Таким образом, экспериментальные работы в Кемадосе стали налаживаться на славу! Правда, первые восемь укушенных остались целы и невредимы; но зато двое последних, Джеймс Кэррол и XY, оказались прекрасными морскими свинками, – оба они заболели желтой лихорадкой, и сердце Кэррола чуть-чуть не остановилось! – но в конце концов оба они поправились, и Кэррол радовался как ребенок, без конца писал Уолтеру Риду и с нетерпеливой гордостью ожидал возвращения начальника, чтобы показать ему протоколы.
Только Джесси Лэзир подошел с некоторым цинизмом к истолкованию этих двух случаев, потому что Лэзир был тонким экспериментатором, упрямым и строгим, требовавшим абсолютной точности всех условий. Так вот, Лэзир при этом подумал: «Несколько подозрительным кажется выздоровление Кэррола и XY, потому что до заболевания они побывали раз или два в зараженной зоне. Это был не совсем чистый эксперимент, и у меня нет уверенности, что именно мои москиты заразили их желтой лихорадкой». Но скептицизм Лэзира – это было одно, а приказы оставались приказами, и он продолжал расхаживать между койками в Лас-Анимасе, опрокидывать пробирки на руки ребят с воспаленными глазами и кормить кровью своих комариных самок. 13 сентября было плохим и несчастливым днем для Джесси Лэзира, потому что в момент, когда он занимался пустым делом кормления комаров, какой-то случайный комар со стороны уселся на тыльной поверхности его руки.
«Это ерунда! – подумал он. – Это даже не та порода комара, – пробормотал он и дал комару напиться досыта, несмотря на то, что это был свободный блуждающий зверь, живший в бараке, переполненном умирающими людьми!..
Это случилось 13 сентября.
«13 сентября вечером… доктор Лэзир стал жаловаться на недомогание… В 6 часов у него появился озноб», – гласит история болезни госпиталя в Лас-Анимасе.
«19 сентября, в 12 часов дня, – записано далее в этом скупом отчете. – Температура 38,9, пульс 112. Глаза инъецированы, лицо воспалено, – это означает: глаза налиты кровью, лицо красное. – 6 часов пополудни: температура 39,5, пульс 106. Желтуха появилась на третий день. Последующее течение болезни можно определить как прогрессирующий и не поддающийся лечению случай желтой лихорадки… Смерть нашего несчастного коллеги наступила вечером 25 сентября 1900 года».
Но вот Рид вернулся на Кубу, и Кэррол встретил его восторженно, а Уолтер Рид глубоко опечалился смертью Лэзира, но был очень счастлив благополучным исходом болезни Кэррола и XY, а затем… затем (как ни грустно и больно за Лэзира) этот случай все-таки дал кое-что для науки…
«Поскольку доктор Лэзир был укушен комаром во время пребывания в инфекционном бараке, – писал Уолтер Рид, – нужно по меньшей мере допустить возможность заражения через насекомое, предварительно укусившее желтолихорадочного больного. Поэтому данный факт случайной инфекции представляется нам весьма интересным…»
«Ну, а теперь моя очередь получить укус!» – сказал Уолтер Рид, но им удалось его отговорить. «Мы должны доказать это», – настаивал он, но с такой мягкостью, что, слушая его мелодичный голос и глядя на его подбородок, в очертаниях которого было так мало мужественности, можно было подумать, что Уолтер Рид колеблется (ведь как ни говорите, а одного из трех уже не было в живых!). «Но мы должны доказать это», – сказал Рид и отправился к генералу Леонарду Вуду, чтобы рассказать ему о всех этих волнующих событиях. Если кого и можно было упрекнуть в мягкотелости, то никак не генерала Вуда! Он дал Риду разрешение действовать и дальше по своему усмотрению. Он дал ему денег на сооружение лагеря из восьми палаток и двух домиков и, само собой разумеется, флагштока! Но что было самое приятное, он дал ему денег на вербовку людей, которые за приличную оплату соглашались получить один верный шанс из пяти навсегда потерять возможность использовать эти деньги! Уолтер Рид сказал: «Благодарю вас, генерал!» – и на расстоянии мили от Кемадоса разбил семь палаток, водрузил флагшток с развевающимся американским флагом и назвал это место лагерем Лэзира (ура, ура Лэзиру!), – и вы вскоре увидите, какие славные дела пошли в этом лагере…
Можно признать одну непреложную истину: каждый отдельный искатель из великой плеяды охотников за микробами был не похож на другого искателя, но их объединяла одна общая черта – они были оригинальны. Все они были оригинальны, за исключением Уолтера Рида, который не проявил абсолютно никакой оригинальности, заметив, что за последнее десятилетие XIX века слишком уж много накопилось в воздухе различных комаров, клопов, клещей и других насекомых – распространителей болезней. Было совершенно естественно, что человек обратил на это внимание. Но он, несомненно, был самым высоконравственным из великой плеяды охотников за микробами, оставаясь при этом весьма тонким и талантливым экспериментатором, и когда его внутренний голос сказал ему: «Ты должен убивать людей для спасения человечества», – он тотчас же приступил к планированию целой серии секретных опытов, и никогда еще в мире не было примера, чтобы доброму человеку могли прийти в голову такие жуткие и отвратительные опыты!
К тому же он был дьявольски аккуратен. Каждый человек, намеченный к укусу комара, должен был оставаться долгие дни и недели под запором в раскаленном лагере Лэзира, для того чтобы избежать опасности случайного заражения желтой лихорадкой. В этих экспериментах не должно было быть ни малейшей трещинки! Уолтер Рид широко оповестил американских солдат на Кубе, что есть еще и другая война, война за спасение человечества, – кто хочет быть добровольцем? Не успели еще обсохнуть чернила на объявлениях, как в его приемную явился рядовой Киссенджер из Огайо, а вместе с ним Джон Моран, который был даже не солдатом, а простым гражданским клерком в канцелярии генерала Ли.
– Мы в вашем распоряжении, сэр! – сказали они.
Уолтер Рид был чрезвычайно порядочным человеком.
– Хорошо ли вы, ребята, осознаете грозящую вам опасность?
И он рассказал им об ужасных головных болях, о беспрерывной мучительной икоте и рвоте черными массами, он рассказал им о страшных эпидемиях, при которых не осталось ни одного человека, который мог бы рассказать людям о пережитых страданиях…
– Все это мы знаем, – сказали рядовой Киссенджер и Джон Моран из Огайо. – Мы идем на это исключительно во имя науки и ради человечества.
Тогда Уолтер Рид объявил им о щедрости генерала Вуда. Они получат приличную сумму в двести, а возможно, и в триста долларов, если москитная самка пестро-серебристой масти даст им один верный шанс из пяти никогда не использовать эти деньги.
– Единственное условие, которое мы вам ставим, сэр, – сказали рядовой Киссенджер и гражданский клерк Джон Моран из Огайо, – это что вы никогда не будете поднимать вопроса о награде.
Майор Уолтер Рид приложил руку к козырьку фуражки:
– Джентльмены, примите мой салют!
В тот же день Киссенджер и Моран отправились в предварительный карантин, который должен был сделать из них первоклассных, выдержанных морских свинок – без страха и упрека! 5 декабря Киссенджер накормил великолепным обедом пять самок комара, две из которых паслись на смертельных больных пятнадцать и девятнадцать дней тому назад. Все шло как по маслу! Через пять дней у него началась адская головная боль, а еще через два дня он весь пожелтел, – это был классический случай, и Уолтер Рид читал благодарственные молитвы у себя в штабе, когда Киссенджер стал поправляться.
Наступили жаркие дни для Рида, Кэррола и Аграмонте, потому что кроме молодых американцев, готовых пожертвовать своей жизнью во имя науки и ради человечества, в их распоряжении было еще достаточно темных, невежественных людей, недавно прибывших на Кубу из Испании и полагавших, что двести долларов им очень пригодятся. Было у них пятеро этих наемных ребят (которых я попросту назову «испанскими иммигрантами», хотя можно было бы их назвать: «человек № 1, 2, 3, 4 и 5», совершенно так же, как охотники за микробами метят своих животных: «кролик № 1, 2, 3, 4, 5»); как бы то ни было, все они получили укусы отборных комаров, которые, если брать в среднем, были много опаснее пули из автоматического ружья. Они честно заработали свои двести долларов, потому что четверо из пяти дали типичную (ученые доктора могли бы даже выразиться – «великолепную») картину желтой лихорадки.
Это была большая победа! Все было абсолютно точно! Ни один из этих людей никогда даже близко не подходил к желтой лихорадке, их все время держали, как мышей, в запечатанных палатках в Кемадосе…
«Порадуйся за меня, дорогая, – писал Уолтер Рид жене, – потому что помимо антитоксина дифтерии и коховской туберкулезной бациллы это станет одним из важнейших научных открытий XIX столетия».
«Но может ли желтая лихорадка передаваться каким-либо иным путем?» – спросил себя Рид.
Общее мнение было таково, что одежда, белье и постель желтолихорадочных больных смертельно опасны, на миллионы долларов уже было уничтожено одежды и постельных принадлежностей. Главное военно-медицинское управление разделяло эти взгляды; все выдающиеся врачи Северной, Центральной и Южной Америки (за исключением старого сумасброда Финлея) были в этом твердо убеждены. «Но так ли это?» – спросил Рид, и в то время как он весело подводил итоги опытов с Киссенджером и испанцами № 1, 2, 3 и 4, пришли плотники и выстроили два отвратительных домика в лагере Лэзира. Домик № 1 был особенно мерзким. Размером он был четырнадцать на двадцать футов, имел тщательно пригнанную двойную дверь, чтобы ни один комар не мог туда залететь, и два окна на южную сторону, в той же стене, что и дверь, чтобы избежать всякого проветривания этого домика. В нем была устроена хорошая печь для поддержания постоянной температуры не ниже 90 °F и поставлены две кадки с водой, чтобы создать влажную и спертую атмосферу корабельного трюма в тропиках. Так что, как видите, этот гнусный маленький домик был меньше всего приспособлен для жилья. Но вот 13 ноября 1900 года обливавшиеся потом солдаты притащили туда несколько крепко заколоченных подозрительного вида ящиков из инфекционных бараков в Лас-Анимасе, для того чтобы сделать этот домик окончательно проклятым…