Брюс… можно было бы подумать, что он осел в каком-нибудь кабинете на непыльной работе – но Брюс собрал свой вещмешок и вернулся в Уганду, чтобы посмотреть и разобраться, что же пошло не так в этом эксперименте. Как обычно, вместе с ним отправилась его жена, и они обнаружили новые очаги эпидемии сонной болезни, возникшие в неожиданных местах. Это было ужасное и обескураживающее открытие.
Брюс был скромным человеком, у которого не было такого глупого тщеславия, чтобы полагать, будто его теория важнее грубого факта. «Мой план потерпел провал, – должно быть, ворчал он. – Откуда-то еще, кроме как от человека, эти цеце должны были получить трипаносому… возможно, это как с наганой… возможно, она может жить еще и в крови диких животных…»
Так что даже если теории Брюса оказывались слишком наивны, он все равно был чрезвычайно талантливым экспериментатором; и если у него была глупая вера в результаты его экспериментов, то ему хватало мужества выбираться из трясин разочарования. Он был невероятно упрямым человеком! Если вы вспомните о невероятном обилии разнообразных зверей, птиц, рыб и рептилий в Уганде, то, возможно, зададитесь вопросом, почему он не упаковал свои чемоданы и не укатил обратно в Англию? Но нет. Снова лодка с Брюсом и леди Брюс плыла к заросшему берегу, и они ловили мух в местах, где в течение трех лет не бывал никакой человек. Они проводили странные эксперименты среди жары, которая смутила бы и саламандру. Согласно рабочим записям Брюса, двум тысячам восьмистам семидесяти шести мухам, у которых никогда не было возможности укусить человека, болеющего сонной болезнью, была предоставлена возможность кусать пять обезьян – и две из этих обезьян заболели!
«Трипаносома, должно быть, прячется в диких животных!» – воскликнул Брюс. Поэтому они ходили на опасную Крокодилову косу и ловили диких свиней и африканских серых и фиолетовых цапель; они брали кровь у священных ибисов; они брали пробы крови у чибисов, зимородков и бакланов – и даже у крокодилов! Они искали крупных, в тысячную долю дюйма, извивающихся микробов повсюду.
Они ловили мух цеце на Крокодиловой косе. Представьте фантастическую картину проводимого ими исследования. Брюс сидит со своей женой на песке, вокруг них на корточках – обнаженные по пояс мальчишки. Муха цеце с гудением опускается на спину кого-то из них. Мальчишки ловят ее, вручают Брюсу, который отрезает голову, определяет пол каждой пойманной мухи, разрезает ее поперек – и делает мазок крови на маленькое прямоугольное стеклышко…
Большинство этих опытов не дали никаких результатов; но однажды Брюс нашел трипаносому сонной болезни в крови коровы с острова Коме, не вызывающую у той развития болезни, но готовую к тому, чтобы быть высосанной цеце и попасть затем от мухи под кожу первого встречного человека. Он послал сообщение об этом, и тут же множество быков и коров было свезено на холм к Мпуму по приказу Аполо Кагвы. Брюс сам непосредственно проверил, что получается, когда муха кусает этот рогатый скот, – и да! без сомнения, вирус сонной болезни мог жить в них. Затем он провел опыт со свежепойманной антилопой – выращенная в лаборатории безопасная муха, не носившая вирус, заразила от этой антилопы обезьяну…
«Место обитания мухи возле озера должно быть очищено от антилоп, а также от людей – только тогда киву станет безопасной», – заявил наконец Брюс Аполо.
И после этого сонная болезнь действительно покинула берега озера Виктория-Ньянза.
Десяток тысяч рядовых охотников за микробами, трудящихся в настоящее время, как и та дюжина выдающихся исследователей, о которых идет речь в этой книге, – всем им в какой-то степени приходится рисковать своей жизнью. Но что было бы, если бы эти десятки тысяч нынешних охотников за микробами каким-нибудь чудом могли превратиться в таких же отважных бойцов со смертью, каким был Дэвид Брюс! Было положительно что-то дьявольское в его безумно-смелых похождениях и нечто еще более дьявольское в его легком отношении к смерти других охотников за микробами, если эта смерть могла доказать правильность его теорий.
«Способны ли молодые мухи цеце, выращенные в лаборатории, унаследовать от своих матерей трипаносому сонной болезни? – задал он себе вопрос. – Ведь доказал же Теобальд Смит, что матери-клещихи способны передавать своим детям микроба техасской лихорадки!»
Опасны ли искусственно выведенные мухи цеце или нет? – вот что нужно было знать Брюсу. И он мог смело ответить: «Нет, не опасны», – потому что «двое из членов комиссии» (он из скромности не называет их имен) дали себя искусать сотням искусственно выведенных цеце, и результат получился отрицательный. Но ведь никто же не мог заранее предсказать результатов этого опыта. А по данным статистики, смертность от сонной болезни всегда дает полных сто процентов.
Как он радовался всякий раз, когда узнавал, что кто-нибудь еще рискует жизнью в целях эксперимента! В свою последнюю экспедицию в Африку он отправился в 1911 году, и закончилась она в 1914 году. Ему было тогда около шестидесяти лет; его могучий организм начал уже понемногу расшатываться от жестокого хронического бронхита, нажитого под бесконечными проливными дождями и в пронизывающем холоде тропических ночей.
В Ньясаленде и Родезии появилась новая страшная форма сонной болезни, убивавшая заболевших в несколько месяцев. Вспыхнули жаркие научные споры о том, является ли эта трипаносома совершенно новым произведением природы или же это не что иное, как старый брюсовский паразит наганы, которому надоело подвизаться на коровах, лошадях и собаках, и он стал пробовать свои силы на людях.
Брюс занялся выяснением этого вопроса. Немецкий ученый, работавший в португальских восточноафриканских владениях, заявлял, что это совершенно новый вид трипаносомы, а Брюс возражал, что это зародыш наганы, перешедший с коров на людей.
Тогда немец (его звали Тауте) взял кровь умирающего от наганы животного и впрыснул себе под кожу пять кубических сантиметров этой крови (содержавшей несколько миллионов трипаносом), чтобы доказать, что паразит наганы не может убить человека. Затем он дал себя искусать целым роям цеце, кишечник и слюнные железы которых были переполнены микробами наганы.
Какое впечатление произвели эти опыты на Брюса? Вот что он сам писал по этому поводу: «С точки зрения науки, можно только пожалеть, что эти опыты окончились неудачей, ибо если мы и рисковали при этом потерять нашего смелого и немного безрассудного коллегу, то вопрос был бы до некоторой степени разрешен. Отрицательный же результат ровно ничего не доказывает: весьма возможно, что один человек из тысячи заражается именно таким путем».
Безжалостный Брюс! Несчастный Тауте! Он искренне старался себя убить, а Брюс говорит: очень плохо, что он не умер.
Ньясаленд был последним полем битвы, на котором Брюс сражался с сонной болезнью, и результаты этого боя были в общем довольно безнадежны, ибо он открыл, что Glossina morsitans (латинское название мухи цеце, носительницы болезни) гнездится не только по берегам рек и озер, а носится повсюду, с одного конца Ньясаленда до другого, и нет никакой возможности от нее укрыться или устроить переселение народов из пределов ее царствования.
Несколько лет Брюс упорно старался измерить длину трипаносомы и пытался установить связь между наганой и новой болезнью.
Но решить этот вопрос он так и не смог и с сожалением вынужден был констатировать, что «в наше время нет возможности осуществить опыт, который мог бы решить вопрос в ту или иную сторону».
Опыт, который он имел в виду, заключался в том, чтобы впрыснуть трипаносому наганы не одному и не сотне человек, а нескольким тысячам.
Вот какая жуткая надежда всегда оставалась в душе старого викинга.
«Это пока что неосуществимо», – говорил он, но верил, что когда-нибудь где-нибудь найдется столько людей, готовых погибнуть за истину. И, как вы увидите из истории группы американских военных из следующей главы, зачатки этого высокого духа самопожертвования действительно есть.
Если когда-нибудь многочисленные человеческие армии отправятся на бой со смертью с такой же готовностью, с какою сейчас они воюют между собой, – это будет отчасти потому, что во главе их будут стоять люди, подобные Дэвиду Брюсу.
10. Росс против ГрассиМалярия
Последние десять лет девятнадцатого столетия оказались крайне неудачными для клещей, мух и комаров, но в то же время невероятно удачными для охотников за микробами. Начало этому положил Теобальд Смит, поймавший клеща на том, что тот разносил техасскую лихорадку. Несколькими годами позже в шести тысячах миль от него Дэвид Брюс, странствуя по африканским джунглям, напал на след мухи цеце, поймал ее и изобличил в преступлениях. В результате удалось избавиться от убивающей медленно, но верно заразы, настоящее название которой Boophius bovis, и можете не сомневаться, что после тех исследований Дэвида Брюса мухе цеце стало сложно добывать кровь черных уроженцев Африки, белых охотников или миссионеров. Но вот настали наконец плохие времена и для комаров. Да будет сокрушена малярия! Малярия теперь уже не так страшна для человечества, ибо в середине 1899 года двое соперничающих между собою и не особо прославившихся охотников за микробами доказали, что комар (но лишь определенный вид комара) и есть тайный преступник, занимающийся распространением малярии.
Два человека справились с этой проблемой. Один из них, Рональд Росс, был непримечательным офицером медицинской службы в Индии; другой, Баттиста Грасси, был довольно известным итальянским зоологом, специалистом по червям, белым муравьям и угрям. Трудно сказать, чья заслуга из них больше – Росс, возможно, вообще не решил бы эту задачу без Грасси, а Грасси, несомненно, долго бился бы понапрасну, если бы исследования Росса не дали ему подсказку.
Так что нет сомнений, что они помогли друг другу, но, к несчастью для величия науки, прежде чем смолкли восторженные ликования спасенных толп, Баттиста Грасси и Рональд Росс вцепились друг другу в волосы в споре от