В больнице оперов ждал крайне неприятный сюрприз. Действительно, Андронов там какое-то время лежал, но теперь, как объяснили в регистратуре, лежит уже в другом месте, в морге, потому что не далее как вчера скоропостижно скончался. Беседа с лечащим врачом энтузиазма не прибавила.
– Больного доставили к нам в крайне тяжелом состоянии, – объяснил суровый доктор, негодующе косясь на грязного, закованного в наручники Петьку. – Без сознания. Были приняты все необходимые меры, но… Понимаете, у него была так называемая молниеносная форма пневмонии. Крайне тяжелая форма. Дыхательная недостаточность, сердечная, отказали надпочечники… В таких случаях медицина, к сожалению, бессильна. Мы, конечно, скорбим, но увы!
Пообещав доктору, что он будет скорбеть еще больше, когда они инициируют детальную проверку по этому случаю, оперы отправились в морг, где уже в мрачном состоянии духа опознали в погибшем Андронова, а оттуда без задержки поехали в мастерскую.
Бутенко доложил, что интереса к этому заведению никто не проявлял.
– Такое впечатление, что эта точка всегда закрыта, – заметил он. – А мы, что же, будем открывать?
– Открывать будет тот, кто закрывал, – распорядился Ломов. – Нам, служителям закона, не к лицу вламываться в чужие помещения без соответствующего на то постановления.
– А, ну да, – сказал Бутенко и снял с Петьки наручники.
Трофимов быстро извлек самодельный клинышек из-под двери и чинно пригласил полицейских внутрь. Оперы вошли и осмотрелись.
– М-да, фирма захудалая! – констатировал Волченков. – Вот интересно, почему Дрон сюда полез? Ведь это он, похоже, дверь взломал, не Трофимов. Знал владельца?
– Проверим, – сказал Ломов. – Только если он знал владельца, то почему ключ не попросил?
– Плохой был, – предположил Бутенко. – Он, скорее всего, под дождем сюда на мотоцикле ехал. Торопился. Бр-р-р! В такую погоду. Вот его и просифонило.
– А чего он так торопился? Совесть нечиста была?.. – пробурчал Ломов, роясь в груде жестяных обрезков, и внезапно вскрикнул, точно дотронулся до раскаленного листа. – О-па! Смотри, ребята, что я нашел! Сейф!
Глава 18
Через два дня Ломов и Волченков стояли на залитой солнцем лестнице управления и покуривали, бесцельно глядя на проезжающие мимо автомобили. Никто не решался начать разговор. Настроение у обоих было неважное. Только что Ломова отстранили от расследования, и это было напрямую связано с их последним успехом, потому что Ломов после транспортировки сейфа в областной центр этот самый сейф вскрыл с помощью старого клиента-медвежатника. Никаких протоколов в этот момент он, разумеется, не вел, и хотя в сейфе обнаружилось кое-что интересное – в частности тайная книга учета, в которой Казаченко педантично отмечал выплаченные за щекотливые услуги суммы, – эта удача в конечном счете обернулась против полковника. Адвокат Казаченко немедленно пригрозил судебным иском за фальсификацию улик, за подрыв деловой репутации и еще за кучу разных вещей, которые смог придумать его энергичный мозг. Сейф, впрочем, Казаченко пока не вернули, и следователи уже задали ему несколько неприятных вопросов по поводу его содержимого. На вопросы «олигарх» отвечать отказался, пообещав найти на всех управу. Атмосфера была предгрозовая, и первая молния ударила в Ломова, который взял все на себя.
– Вы же сами хотели прищучить этого паскудника! – заявил Ломов генералу. – Чего же лучше? Эта его тайная бухгалтерия – просто клад. Черным ведь по белому написано, какую сумму он заплатил Кирпичникову за лжесвидетельство – чего лучше?
– У тебя уже седина на висках, а рассуждаешь как школьник из вспомогательной школы! – парировал генерал. – Влез в сейф без соответствующей процедуры и хочет, чтобы мы теперь радовались тому, что он там обнаружил! Слышал, что говорит его адвокат? Что мы же этот дневник и подбросили! Казаченко слюной брызжет, грозит прокуратурой, Конституционным судом, Страсбургом – чем только не грозит. Я, конечно, на его угрозы плевать хотел, но мне лишние разборки сейчас совсем не нужны. Ты, Ломов, накосячил, и я тебя от дела отстраняю. Нужно бросить кость общественному мнению. Вот уляжется волна, тогда посмотрим. А пока исчезни. Пусть тебя не будет видно и слышно. Для твоей же пользы.
– Ну и чего ты добился? – спросил Волченков, когда они докурили по первой сигарете. – Я тебя предупреждал.
– Да не очень-то ты и предупреждал, – буркнул Ломов. – Как узнал, что ответственность я на себя беру, так и заткнулся. Да нет, я не в претензии. Мне самому страшно хотелось узнать, что в сейфе. Я и не жалею. Отдай мы сейф, соблюдая процедуру – хрен бы мы ознакомились с этим реестром.
– Ну и что ты теперь собираешься делать?
– Есть у меня два варианта, – ответил Ломов. – Во-первых, я с этого гроссбуха копию снял и хочу передать ее Альтшулеру. Если уж нельзя юридически, то пускай хоть пресса пополощет его грязное белье. Может и правда, на деловой репутации скажется.
– Казаченко в суд подаст.
– А мне плевать. К тому же вряд ли он так поступит. Это же экспертиза почерка, неприятные вопросы… Ему легче будет проглотить статейку в газете. Хочется хоть как-то умыть этого сукина сына.
Волченков неопределенно покачал головой.
– Ну, допустим. Хотя, по-моему, овчинка выделки не стоит… А второй вариант?
– Я ведь над списком генерала работаю, – объяснил Ломов. – Ищу, за что можно зацепиться. И вот нашел я такую вещь… Помнишь майора Рогалева, который был в группе, расследовавшей убийство опера из ОБЭПа Ледникова?
– Я, между прочим, тоже знаком со списком, – сказал Волченков. – Конечно, помню. Но там же типичный висяк, кажется? Кроме гильзы от охотничьего ружья, которую оставили на теле Рогалева, никаких следов. Они же на месте топчутся с этим убийством. Есть версия, что это вообще преступление из хулиганских побуждений, не связанное с его профессиональной деятельностью.
– Я так не считаю, – веско сказал Ломов. – Группу практически разогнали после этого убийства, набрали новую, что, по-моему, крайне глупо, но тут интересно, что промеж ребят ходит слух, будто у Рогалева, который был индивидуалистом и любил работать в одиночку, имелась записная книжка, в которую он заносил свои наблюдения и предположения. И будто эта книжка исчезла, а с ней и крайне важная информация, касавшаяся убийства Ледникова. То есть информации ноль, и никто ее особо не ищет. Тогда я решил зайти с другого конца и стал интересоваться тем, чем интересовался Рогалев. Я спросил себя, а кто, собственно, такой Ледников и чем он в ОБЭПе таким занимался, что довел своих недругов до смертоубийства?
– Ну да, и чем же?
– Ну, в ОБЭПе особо со мной секретами не делились, да я и сам не стал глубоко копать, чтобы не показаться занудой. Но когда я поинтересовался ближайшими соратниками Ледникова, то вдруг выяснилось, что еще до смерти Ледникова двое из них уволились со службы. И еще вскоре ушел на заслуженную пенсию начальник отдела полковник Варламов. Мне показался странным такой массовый исход, и я чисто из любопытства поинтересовался, где теперь подвизаются эти товарищи. Опять же я глубоко не копал, так навскидку…
– Что-то необычное?
– По крайней мере, мне так показалось. Понимаешь, все три человека, ранее служившие в отделе, мирно трудятся теперь в фирме «Эльбрус», занимающейся продажей элитной сантехники. Я видел двоих – хорошо упакованные, на крутых тачках, морды лоснятся…
– И что, контрольный пакет у Варламова?
– Про пакет не знаю. А вот во главе бизнеса – даже не родственник. Но при этом они чувствуют себя там как дома – так мне показалось. Я забросил совсем маленькую удочку в отделе относительно такой метаморфозы бывших коллег, но встретил ощутимый холодок. Похоже, там не приветствуются разговоры о коллегах, внезапно ушедших в бизнес.
– Предполагаешь, что-то вроде рейдерского захвата?
– Запросто. Но в этом надо разбираться. Проследить, что было в фирме до появления там бывших полицейских. Поднять всю ее документацию. Выяснить, чем занимались в тот же период Варламов с подчиненными. Допросить заинтересованных лиц. Но кто будет с этим разбираться? Если уж из-за паршивого Казаченко начинаются такие поклоны и расшаркивания…
Ломов презрительно сплюнул на тротуар и полез за новой сигаретой.
– Генералу я верю, – сказал он спустя полминуты. – Но вокруг нас такая система сдержек-противовесов, что не только генерал, маршал не справится. Ну, ничего…
Помолчав немного, он изложил свое видение проблемы.
– Я совершенно уверен, что Рогалева застрелили не «охотники». Его не за что было стрелять. Жил человек скромно, одиноко. Кроме работы да футбола ничего в его жизни не было. Он даже спиртного почти не употреблял. Хорошо делал свое дело. Ну, индивидуалист, всегда хотел кому-то что-то доказать… Все мы не без недостатков. Но стрелять его было не за что, если не предположить, что он подобрался очень близко ко всей этой истории с «Эльбрусом».
– А Ледников?
– А вот Ледникова… Не знаю. Говорю, во всем этом надо разбираться. Но эта демонстративная пленка с записью Высоцкого… Предположим, он также участвовал в наезде на «Эльбрус». Тогда это вполне укладывается в программу «охотников».
– Надо выяснить, кто конкретно пострадал в фирме, где они сейчас и каковы их возможности мстить. Пока твое положение не упрочится, этим займусь я. А тебе стоит немного притормозить. И в газету я бы на твоем месте не ходил.
– Ну, а на своем я это обязательно сделаю, – заявил Ломов. – И потом, я не собираюсь отсиживаться в кустах из-за того только, что такой махровый тип, как Казаченко, вспомнил про закон. Ну, а кроме всего прочего, я возьму с Альтшулера слово, что он не раскроет источник своей информации.
– Ну, что, очень смело, – невозмутимо заметил Волченков. – Вбросить сомнительную информацию в газету и посмотреть, что с ней будет. Я имею в виду, с газетой. На отсиживание в кустах это никак не похоже.
– Законы войны, – так же н