and atrophic gastritis: importance of the cagA status," Journal of the National Cancer Institute 87 [1995]: 1777-80).
12. «хорошая Helicobacter pylori – мертвая Helicobacter pylori» (см. с 117): D. Y. Graham, "The only good Helicobacter pylori is a dead Helicobacter pylori," Lancet 350 (1997): 70–71.
13. «…древний организм» (см. с. 117): Доказательства древности Н. pylori: D. Falush et al., "Traces of human migration in Helicobacter pylori populations," Science 299 (2003): 1582-85; B. Linz et al., "An African origin for the intimate association between humans and Helicobacter pylori," Nature 445 (2007): 915-18; Y. Moodley et al., «The peopling of the Pacifiс from a bacterial perspective,» Science 323 (2009): 527-30; S. Breurec et al., "Evolutionary history of Helicobacter pylori sequences reflect past human migrations in Southeast Asia," PLOS ONE 6 (2011): e22058: 1-10; and Y Moodley et al., "Age of the association between Helicobacter pylori and man," PLOS Pathogens 8 (2012): el002693: 1-16.
14. «…наличие его у матери» (см. с. 119): J. Raymond et al., "Genetic and transmission analysis of Helicobacter pylori strains within a family," Emerging Infectious Diseases 10 (2004): 1816-21.
15. «…экология человеческого желудка заметно изменилась» (см. с. 121): M. J. Blaser, "Helicobacter pylori eradication and its implications for the future," Alimentary Pharmacology and Therapeutics 11, suppl. 1 (1997): 103-7; "Not all Helicobacter pylori strains are created equal: should all be eliminated?" 349 Lancet (1997): 1020-22; «Helicobacters are indigenous to the human stomach: duodenal ulceration is due to changes in gastric microecology in the modern era,» Gut 43 (1998): 721-27; "In a world of black and white, Helicobacter pylori is gray," Annals of Internal Medicine 130 (1999): 695-97.
16. «…спокойно перейдут на другую сторону» (см. с. 122): M. J. Blaser and D. Kirschner, «The equilibria that allow bacterial persistence in human hosts,» Nature 449 (2007): 843-49.
Глава 10. Изжога
Более 60 миллионов американцев хотя бы раз в месяц страдают изжогой, а еще 15 миллионов – каждый день [1, см. с. 132]. Если вы среди них, у вас большая компания. Помните хриплый голос Билла Клинтона из Белого дома? Он страдал изжогой. Как и Джордж Буш-младший, если пил кофе или ел мятные леденцы. Звездные квотербеки Бретт Фавр и Джон Элвей играли с такой же проблемой в американский футбол. С ней выходили на площадку и великие бейсболисты Джим Палмер и Ник Маркакис. Когда у певцов возникают проблемы с голосом, частая причина – именно дискомфорт в пищеводе. Что же это за такая часть тела, которая доставляет страдания стольким людям?
Пищевод – это трубка длиной около двадцати сантиметров, соединяющая глотку с желудком. Как и в желудке, стенки выложены слизью, которая помогает пище проскальзывать вниз. Каждый раз, когда вы прожевываете очередной кусок, открывается связка мышц в верхней части пищевода, и вы проглатываете содержимое. Сглотните слюну – и почувствуете, как они работают.
Изжога приходит и уходит и сама по себе не является особо серьезной проблемой. Просто переждите ее или примите пару таблеток антацида, и все будет хорошо. Но когда явление становится хроническим, вы рискуете получить ГЭРБ, или гастроэзофагеальную рефлюксную болезнь: она очень неприятна и может вызывать изжогу каждый день. Кроме того, иногда проявляются тошнота, отрыжка, трудности с глотанием и боль в груди. Пищевод раздражается, и в конце концов на нем могут появиться рубцы. Сейчас это одно из самых распространенных заболеваний в развитых странах: им страдают 10–20 % взрослых американцев.
Еще одна группа мышц расположена внизу пищевода и управляет выходом в желудок. Когда пища скапливается, этот сфинктер открывается, и еда проваливается дальше. Если пищевод пуст, закрывается. Таким образом, еда поступает в желудок упорядоченными порциями, словно по улице с односторонним движением. Глотательное движение контролируется сознательными усилиями, а вот открытие и закрытие – нет. Когда пищевод работает хорошо и вы не едите, «проход» остается закрытым; желудочный сок и содержимое не могут вернуться обратно. Но вот если он не закрывается полностью, начинается изжога. Кислота поднимается по трубке, вызывая жжение. Один из намеков на то, что Н. pylori может играть роль в болезнях пищевода, пришел с совершенно неожиданной стороны. Как вы помните, в 1987 году Гильермо Перес-Перес и я разработали анализ крови на эту бактерию, и у меня он оказался положительным, хотя никаких симптомов не было. А через несколько лет мы воспользовались сывороткой крови, чтобы распознать белок, производимый особо вирулентной группой штаммов H. pylori, которые чаще всего встречаются у людей с язвенной болезнью. В 1993 году обнаружилось, что этот белок, CagA, также участвует в развитии рака желудка.
У моего отца была язва. Моя мать – из Восточной Европы, где заболеваемость раком желудка высока. Сильно ли я рискую сам заболеть, учитывая семейную историю? Самочувствие прекрасное, хотя у меня и был штамм Н. pylori, наиболее близко связанный с язвой и раком желудка. Но очевидно, если бы я поверил результатам собственных исследований, то должен был принять антибиотик, уничтожить бактерию и посмотреть, что произойдет. Зачем рисковать ужасной болезнью, если ее можно предотвратить?
Настало время командной работы. Я попросил коллегу Ричарда Пика, только что окончившего аспирантуру по гастроэнтерологии, сделать мне эндоскопию. Он должен был вставить мне в нос трубку, которая проходит через глотку и пищевод в желудок. Вставляя и вынимая ее, он должен был следить за процессом. Через нее медик просовывал маленький, похожий на ножницы аппарат, с помощью которого брал биопсию желудка.
Другой коллега, Джон Азертон, приехавший к нам из Англии, должен был обработать взятые образцы и выделить мой штамм Н. pylori в чашке Петри. После Гильермо Перес-Перес снова должен был взять анализ крови на уровень антител. Затем мне нужно было пропить курс антибиотиков для уничтожения бактерии и посмотреть, уменьшится ли со временем уровень антител.
Я даже не представлял, какой дискомфорт вызовет процедура. В день биопсии Рик дал мне лекарство, чтобы расслабиться и почти ничего не помнить потом. Оно сработало, за исключением одного момента: каждый из семнадцати раз, когда мне вставляли эндоскоп в желудок, я давился. Зачем делать столько биопсий? Мы исследователи: раз уже дал согласие, почему бы не набрать побольше материала для будущих исследований.
После мне сообщили, что в желудке нет ни язвы, ни каких-либо других «ненормальностей». Я этого ожидал, но все равно новость была хорошей. Джон Азертон сделал посев трех образцов бактерий в чашки Петри и стал ждать роста. А я десять дней принимал антибиотики.
Мы ждали…
К моему удивлению, не выросло ничего. В бактериальных образцах не появилось никаких колоний Н. pylori. Анализы крови показывали, что я носитель, но куда же они делись? Мы предположили, что в организме их было сравнительно мало, несмотря на высокие показатели антител в анализе крови. Или, может быть, высокий уровень антител угнетал действие бактерии, но не уничтожал ее – примерно как устрица покрывает перламутром песчинку, из которой получается жемчужина. Не имея возможности избавиться от песка, организм делает его менее раздражающим.
В течение следующего года мы постоянно делали анализы крови, и Гильермо обнаружил, что мой уровень антител к Н. pylori постепенно (и значительно) снижался, как и должно было случиться после успешной терапии антибиотиками. Я мог вздохнуть спокойно. Риск рака желудка упал практически до нуля.
Затем произошло нечто странное. Через шесть месяцев после уничтожения бактерий после еды и по вечерам начиналась изжога – раньше ее не было никогда. Мне стало интересно, не связана ли она с приемом антибиотиков. На медицинских конференциях я слышал рассказы врачей, что среди побочных эффектов при приеме лекарств такое бывает, но серьезно эту тему никто не изучал.
К сожалению, гастроэзофагальная рефлюксная болезнь, если ее не лечить, вызывает намного более серьезные проблемы. Она может привести к тканевой травме под названием «пищевод Барретта», которая, в свою очередь, может перерасти в аденокарциному, одну из форм рака [2, см. с. 132]. В прошлом почти все раки пищевода развивались из злокачественных изменений в верхней и средней части пищевода, ближе ко рту, и это был другой тип рака. Но с самого своего открытия в 50-х годах [3, см. с. 132] болезнь Барретта иногда перерастала в аденокарциному либо нижней части пищевода, либо верхней части желудка. Когда-то это была редкость, составлявшая лишь 5 % всех случаев подобных заболеваний в США. Но сейчас процент растет быстрее – за последние тридцать лет [4, см. с. 133] стало в шесть раз больше. Сейчас адено-карцинома составляет более 80 % всех новых случаев рака пищевода в США.
Тогда мы этой статистикой не владели.
Несмотря на множество теорий, никто не знал, почему заболеваемость всеми этими родственными недугами растет одновременно: ГЭРБ, самая мягкая и распространенная форма, была обнаружена в 30-е годы, пищевод Барретта, более продвинутая и менее распространенная стадия, – в 50-е, а пугающая многих аденокарцинома – в 70-е. Они явно связаны между собой.
К тому моменту мы в основном изучали, как Н. pylori повреждает желудок. Рик Пик, врач, делавший мне эндоскопию, исследовал различия между воздействием на желудок CagA-позитивных (самых вирулентных) и CagA-негативных (менее вирулентных) штаммов. Поскольку тогда бактерию ассоциировали с самыми разнообразными заболеваниями, я попросил его исследовать ее взаимоотношения с ГЭРБ. С помощью анализа крови мы могли определить, чаще ли у больных ГЭРБ встречается