[208] которые готовили к партизанской войне против союзников, могут оказаться серьезной угрозой, быстро развеялись.
Вскоре после поражения Германии Зихеля перевели в Берлин, где он продолжил свою тайную работу в УСС, а позднее в ЦРУ. В 1950 году он возглавил берлинское подразделение. Его приоритетами были сбор разведданных о русских, а также поиск и защита немецких ученых и инженеров от похищения и принудительной работы на СССР. Многим ученым, какими бы разработками они ни занимались прежде, помогли перебраться в Западную Германию, откуда некоторых из них отправили в США. «Они ведь сами не воевали за нацистов», – оправдывался Зихель.
Что до военных преступников, он сказал: «Может, ужасно так говорить, но, если честно, мне нет до них дела. Моей философией всегда было, что преступника надо пристрелить и поскорее о нем забыть. Лучше избавиться от негатива и смотреть вперед, не оглядываясь в прошлое». Зихель верил, что Нюрнбергский и другие судебные процессы решили проблему нацизма.
Новые хозяева Германии, однако, так не считали. 10 мая 1945 года президент Трумэн подписал соглашение, предлагавшее весьма амбициозный проект «денацификации» германского общества.[209] «Все члены НСДАП, которые были больше чем номинальными участниками ее деятельности, и все другие лица, враждебные союзным целям, должны быть удалены с общественных или полуобщественных должностей и с ответственных постов в важных частных предприятиях»,[210] – гласил текст соглашения. Он также определял категории преступников, которым отныне было запрещено в соответствии с этими условиями занимать должности, и охватывал весьма широкий круг сторонников Третьего рейха.
С необходимостью денацификации согласились все четыре державы: США, Великобритания, Франция и Советский Союз. Отныне немцам при устройстве на работу приходилось заполнять позорную анкету из 131 вопроса на всевозможные темы: от состояния здоровья до прошлых политических предпочтений; затем дела тех, кого отстранили от государственной или коммерческой службы, разбирала специальная комиссия. Немецкий писатель Эрнст фон Заломон позднее опубликовал сатирическую книгу «Анкета», где дал насмешливые ответы на каждый из вопросов о роде его занятий в нацистскую эпоху.
Однако перед победителями встала серьезная и даже пугающая проблема: что делать с людьми, которые в большинстве своем пошли за нацистами? В НСДАП входило восемь с половиной миллионов человек – их дела сохранились благодаря работнику бумажной фабрики в Мюнхене, который вопреки приказу не уничтожил документы.[211] Еще больше сотрудничало с разными нацистскими организациями. Если уволить всех, кто так или иначе служил Третьему рейху, работать будет просто некому. Ноэль Аннан, старший офицер разведки британской зоны оккупации, написал по этому поводу то, что и так знали даже самые горячие сторонники денафикации: «Демократия в Германии не смогла бы родиться без щипцов денацификации, но крайне важно было при этом не убить ребенка».[212]
Немцы послушно принялись заполнять анкеты, а победители едва справлялись с горами бумаги. Американцы самонадеянно велели пройти анкетирование всем лицам старше восемнадцати, и к концу 1946 года у них скопилось более 1,6 миллиона опросников, что привело к увольнению 374 000 нацистов.[213] Но неизученными оставались еще миллионы дел, армия США просто не успевала обрабатывать документы. По словам генерала Люсиуса Д. Клея, военного губернатора американской зоны оккупации, «мы и за сто лет не управились бы».[214]
В конце концов он пришел к выводу, что денацификация должна «быть сделана немцами». Это совпадало с его желанием побудить тех, кто не запятнал себя сотрудничеством с нацистами, постепенно брать на себя ответственность за происходящее в стране.[215] Были сформированы специальные суды – Spruchkammern, которые в общем-то не имели формальной юридической силы, однако могли выносить вердикты и определять подсудимого в одну из групп: «главные обвиняемые», «обвиняемые», «второстепенные обвиняемые», «соучастники», «невиновные».[216]
Не обошлось без проблем. Большинство нацистов уверяли, что были «Mussnazis», то есть вступили в партию по принуждению, а втайне придерживались противоположных взглядов.[217] Как не уставали шутить победители, у Гитлера вовсе не было последователей. Если одни прокуроры старательно подходили к исполнению своей задачи, то другие запросто оправдывали нацистов на основании самых сомнительных доказательств. Выдаваемый ими «обеляющий» сертификат немцы вскоре стали иронично называть «Персилшайн»[218] – в честь стирального порошка «Персил». Тем не менее изначально немцы одобряли проект денацификации: опрос 1946 года показал, что 57 % населения американской зоны оккупации выступают в его поддержку.[219] Но вера в справедливость денацификации падала. Уже в 1949 году число сторонников сократилось до 17 %.[220] Порой здания судов, автомобили и дома их сотрудников подвергались вандализму.
Позднее Клей признал, что и с анкетами, и с судами потерпел неудачу. «Просто я не представлял, что еще можно сделать»,[221] – искренне заявил он. В обществе, которое слишком долго прожило под властью Гитлера, никто не знал рецепта успеха в процессе денацификации. Клей тем не менее утверждал, что при всех своих недостатках эта мера действительно позволила выявить многих нацистов и снять их с руководящих постов. «Немцам не удалось навести в своем доме полный порядок, но они хотя бы убрали основную грязь»,[222] – метафорично выразился он.
Все державы-победительницы были готовы делать исключения, когда речь заходила, например, о ракетостроителях, которые в свете назревающего конфликта были в равной степени нужны и Америке, и Советскому Союзу. Британцы и французы тоже не раз отменяли первоначальные решения, приводившие к негативным последствиям. Так, например, в июне 1946 года на заводе «Фольксваген» уволили 179 работников, но, поскольку там выпускались в основном машины для английского рынка, 138 сотрудников вскоре восстановили в должности.[223] Французы сперва уволили 75 % учителей, а перед началом нового учебного года в спешном порядке вернули их на работу.[224]
Советские власти неоднократно обвиняли западные страны в сотрудничестве с бывшими нацистами и в том, что их часто оставляли на ключевых постах. К концу оккупации в 1949 году, когда Германия была разделена на две части, Кремль был склонен считать Западную Германию исключительно прибежищем нацистов. И хотя нет сомнений, что многим удалось избежать процесса денацификации и сохранить руководящие должности в новом демократическом государстве, но и советские показатели были далеки от идеала.
С 1949 года новые восточногерманские суды выносили обвинительные приговоры в истинно сталинском стиле и с головокружительной скоростью. За два с половиной месяца они рассмотрели 3224 дела бывших нацистских чиновников – в среднем по 20 минут на каждое.[225] А последних немецких военнопленных, заключенных в советские тюрьмы, выпустили лишь в 1956 году!
Как и западные державы, советские власти столкнулись с непростым практическим вопросом: кем заполнить огромное количество освободившихся рабочих мест в их зоне оккупации, а затем в ГДР? И точно так же, как их противники на Западе, они были готовы идти на уступки, порой весьма радикальные, когда это служило их целям. Большинство бывших нацистов охотно вступили в Социалистическую единую партию Германии (СЕПГ) – партию коммунистов. Уже в 1946 году они составляли не менее 30 % от общей ее численности.[226] Генерал Клей по этому поводу язвительно заметил, что члены Национал-социалистической партии, вступая в СЕПГ, просто зачеркивали слово «национал» в названии партии.
Немецкий историк Генри Лайде, изучивший архивы Восточной Германии, чтобы понять, как страна боролась с нацистским прошлым, считает, что в этих цифрах нет ничего странного. «Вместе с многими невинными людьми были освобождены и серьезные нацистские преступники, которые объявили, что якобы раскаиваются в своих преступлениях».[227] В качестве «искупления грехов» они вступили в ряды коммунистической партии и начали строить карьеру в новом обществе – в сфере образования, медицины, политики, безопасности и так далее. Новых хозяев советской зоны оккупации скорее интересовали граждане, придерживающиеся антикоммунистических взглядов, – их считали куда более опасными противниками, нежели бывших нацистов.
В июне 1948 года Кремль начал блокаду Западного Берлина, перекрыв все дороги, железнодорожные пути и водные маршруты со стороны той части Германии, которая контролировалась западными властями. Он стремился поглотить этот западный анклав в самом центре советской территории, вытеснив оттуда англичан, американцев и французов. В ответ некогда союзные державы открыли воздушный мост, и непрерывный поток самолетов (было сделано свыше 270 тысяч рейсов) доставлял все необходимые грузы, в общей совокупности около 2 миллионов тонн, пока 12 мая 1949 года блокаду не сняли.