Вот Рональд Росс, получивший Нобелевскую премию в семь тысяч восемьсот восемьдесят фунтов стерлингов за свое открытие, что серые комары переносят птичью малярию…
А вот Баттиста Грасси, не получивший Нобелевской премии и в настоящее время почти нигде не известный – кроме Италии, где он оказался вознесен до небес и получил звание сенатора. (И он не пропустил ни одного заседания сената до самой своей смерти.)
Все это пока еще не очень плохие последствия, хотя и несколько иронического характера.
Но вот перед нами снова Рональд Росс – человек, который на своем открытии о сером комаре, в сущности, начинал только учиться трудному искусству научного исследования, – обвиняющий Грасси в воровстве и шарлатанстве и заявляющий, что Грасси ничего почти не прибавил к его идее о том, что комары переносят человеческую малярию!
А Грасси, справедливо кипящий негодованием, пишет в ответ страстные и гневные статьи…
О чем же, в сущности говоря, могут спорить и ссориться между собой подобные исследователи, если так много еще осталось несделанного? Казалось бы, – так скорее всего случилось бы в художественном романе, – что они должны были или вовсе не замечать друг друга, или заявить: «Интересы науки выше и значительнее маленьких людей, которые ее делают!» – и продолжать дальше свои исследования на благо человечества.
Ведь настоящая борьба с малярией только начинается! Сейчас, когда я дописываю эту главу (прошло уже двадцать пять лет со времени прекрасных исследований Грасси), на внутреннем развороте газеты в уголке я читаю сообщение из Токио:
«Население островов Рюкю, лежащих между Японией и Формозой, быстро вымирает… Малярия – главная тому причина. В восьми деревнях Иеямской группы… за последние тридцать лет не родилось ни одного ребенка. В деревне Нозоко… единственной обитательницей осталась больная старуха».
11. Уолтер РидВо имя науки и ради человечества
С желтой лихорадкой история развивалась совсем иначе – тут не было никаких споров и шумихи.
Все признавали, что Уолтер Рид – глава комиссии по борьбе с желтой лихорадкой – был чрезвычайно вежливым и порядочным человеком, что он отличался мягкостью характера и крепкой логикой; не вызывало также ни малейших сомнений, что он был просто вынужден рисковать человеческими жизнями – хотя бы уже потому, что животные вообще не болеют желтой лихорадкой.
Кроме того, бывший дровосек Джеймс Кэррол всегда был готов отдать свою жизнь, чтобы доказать точку зрения Рида, и он был не очень щепетилен в отношении чужой жизни, когда нужно было решить какой-нибудь вопрос, пусть и не первостепенной важности…
Все кубинцы (которые там проживают и должны это знать) единогласно признают, что американские солдаты, добровольно взявшие на себя роль морских свинок, поступили как настоящие герои. Все американцы, которые были тогда на Кубе, сходятся во мнении, что испанские иммигранты, добровольно ставшие подопытными свинками, были не герои, а корыстолюбцы, – разве не получил каждый из них по двести долларов золотом?
Можно, конечно, искренне возмущаться фактом трагической гибели Джесси Лэзира, но тут уж была его собственная вина: зачем он не согнал комара со своей руки, а дал ему насосаться крови? И потом, надо сказать, что судьба была чрезвычайно благосклонна к нему после его смерти: ведь правительство Соединенных Штатов назвало его именем артиллерийскую батарею в балтиморском порту – это что-нибудь да значит! А помимо того, правительство было более чем внимательно к его жене: вдова Лэзира получила пенсию 1500 долларов в год. Как видите, все в порядке и спорить больше не о чем. Можно с легким сердцем рассказывать увлекательную историю о желтой лихорадке, но при этом нужно еще добавить: эта история абсолютно необходима для книги об охотниках за микробами. Она подтверждает пророчество Пастера! Из своей великолепной гробницы на парижском кладбище Пастер мог бы наконец заявить миру: «Не я ли это говорил?» Ибо к 1926 году все оставшиеся на свете микробы желтой лихорадки могли бы уместиться на шести булавочных остриях, а через несколько лет этой заразы не будет и в помине – она совершенно исчезнет, как исчезли динозавры, если только не останется где-нибудь в качестве трофея, полученного Ридом в его замечательных опытах с испанскими иммигрантами и американскими солдатами…
Это было грандиозное наступление объединенными силами, решительный наскок на желтого негодяя. Сражение вела странная разношерстная команда, а зачинщиком его был презабавный старик с роскошными бакенбардами в виде бараньих котлеток, доктор Карлос Финлей, высказавший поразительно верную догадку, но в то же время бывший ужасным путаником и у всех добрых кубинцев и мудрых врачей слывший за «старого полоумного теоретика». «Безумный сумасброд Финлей», – говорили про него.
Каждый предлагал свой собственный «вернейший» способ борьбы со страшной смертоносной эпидемией, но все эти «вернейшие» способы противоречили один другому. «Необходимо окуривать шелковые, атласные и бархатные ткани всех уезжающих из города, пораженного желтой лихорадкой». «Нет! Этого недостаточно: нужно сжигать, закапывать и особенно тщательно уничтожать шелковые, атласные и бархатные вещи приезжающих в город, пораженный эпидемией». «Было бы умно отказаться от рукопожатий с друзьями, в семьях которых были заболевания желтой лихорадкой». «Ничего подобного: рукопожатия абсолютно безвредны; лучше всего сжигать дома, где засела желтая лихорадка». «Нет, этого не нужно! Достаточно окурить их серой». Но была одна мера, которая на протяжении двухсот с лишним лет признавалась действенной почти всеми обитателями Северной, Центральной в Южной Америки, и заключалась она в следующем: если жители данного города начинали желтеть, икать и блевать черными сгустками, то единственное, что нужно было сделать, – это собирать пожитки и удирать из города, потому что желтый убийца был способен проникать через стены, подкрадываться по земле и наскакивать из-за угла. Он мог пробираться даже через огонь! Он мог погибать и снова возрождаться, этот неистребимый желтый разбойник! И несмотря на то, что каждый и всякий (включая лучших врачей города) боролся с ним всеми мерами, какие только мог придумать, со всем отчаянием, на какое только был способен, желтый злодей продолжал убивать и убивал до тех пор, пока вдруг сам не пресыщался убийствами. В Северной Америке этот момент наступал обычно осенью, с появлением первых заморозков.
Вот каким было состояние научных знаний по вопросу о желтой лихорадке в 1900 году. И только один старый Карлос Финлей сердито и презрительно ворчал из своих пышных котлетообразных бакенбардов: «Все вы идиоты! Желтая лихорадка распространяется комаром!»
Плохо обстояли дела в Сан-Кристобаль-де-ла-Гавана на Кубе в 1900 году. Желтая лихорадка уничтожала американскую армию гораздо эффективнее, чем испанские пули. И она совсем не походила на те эпидемические заболевания, которые обрушиваются обычно на беднейшую, грязную часть населения. Она погубила больше трети офицерского состава из штаба Леонарда Вуда, а штабные офицеры, как известно, самые чистоплотные и обеспеченные офицеры в армии. Генерал Вуд писал громовые приказы; Гавана скреблась и чистилась; счастливые грязные кубинцы превращались в несчастных и чистых кубинцев. «Все до последнего камня было перевернуто» – и никаких результатов. За двадцать лет не было в Гаване такого количества заболеваний, как в одном этом году!
Телеграмма за телеграммой летели из Гаваны в Вашингтон, и вот 25 июня 1900 года майор Уолтер Рид прибыл в Кемадос на Кубе с заданием «уделить специальное внимание вопросам происхождения и предупреждения желтой лихорадки». Это было чрезвычайно важное задание. А если учесть, кто такой был этот майор Уолтер Рид, задание было уж слишком большим и ответственным. Работа для самого Пастера! Правда, нужно признать, что у Уолтера Рида были кое-какие заслуги (хотя и не имевшие никакого отношения к охоте за микробами). Он был прекрасным служакой; четырнадцать с лишним лет он обслуживал горы и равнины Запада, носясь добрым ангелом в пустыне среди больных поселенцев. Он счастливо избежал опасностей пьянства и картежной игры в офицерских собраниях. Он был человеком крепкой морали. Он был скромен. Но ведь нужно было быть гением, чтобы выловить микроба желтой лихорадки, а разве гении скромны? Но в этом деле, как видно будет из дальнейшего, требовалась прежде всего морально сильная и выдержанная натура, и помимо всего прочего Уолтер Рид занимался все-таки охотой за микробами. Начиная с 1891 года он принимал какое-то участие в исследовательской работе одной из лучших медицинских школ под руководством весьма известного в Америке профессора микробиологии, а этот профессор был лично и довольно близко знаком с самим Робертом Кохом.
Итак, Уолтер Рид прибыл в Кемадос. И когда он шел в инфекционный госпиталь, ему навстречу попадалось много молодых американских солдат, покидавших госпиталь лежа на спине и ногами вперед…
Похоже было на то, что материала для исследовательской работы будет более чем достаточно!
С Уолтером Ридом был доктор Джеймс Кэррол, которого уж никак нельзя было обвинить в излишней мягкости и скромности, и вы скоро убедитесь, каким солдатом-искателем был Джеймс Кэррол. Рида уже дожидался здесь Джесси Лэзир. Лэзир был охотником за микробами с европейской подготовкой, ему было тридцать четыре года, у него были жена и двое детей, и на лице его лежала тень обреченности. И наконец, там был еще Аристид Аграмонте, кубинец. Его задачей было препарировать трупы, и хотя он прекрасно справлялся с этим делом, но славы не снискал, поскольку уже болел желтой лихорадкой – и работал без какого-либо риска. Эта четверка составляла «Комиссию по борьбе с желтой лихорадкой».
Первым подвигом комиссии была неудачная попытка найти какого-нибудь микроба в первых обследованных ею восемнадцати случаях желтой лихорадки. Среди них было много тяжелых, четыре окончились смертельно. Каждый из этих восемнадцати случаев был использован, как говорится, до отказа: брали кровь, делали посевы, вскрывали трупы, занимались самым тщательным выращиванием культур и не нашли ни одной бациллы. Д