Борьба была тяжелой и, вероятно, не увенчалась бы успехом, если бы не дерзкая тактика Кларсфельдов, решивших преследовать нацистов самостоятельно. Их первыми мишенями стали Курт Лишка, Херберт Хаген и Эрнст Хайнрихзон. По данным, которыми располагал Серж,[571] львиная доля ответственности за депортацию евреев из Франции лежала на этих троих офицерах СС. Лишка был, как выразилась Беата, «парижским гестапо»:[572] он руководил аппаратом госбезопасности на всей территории Франции. Хаген, тесно сотрудничавший с Эйхманом, заведовал информационным отделом, ответственным за еврейский вопрос, а также командовал полицией атлантического побережья. Хайнрихзон носил невысокий чин, однако сумел «прославиться» особой жестокостью по отношению к детям.[573]
Что примечательно, все трое вернулись в Западную Германию и жили на свободе, очевидно, даже не думая, будто тени из прошлого могут их преследовать. Лишка поселился в Кёльне, и Беата без труда получила его адрес и телефон в справочном бюро. Позднее она сказала французскому корреспонденту израильского телевидения: «Только в детективных историях нацисты прячутся где-нибудь в далекой Патагонии и вздрагивают от страха при малейшем шорохе».[574]
Лишка, Хаген и Хайнрихзон вели совершенно спокойную жизнь – но только до начала семидесятых годов, когда на их след напали Кларсфельды. Беата написала об эсэсовских преступниках новую статью для «Комба», а телевидение Израиля выразило намерение подготовить фильм о них, как только наберется материал.[575]
21 февраля 1971 года в восемь утра перед многоквартирным домом, где жил Лишка, припарковалась машина, в которой находились Кларсфельды и израильский оператор с камерой. Они прождали под окнами до двух часов дня, а Лишка все не появлялся. Беата набрала его номер и повесила трубку, услышав женский голос. Поняв, что квартира точно не пустует, «охотники» принялись нажимать на кнопки домофона. Вскоре кто-то из соседей впустил их в подъезд.
Когда они поднялись на верхний, четвертый, этаж, им открыла неприветливая светловолосая женщина. Беата сказала ей, что у ее мужа хочет взять интервью французское телевидение, и тогда она крикнула:
– Курт, иди разберись, чего этим людям надо!
Вышел очень высокий мужчина с коротко стриженными редеющими волосами. Беата назвала свою девичью фамилию и представилась переводчицей французского журналиста «герра Кларсфельда». Очевидно, это имя ни о чем Лишке не говорило, но он насторожился и попросил Сержа показать удостоверение. «Съемочная группа» приехала подготовленной: Серж достал карточку репортера газеты «Комба». Решив не притворяться, будто занимается простым сбором фактов, он сразу же заявил:
– В свете подписания нового франко-германского соглашения мы разыскиваем нацистских военных преступников, заочно осужденных во Франции. Вы занимаете первую строку нашего списка. Прежде чем развернуть кампанию против вас, мы хотим спросить, можете ли вы сказать что-нибудь в свое оправдание.
Лишке удалось сохранить видимость спокойствия.
– Я не обязан отчитываться ни перед вами, ни перед французским судом, – сказал он и добавил: – Я отвечу за свои действия, если от меня этого потребует правосудие Германии, но вам я ничего говорить не буду.
Серж попытался добиться от него признания в организации репрессий против французских евреев, однако он не позволил себя снимать. Атмосфера предельно накалилась. Беата даже подумала, что Лишка разобьет камеру, если оператор попробует ее включить. Однако у Кларсфельдов была в запасе еще одна карта.
– Хотите увидеть документы, которые вы сами подписали в Париже? – спросил Серж. – Подлинники сохранились, и на их основании вам может быть предъявлено обвинение.
Беата протянула Лишке пачку бумаг. Вместе с женой, которая выглядывала из-за его плеча, он стал их просматривать. Его рука задрожала. «Вне всякого сомнения, – вспоминает Беата, – перед его глазами в эти минуты проплывало прошлое, которое мы восстановили, проведя уйму времени в архивах. Никто, кроме нас, не счел нужным это сделать».
С одной стороны, визит обернулся для Кларсфельдов провалом: им не удалось заснять Лишку на пленку или просто заставить его отвечать на вопросы. С другой стороны, они увидели его и даже смогли напугать.
В тот же день Беата позвонила Герберту Хагену в Варштайн (городок, расположенный в двухстах километрах от Кёльна) и спросила у жены, подошедшей к телефону, согласится ли муж дать интервью французскому телевидению.
– Ни в коем случае, – ответила женщина. – И ему вообще непонятно, с какой стати вы им интересуетесь.
На следующий день Кларсфельды вместе с оператором приехали в Варштайн и припарковались в ста метрах от дома Хагена, надеясь перехватить его, когда он выйдет. Они прождали несколько часов и по ошибке чуть было не увязались за другим человеком. Наконец настоящий Хаген вышел из дома, открыл гараж и сел в большой «Опель». Как только автомобиль выехал, Беата выскочила ему наперерез:
– Герр Хаген?
Он кивнул, но, заметив камеру, высунулся из машины с таким видом, будто хотел наброситься на оператора. Правда, поняв, что несдержанность может дорого ему обойтись, он все же позволил Беате сказать, что Серж – французский журналист, который хотел бы задать несколько вопросов.
На прекрасном французском языке Хаген ответил:
– Мсье, вы не имеете права меня снимать здесь, перед моим домом. Тем более что я ни от кого не скрываюсь: после войны я был во Франции более двадцати раз.
– По-видимому, французская полиция не обратила внимания на вашу фамилию. Вас должны были арестовать.
На вопросы Хаген, как и Лишка, отвечать не стал.
– Я веду тихую спокойную жизнь, и больше мне ничего не нужно, – заключил он.
Кларсфельды не собирались сдаваться. Через месяц они снова приехали в Кёльн. На сей раз с ними был Марко – доктор и фотограф, с которым Серж подружился в студенческие годы. Разработанный ими план в случае успеха должен был привлечь всеобщее внимание к тому факту, что военный преступник до сих пор не заплатил за содеянное. Они решили похитить Лишку.
Серж достал наручники, а Марко – две дубинки. Было решено схватить Лишку на улице, затолкать в машину, взятую напрокат, а перед пересечением французской границы сменить автомобиль. «На карательный отряд мы были похожи не больше, чем на совет епископов», – признается Беата.
Когда Лишка вышел из троллейбуса, «группа захвата» окружила его и Беата сказала: «Следуйте за нами!» Он инстинктивно сделал несколько шагов в сторону машины, но затем развернулся. Фотограф ударил его по голове дубинкой. Крикнув «На помощь!», Лишка упал, скорее от испуга, чем от силы удара. Вокруг собрались люди. Подошедший полицейский вынул удостоверение. В этот момент Серж прокричал: «В машину!» Бросив свою добычу, похитители запрыгнули в автомобиль и понеслись прочь. Только вернувшись во Францию, они смогли перевести дух.
Беата потом под вымышленным именем обзвонила немецкие газеты и попросила их выяснить, что случилось с Куртом Лишкой. По ее собственным словам, смысл всей операции заключался в том, чтобы открыть обществу глаза на безнаказанность, которой наслаждаются бывшие нацисты. Ради достижения этой цели Кларсфельды были готовы сами отправиться за решетку.
Как и следовало ожидать, Беату арестовали, когда она снова приехала в Кёльн, чтобы ознакомить суды и прессу с документальными доказательствами преступлений Лишки и Хагена. В заключении она провела всего несколько недель. Как и в предыдущих случаях, власти решили, что, упрятав Кларсфельд в тюрьму надолго, они лишь привлекут к ее протестам лишнее внимание.
Тем временем Серж продумал новый ход. 7 декабря 1973 года, морозным снежным днем, он выследил машину Лишки. Когда тот припарковался недалеко от собора и вышел, Кларсфельд приставил к его лбу пистолет. Бывший эсэсовец не на шутку испугался, поверив, что пришла его смерть. Но оружие было не заряжено. Сержу хватило страха, который он увидел в глазах врага. В письме к местному прокурору Кларсфельд заявил, что мог бы убивать нацистов, однако не имеет такого намерения. Он и его единомышленники требуют одного – чтобы военные преступники предстали перед судом.
Если Беата рискнула жизнью, отважившись дать пощечину Кизингеру, то в этом акте драмы рисковал Серж. Правда, сегодня, почти полвека спустя, он говорит, что опасность была не так уж велика: он знал о пистолете, который носил при себе Лишка, но тот не успел бы его достать. К тому же день стоял холодный, и, чтобы выстрелить, пришлось бы сперва снять перчатки. «Смертельной угрозы я не почувствовал», – вспоминает Серж.
Кларсфельды испытали наибольшее удовлетворение в тот момент, когда стало ясно, что беззаботная жизнь для Лишки и Хагена закончилась. Социал-демократическая газета «Форвертс» написала: «Эти солидные господа, мужчины средних лет, теперь не смогут спокойно спать на территории Федеративной Республики. Они заперлись в своих квартирах… оказавшись в полосе отчуждения».
В те годы Беата неоднократно попадала в полицию, но ее выпускали как относительно безвредную «фанатичку». Но к проблемам с правоохранительными органами прибавились угрозы со стороны врагов. Дважды Кларсфельды чуть не погибли. Как-то раз, в 1972 году, Сержу доставили сверток с надписью «Сахар». Заметив, что из упаковки высыпались подозрительные черные крупинки, Кларсфельд вызвал полицию. Прислали саперную бригаду. Оказалось, внутри был динамит и другие взрывчатые вещества. А в 1979 году бомба с часовым механизмом, сработавшим среди ночи, уничтожила машину Сержа.
Между тем процесс против Лишки, Хагена и Хайнрихзона медленно набирал обороты. Суд состоялся в Кёльне 11 февраля 1980 года. Всех троих обвиняемых признали соучастниками депортации пятидесяти тысяч евреев из Франции в лагеря смерти. Судья подчеркнул, что эсэсовцы прекрасно знали, какая участь ждет депортируемых.