ет, как Мосла сжег, у него это просто. Вот странный человек. Ведь даже на зоне не бывал ни разу, а душегубства в нем хватит на пятерых. И откуда только что берется? Можно попробовать нажать на то, что Павел Петрович дал им три дня, чтобы убраться из города, сделать ставку на страх. Но кто сказал, что Багор испугается больше, чем Дрон. Багор – рисковый мужик и умеет преодолевать себя. К тому же, если его начать уговаривать уехать, он может поступить как раз наоборот, и тогда все запутается окончательно. Дрон долго взвешивал все «за» и «против», выкурил полпачки сигарет, и наконец не придумал ничего лучше, как положиться на судьбу. Не слишком заморачиваясь, он решил не делать резких движений и подождать. Ему показалось, что в самое ближайшее время судьба пошлет ему знак и ему подвернется что-то такое, что поможет осуществить тайный замысел. Ну, а не получится, значит, так тому и быть. «Поделим добычу с Багром, – с некоторым сожалением заключил про себя Дрон. – А что до меня, так я бы из города точно свалил. С башлями-то тем более. Рванул бы куда-нибудь, где красиво. А то здесь больно жарко становится. Павел Петрович мужик, конечно, геройский, да мозги у него чуток набок повернуты. Такие дела проворачивать и без навара – это натуральное западло. Над нами все смеяться будут, если узнают. В этом плане Багор куда больше прав. Ментов наказывать, конечно, надо, но бабки важнее. Для любого человека бабки – самое важное. А кто так не думает, значит, или дурак, или притворяется. Короче, будем посмотреть…»
Дрон натянул на голову шлем, завел мотоцикл и покатил в город. Ни на встречные, ни на едущие за ним машины он не обращал никакого внимания и привел Волченкова до самого своего дома. Тому не составило большого труда даже выяснить, в какой квартире живет Дрон.
– Улица Подьячева, 112, квартира 3, – объявил он Ломову, когда они встретились в нейтральном месте. – Зовут Федор Алексеевич Андронов, выходец из деревни, в прошлом рабочий-строитель, мотоцикл купил еще в те блаженные времена, когда работал. Теперь тунеядствует, живет на средства сожительницы Алевтины Серовой, которая работает поваром в ресторане. Квартира, кстати, ей принадлежит. Вообще соседями характеризуется положительно. Спокойный, слова грубого не скажет, когда пьяный, сразу идет домой и ложится спать.
– Просто человек без недостатков! – восхитился Ломов. – Хоть икону с него пиши.
– Ну, не совсем. Говорят, были у него раньше какие-то терки с милицией. Но не здесь, не в этом районе. Не поладил чего-то там с участковым, чем-то обидел. И вроде бы его хотели закатать по полной – то ли патроны у него нашли, то ли динамит, то ли пакет с порошком… В общем, пришлось ему свою квартиру продать. Цена свободы, так сказать.
– Ага, вот и мотив! – воскликнул Ломов.
– Но это бабки на лавочке говорят, – остановил его Волченков. – Проверять надо.
– А мы проверим, – оживился Ломов. – Прямо сейчас и проверим. Давай-ка сгоняем к одному типу, который у Казаченко рабочим числится. Шапошников Григорий Яковлевич. Я когда с ними со всеми беседовал, на него особое внимание обратил. Так напряжен человек, будто это он сейф украл. То есть на вопросы отвечает как положено – я не я и лошадь не моя, не видел, не знаю… А в глазах страх. А чего ему бояться? А я скажу, чего. Если наводчиком он был, то ему есть чего бояться. Вот я ему сейчас фотографии этого Феди и покажу. Я Федю на мосту с телеобъективом хорошо снял, узнаваемо. И даже если он его не узнает, это опознание будет полезно. Шапошников поймет, что я с него не слезу. Будет нервничать, не спать по ночам, бояться будет…
Шапошников жил в одном из центральных переулков. Ломов знал, что после событий того дня, когда на загородный дом Казаченко было совершено нападение, он решительно поменял людей из обслуги. Поменял практически всех, кроме повара. Уволен был и Шапошников, причем при увольнении между ним и хозяином произошла стычка, в результате которой Шапошников заработал синяк под левым глазом и лишился выходного пособия. Теперь он сидел дома и практически ничем не занимался – Ломов знал и об этом. По его личной просьбе местный участковый инспектор постоянно навещал незадачливого безработного. Он утверждал, что к Ежику (таково было прозвище Шапошникова) практически никто не ходит.
Жил Ежик в старом двухэтажном доме, где на четыре крохотных квартирки приходилась одна общая крохотная кухня с засаленной плитой и ржавым водопроводным краном. Когда Ломов и Волченков там появились, на кухне хозяйничали две толстые женщины и пахло болгарским перцем. Выяснив, где найти Шапошникова, оперы постучались к нему в дверь.
Ежик сидел в одних трусах на продавленном диване и мрачно смотрел телевизор. Синяк под левым глазом сделался уже густо-лиловым, а по краям появилась мертвенно-желтая канва. Эта игра цветов придавала лицу Ежика еще большую мрачность. Появление двух здоровенных официальных гостей тоже не слишком обрадовало его. Ради приличия он поднялся с дивана, поддернул трусы и исподлобья посмотрел на Ломова, которого хорошо запомнил.
– До конца моих дней теперь будете меня тягать? – обиженно сказал он. – Как будто я этого козла нагрел! Вы хоть знаете, что он меня без выходного уволил?
– Обращайтесь в суд, – посоветовал Волченков. – Суд заставит Казаченко…
– Ага, заставишь его! К нему безо всяких бумажек нанимаются. И увольняются так же. Видели, какую печать он мне поставил? Я вторую не хочу.
– А за что, кстати, получил-то? – с любопытством спросил Ломов.
– За что за что… Начал меня лечить – что я там делал, почему тревогу не поднял, почему да почему… Я его и послал. А он, сука, видали, какой здоровый. Он мне вмазал. Я бы тоже вмазал, но с ним же свяжешься – себе дороже. Ладно, еще поглядим, кто будет последним смеяться…
– Это вы сейчас что имели в виду? – живо спросил Волченков.
Ежик подозрительно посмотрел на него подбитым глазом.
– Да ничего особенного, – буркнул он. – Найдется и на него управа. Один раз уже грабанули. Вот это я и имел в виду.
– Ты так говоришь, будто в курсе, кто твоего хозяина грабанул, – заметил Ломов.
– Откуда это я в курсе? – враждебно сказал Шапошников. – Ничего я не в курсе.
– А мы вот хотим тебе одну фотографию показать, – продолжал Ломов. – Вернее не одну, а одного человечка. Ну-ка, посмотри-ка вот на экранчике… Не узнаешь, нет?
Он сунул под нос Ежику цифровой фотоаппарат и стал прокручивать недавно сделанные снимки, внимательно наблюдая за реакцией парня. На первой же фотографии у Андронова эта реакция проявилась в полной мере. Ежик изменился в лице – у него задергалась щека. Он непроизвольно потер вспотевшие ладони и быстро сказал:
– Не-а, не узнаю никого!
– Дай-ка руку! – попросил Ломов и нащупал на запястье Ежика пульс.
Пульс частил ударов под двести в минуту.
– Ты только концы тут не отдай, придурок! – ласково сказал Ломов и передал фотоаппарат Волченкову. – У тебя же весь организм кричит, что ты этого человека знаешь! И на роже написано, и голос у тебя пропал, и сердце вот-вот выскочит… Давай, брат, колись, раз уж не умеешь владеть чувствами, не усугубляй!..
– Правда, вы лучше сейчас с нами побеседуйте, – посоветовал Волченков, старательно играя роль доброго полицейского, – чем ехать в отдел. Поверьте, там куда неуютнее…
Ежик затравленно посмотрел на обоих и без сил опустился на свой видавший виды диван. Трясущимися руками он достал откуда-то пачку сигарет, закурил и стал отрывисто и часто выпускать в сторону окна табачный дым.
– Я жду, – сказал Ломов. – Добром не хочешь, что ли? В камеру хочешь? Там такого чудесного дивана нету!
– Смешочки вам! – жалобно произнес Ежик. – А если они меня прирежут где-нибудь?
– Кто они? – спросил Ломов. – Вот этот самый товарищ с фотографии?
– Ну да, – плаксиво сказал Ежик. – Их там целая банда.
– Ну, так давай, говори, что знаешь! – подбодрил его Ломов. – Мы их всей бандой и возьмем! А ты останешься на свободе – прямая выгода!
– Гарантируете? – недоверчиво спросил Ежик.
Но было ясно, что он уже сдался и спрашивает только для проформы. Глубоко затянувшись, Ежик опустил голову и начал рассказывать.
Глава 14
– Ну и что за идея родилась в ваших светлых головах? – не слишком любезно поинтересовался генерал после того, как Ломов с Волченковым доложили о ходе своих поисков. Доклад показался ему слишком общим и в целом разочаровал. – Может быть, наконец, с этой идеей вы сдвинетесь с мертвой точки? Пока, по-моему, вы топчетесь на месте. Как говорил вождь и учитель – шаг вперед, два шага назад. Прошло черт знает сколько времени. На нас висит нападение на Казаченко – там чудом обошлось без убийства. Но братец ведь до сих пор в реанимации, верно? На участкового напали с огнестрельным оружием. Тоже чудом обошлось без большой крови. Газеты просто визжат от радости. Охотники за оборотнями в погонах вышли на тропу войны! Вы обещали мне выяснить подноготную этой истерики, найти, так сказать, рациональное зерно, чтобы мы могли серьезно заняться этой проблемой, или, если «охотники» – это миф, заткнуть рот этим писакам, которые мутят воду и поднимают панику. Однако, как я посмотрю, вы не торопитесь исполнять обещания.
– Действительно, прямых свидетельств существования банды «охотников» мы пока не нашли, – поспешил вставить Волченков. – Однако у нас появился шанс выйти на банду, которая подстрелила брата Казаченко. Есть некоторые основания предполагать, что члены этой банды и могут быть теми самыми «охотниками», или, возможно, имеют к ним отношение. Данными на двух членов банды мы располагаем. Можно брать их хоть сегодня. Но мы предлагаем поступить по-другому. Мы предлагаем попробовать внедрить в банду нашего человека. Он придет к Андронову и скажет, что хочет бороться с нечестными ментами. Андронов простоват и может клюнуть на эту байку. И если наш человек обратится по адресу, его могут взять. Если же нет… Попытка не пытка.
– А они там всех с улицы принимают? – саркастически спросил генерал. – Але, гараж, я хочу ментов мочить! Где тут записаться?