идиоты с фонарями на крышах, прямо вдоль стены.
А сама постановка сцены… Город, приправленный годовым урожаем оливкового масла… Тавор не гнала армию за Леоманом, Тавор никуда не торопилась, хотя по-настоящему верный своим людям командир… настиг бы Леомана задолго до того, как тот вообще доберётся до города.
О нет, расчёт времени был до Худа точным.
И вот теперь изувеченный Тин Баральта сидит в этой каюте, будто в клетке, и со всех сторон – предатели. Но снова и снова ход событий препятствовал реализации кровавых замыслов адъюнкта. Морпехи выжили – а с ними и Лостара. Затем, Быстрый Бен неожиданно отбил атаку эдурских магов. О да, верные солдаты доносили командиру «Красных клинков» каждую новость. Они всё понимали – хоть ничем и не выказывали подозрений, – но Тин Баральта видел осознание в глазах своих подчинённых. Скоро произойдёт то, что нужно. Скоро.
И сам Кулак Тин Баральта поведёт их. Тин Баральта, Калека, Преданный. О да, вот как его станут звать. Возникнут культы, поклоняющиеся ему, как поклоняются другим героям Малазанской империи. Колтейну. Бальту. Барье Сэтралу и его брату Мескеру, «Красным клинкам».
Тин Баральта отлично впишется в их общество. Только такое общество, сказал себе командир «Красных клинков», ему и подойдёт.
У него остался один глаз, который может видеть… почти. При свете дня его зрение туманилось, и было так больно, ужасно больно смотреть, что он едва мог повернуть голову. Конечно же, над ним трудились целители, которым было приказано – как Тин Баральта теперь понял, лечить, но не вылечить, оставить его в паутине ноющих шрамов и призрачной боли. Как только Тин Баральта выйдет из своей комнаты, все они будут смеяться, думая, что их план удался.
Ну что ж, скоро он подарит радость избавления каждому из этих целителей.
Лёжа на койке в мягкой, тёплой темноте, Тин Баральта уставился вверх. Невидимые глазу переборки скрипели и стонали. Крыса металась туда-сюда вдоль одной из стен каюты. Его стражник, его охрана, его пленная душа.
Тин Баральта ощутил странный сладкий запах, вызывающий онемение, и почувствовал, как боль отступает, как визжащие нервы успокаиваются.
– Кто здесь? – прохрипел «Красный клинок».
– Друг, Тин Баральта, – проскрежетал гость, – тот, чьи видения совпадают с твоими. Так же, как и ты, я познал предательство. Мы с тобой были изувечены, чтобы снова и снова мы вспоминали о том, что нельзя доверять тем, у кого нет шрамов. Никогда. Это правда, мой друг, что только сломленный человек может пройти сквозь страдания и снова стать целым. Цельным – и воссиять перед жертвами своего гнева, ослепляя их, верно? Жгучим огнём своей правоты. О, даю слово, этот миг будет сладок.
– Видение, – выдохнул Тин Баральта. – Кто послал тебя? Адъюнкт? Демон-убийца, чтобы положить конец…
– Конечно, нет, и даже произнося подобные обвинения, ты уже знаешь, что они беспочвенны. Она могла бы убить тебя в любой момент…
– Мои солдаты защищают меня…
– Тавор не станет тебя убивать, – мягко заверил незнакомец. – Ей это не нужно. Она уже отстранила тебя, сделав бесполезной, жалкой жертвой И'гхатана. Адъюнкт, Тин Баральта, не понимает, что твой разум остался цел и всё так же остёр, как прежде, что твои суждения взвешены и что ты жаждешь крови предателей. Она в неведении.
– Кто ты?
– Меня зовут Гетол. Я Вестник Дома Цепей. И я пришёл за тобой. Мы почуяли тебя и знаем, что тебя, именно тебя, ждёт величие.
О, столько чувств вызывают его слова… сдержи их. Будь сильным… покажи этому Гетолу свою силу.
– Величие, – протянул Тин Баральта, – это я всегда знал, Вестник.
– Настало время, Тин Баральта.
– Да?
– Ты чувствуешь наш дар внутри себя? Тот, что унимает боль?
– Да.
– Хорошо. Этот дар остаётся тебе, и он не последний.
– Будут ещё?
– Твой единственный глаз, Тин Баральта, заслуживает большего, чем смазанный, туманный мир, так ведь?
– Да.
– Это станет твоей наградой, Тин Баральта.
– Наградой за что?
– Об этом позже. Сегодня не время для подробностей. До нашей следующей встречи просто следуй своим инстинктам, Тин Баральта. Составляй планы на будущее. Ты возвращаешься в Малазанскую империю, так ведь? Это хорошо. Знай, что Императрица ждёт тебя. Она ждёт тебя более, чем кого-либо иного в этой армии. Готовься к встрече с ней.
– Я буду готов, Гетол.
– Я должен удалиться, пока мой визит не заметили – в этой армии прячутся многие силы. Будь осторожен. Никому не доверяй…
– Я доверяю «Красным клинкам».
– Если без этого не обойтись, хорошо – они тебе понадобятся. Прощай, Тин Баральта.
Снова наступила тишина, и та же неизменная темнота снаружи и внутри.
Да, меня ждёт величие. Все убедятся в этом. Когда я поговорю с Императрицей. Тогда все убедятся.
Лостара растянулась на спутанных одеялах своей койки, которую отделяло от койки над ней лишь узенькое пространство, и постаралась дышать медленнее и глубже. Она слышала биение своего сердца, стук крови в ушах.
Солдат, который занимал койку под ней, тихо пробормотал:
– Разговаривает сам с собой. Нехорошо это.
Последние пятьдесят ударов сердца из каюты Тина Баральты доносилось какое-то бормотание, но теперь, кажется, стихло.
Говорит сам с собой? Едва ли. Это было, Худ побери, похоже на беседу двух людей. Лостара закрыла глаза, задумавшись над этим, желая уснуть и не помнить о том кошмаре наяву, которым стала теперь жизнь её командира: глаз его вспыхивал злобой, когда Лостара смотрела на него, мышцы тела сдавали позиции жиру, жёсткие черты лица расплывались, кожа становилась дряблой в тех местах, где не была покрыта шрамами. Тин Баральта был бледен, волосы – растрёпаны и пропитаны старым потом.
Огонь выжег в нём то, что придавало силы его душе. Осталась лишь злоба, пятна на пустой, искорежённой оболочке.
А я – снова капитан под началом Тина Баральты и по его собственному приказу. Чего он хочет от меня? Чего ждёт?
Тин Баральта умолк. Теперь Лостара могла уснуть, если только её разум прекратит носиться по кругу.
О, Котильон, ты предвидел это? Ты знал, что так будет. Но ты оставил мне выбор. Проклял меня свободой.
Котильон, ты никогда не играешь честно.
Западное побережье Катальского моря было испещрено фьордами, высокими чёрными скалами и скатившимися вниз валунами. Горные склоны, которые начинались практически от самого берега, были покрыты хвойными деревьями с такими тёмно-зелёными иглами, что они казались чёрными. Над зловещим флотом, который двигался навстречу малазанцам, метались огромные краснохвостые вороны, странно, хрипло хохоча. Птицы подлетали прямо к кораблям и тут же взмывали в воздух, тяжело взмахивая крыльями.
Флагман адъюнкта теперь шёл рядом с судном Нока, и адмирал перешёл на борт корабля Тавор, чтобы вместе встретить изморцев.
Кенеб с восхищением смотрел, как к ним приближались огромные боевые корабли. Каждый из них представлял собой два дромона, соединённых изогнутыми дугами, в результате чего получился гигантский катамаран. Ветер внезапно утих, и изморцам пришлось спустить вёсла на успокоившуюся воду – два ряда вёсел появились и с внутренней части дромонов, укороченные из-за дуги.
Кулак, наблюдая за широким построением флота, насчитал тридцать один такой гигантский корабль. Кенеб заметил, что с двух сторон от каждой носовой фигуры волка установлены баллисты, а с внешних сторон кораблей, по всему борту внахлёст прикреплены квадратные щиты, бронзовая окантовка которых блестела на неярком солнце.
Как только флагман приблизился, вёсла были подняты.
Один из офицеров Нока указал:
– Посмотрите на соединения между корпусами, адмирал. Верхние дуги такие же, как и те, что ниже ватерлинии, но на нижних установлены тараны.