– Полет фантазии! – объявил Альтшулер. – В нашем деле главное – домыслить то, что тебе рассказали. Очевидцы обычно путаются, не помнят подробностей, несут чепуху, ну, это же очевидно… То же самое происходит и на войне. Наша задача – придать событиям необходимую достоверность, объем, так сказать. Без фантазии ничего не получится. А что вы имеете против? Все равно все свидетели врут. Вы же знаете это лучше меня. Не будет большим грехом, если я внесу свою лепту. По крайней мере, читатель увидит яркое, сочное полотно. Ну и основную канву, конечно. Цепь событий я изложил верно, без искажений…
– Какого черта вы написали, что на дом Казаченко напала банда пресловутых «охотников»? С чего вы это взяли? У вас вообще какие основания заявлять о существовании такой банды? Я, полицейский, ничего о ней не знаю!
Альтшулер, державшийся до этого подобострастно, но не без развязности, теперь подобрался, сделал серьезную мину и принялся объяснять свою позицию.
– Я замечательно понимаю, господин полковник, как вам не хочется знать о существовании такой банды! Естественный человеческий порыв – спрятать голову в песок, уйти от разящей правды! Увы, должен вас разочаровать – такая банда существует, она вершит свое правосудие, и она, нравится это вам или нет, находит отклик в народе! Знаете, в чем ваша беда? Вы слишком отдалились от народа! Не вы лично, допустим, а вся ваша структура. Народ приветствует деятельность «охотников» – почитайте хотя бы наш сайт в Интернете, вам будет полезно! Десятки людей одобряют деятельность «охотников». Не буду говорить, что мне это нравится, я предпочитаю жить по закону, но когда закон направлен в одну сторону…
– Стоп-стоп-стоп! – сердито воскликнул Ломов. – Уймите свой словесный понос! Я понимаю, что для вас главное – сенсация, которая позволит продать вам больше экземпляров вашей дерьмовой газетки, но надо же знать меру. Своими измышлениями вы дезориентируете население. Строго говоря, этим вы сами нарушаете закон. Не боитесь, что вас прикроют?
– Нападки на свободу слова были всегда, – напыщенно сказал журналист. – Но правда всегда находила дорогу к читателю!
– Так в чем ваша правда? – с усмешкой вмешался в разговор Волченков. – Придумали сами себе каких-то «охотников», что-то услышали, что-то домыслили, а теперь выдаете за бесспорный факт. Так нельзя, уважаемый! Совершенно официально вам заявляю, что правоохранительным органам ничего не известно ни о какой банде «охотников»!
Альтшулер откинулся на спинку стула и с превосходством оглядел Волченкова.
– Как же! – воскликнул он. – Ничего не известно! Не держите меня за лоха, господа! Раз вы здесь, значит, что-то и вам известно. Значит, вам нужна информация Альтшулера по этому вопросу. В точку?
– Мы пришли только потому, что хотим узнать, какого черта вы приплели «охотников» к нападению на дом Казаченко? – сердито сказал Ломов, ударяя кулаком по столу. – С чего вы это взяли? Они вам сами об этом сказали?
– Обычно они оставляют что-то вроде метки, – нимало не смутившись, пояснил Альтшулер. – Ну, какой-то намек. Охотничий патрон. Мишень. Слово. Погиб на охоте – так, кажется, сказали по телефону про Кирпичникова?
– Допустим. А здесь что оставили? Что-то нам ничего такого не известно.
– Ну, в данном случае я немного домыслил, – сказал Альтшулер. – Дедукция. Я связал этот случай с последним случаем – с убийством Кирпичникова. Это же напрашивается. Кирпичников прикрывал грех Казаченко. Отомстили обоим.
– Говорят, там довольно банально увели сейф, – заметил Волченков. – И никаких намеков на месть. К тому же Казаченко жив и здоров. Ранен его брат, случайно подвернувшийся под руку. Сдается мне, что с «охотниками» вы погорячились, милейший! Знаете, как это называлось в прежние времена? Нездоровые сенсации, вот как это называлось.
Альтшулер внимательно посмотрел на обоих оперов.
– Я называю это по-другому, – сказал он и поджал губы. – Я называю это местью. Такова моя версия. Она имеет право на существование, как и любая другая. И если вы хорошенько порассуждаете, то увидите, что я, скорее всего, прав.
– Ладно, мы порассуждаем, – пообещал Ломов. – А пока выкладывайте, что вам вообще известно в той части, которая касается «охотников»! Хочется знать, откуда все это пошло.
– Извиняюсь, – с легкой тревогой сказал Альтшулер. – Свои источники мы не выдаем. Закон о печати…
– Ты мне еще законы будешь объяснять? – переходя на грубоватое «ты», удивился Ломов. – Между прочим, я могу это дело так повернуть, что сегодня же вашу газету прикроют за явную дезинформацию и вмешательство в ход следствия. Если ты меня разозлишь, я займусь этим вплотную, обещаю. Газету вашу, конечно, не прикроют, но своему редактору ты доставишь массу приятных минут…
– Я понял, – сменил тон журналист. – Никто из нас не хочет подставлять свое начальство, хотя в данном случае я вообще не вижу проблемы. Пресса и органы правопорядка всегда работали рука об руку. Мы должны помогать друг другу. И я сейчас предоставлю вам распечатку по всем случаям, которые так или иначе касаются «охотников».
Он придвинул стул и принялся копаться в своем компьютере, что-то копируя, сортируя и сводя в единый список. Ломов терпеливо ждал. Наконец Альтшулер поставил последнюю точку и запустил принтер. В лоток полезли испещренные ровными строчками листы. Ломов выхватывал их один за другим и быстро просматривал, перекидывая затем Волченкову. Альтшулер следил за их реакцией с плохо скрытым торжеством.
– Между прочим, половина упомянутых здесь эпизодов – это выдумка чистой воды, – объявил наконец Волченков. – Это мягко говоря. И это навскидку. Если провести тщательный анализ, то можно и в самом деле вчинить такой иск газете, что мало не покажется…
– Господа! – воскликнул Альтшулер. – Вы не понимаете специфику нашего издания. Ну да, иногда мы используем непроверенные факты, взятые из Сети, иногда позволяем то, что я бы назвал художественным преувеличением… Мы же должны привлекать подписчика! Людей нужно заинтересовать! Вы думаете, это просто? На сухих цифрах тираж не сделаешь, господа!.. Но в главном мы держим линию… Кстати, о главном! Господин полковник, вы не припоминаете наш последний разговор? Я тогда еще упомянул, что у меня найдется, чем заинтересовать следствие?
– Вообще-то если у вас есть, чем заинтересовать следствие, вы давно должны были это сделать, – с легким укором сказал Волченков.
– Он набивает себе цену, – отрезал Ломов. – Ни хрена у него нет.
– А вот тут вы не правы, – покачал головой Альтшулер. – Очень даже есть. Но если вы не хотите…
– Не ломайся! – перебил его Ломов. – Выкладывай, что знаешь! Мы терпеливы, но наше терпение небеспредельно.
– Да уж, терпения вам явно не хватает. Сыщик должен быть терпелив. Я бы сказал, что сыщик должен быть философом… Ну, хорошо-хорошо, это не про вас… Вы, конечно, помните, что убийца Кирпичникова уехал со стадиона на желтом «Форде»…
– Ну, уехал, – поднял голову Волченков. – Доехал на нем до Вербного переулка и там бросил. Так зафиксировано в протоколе. Что-нибудь не так?
– Все так, – едва скрывая торжество, подхватил Альтшулер. – Но у меня имеются сомнения – сам ли он привел туда машину? Видите ли, так случилось, что в тот день я крутился там поблизости. Нет-нет, выбросьте эту мысль из головы – об убийстве я ни сном ни духом. У меня были свои дела, не имеющие даже отношения к работе, вот так. Но, будучи в двух кварталах от стадиона, я обратил внимание вот на такую сцену. Неподалеку остановился желтый «Форд», из него быстро вышел мужчина в костюме и скрылся в ближайшем дворе, а в машину тут же села женщина, которая до этого просто стояла на тротуаре – сначала я даже не обратил на нее внимания. Села и тут же уехала. Согласитесь, странная картина. Они не обмолвились ни одним словом, клянусь! Я полжизни в криминале, разумеется, я заинтересовался этой сценой, даже навыдумывал себе продолжение с погонями, со стрельбой…
– Ну да, надо же чем-то завлекать читателя, – с невинным видом заметил Волченков.
– Нет, просто привычка, – сказал Альтшулер. – Но вот теперь скажите, а не мог ли это быть тот самый «Форд»?
– А номер?
– Номер я не запомнил, к сожалению, – пожал плечами журналист. – Во-первых, вроде бы не было нужды, а во-вторых, я стоял под таким углом, что номер был плохо виден. Я не стал по этому поводу беспокоить наших великолепных сыщиков. Каюсь, собирался использовать как эксклюзивную информацию. Но видя вашу искреннюю заинтересованность, ваш высочайший профессионализм…
– Притормози! – недовольно буркнул Ломов. – Профессионализм он увидел… Значит, «Форд»? Желтый? А как выглядел мужик, запомнил?
– Среднего роста, в костюме, солидный, не какой-нибудь уличный гонщик. К сожалению, лица не видел – он очень быстро ушел. Двор могу показать, в котором он скрылся.
– Хорошо. А женщина? Что за женщина?
– Тоже многого сказать не могу. Не старая, довольно стройная, просто одетая – кофточка какая-то, джинсы. Заурядный прикид. Лица тоже не разглядел – на ней была бейсболка с длинным козырьком. Она как бы намеренно пряталась за этим козырьком. Впрочем, возможно, я все это навыдумывал, не знаю…
Оперы переглянулись.
– В бейсболке, говоришь? – озадаченно протянул Ломов. – Это действительно странно. Не так часто встретишь женщину в бейсболке. Ну, по крайней мере, я такого не припомню. А тебе, видишь, повезло. И все-таки я не понимаю, почему ты не сообщил об этом следователю.
– Во-первых, кто знает, какой это «Форд», – заметил Альтшулер. – Во-вторых, ваши коллеги мало обращают внимания на такие показания. Им подавай прямые улики. В-третьих, у меня была мыслишка покопаться в этом дерьме самому. Ну, на благо газеты и себя, любимого… Однако теперь я почувствовал, что нашлись люди, которые способны сделать это лучше. Вы понимаете, о ком я говорю…
– Да уж, – хмыкнул Волченков, снова проглядывая выданный журналистом список. – Только после всего, что вы тут со своим редактором сделали, с вами не посоперничаешь. Однако откуда пошла байка про «охотников»? Это ваше ноу-хау, или это народное творчество?