Вальдхайм позиционировал себя как выходца из антифашистской семьи, и до 1938 года он действительно вел кампанию против присоединения Австрии к Германии, но аншлюс, согласно найденным документам, быстро изменил его образ мыслей. Вскоре Вальдхайм стал членом студенческой национал-социалистической лиги и, что еще существеннее, записался в СА – штурмовой отряд.
В дополнение к этим и без того компрометирующим сведениям Шуллер показал Розенбауму фотографию с военной печатью, сделанную 22 мая 1943 года. На полевом аэродроме стояли четыре офицера. Согласно подписи, один из них служил в итальянской армии, другой носил чин бригаденфюрера СС, а третьим был лейтенант Курт Вальдхайм. Аэродром располагался в Подгорице, следовательно, в 1943 году будущий политик находился вовсе не в Вене, как утверждал впоследствии, а в столице Черногории. Он действительно служил на Балканах под командованием Лера.
Информация, которую удалось раздобыть Шуллеру и его коллегам, была далеко не исчерпывающей. Однако первоначальный скептицизм Розенбаума сменился уверенностью в том, что их открытие вызовет живейший отклик прессы. Желая узнать, убедился ли Шуллер в достоверности полученных сведений, американец задал, как ему представлялось, очевидный вопрос:
– Вы показывали эти фотографии и документы Визенталю? Я бы мог ему позвонить и…
– Ни в коем случае! – прервал его Шуллер. – Визенталь знает, что вы здесь?
Когда Розенбаум ответил, что еще не говорил с ним, Шуллер облегченно вздохнул:
– Вот и хорошо. Он не должен быть в курсе того, чем вы тут занимаетесь.
Затем он объяснил, что Визенталь ненавидит социалистов и потому поддерживает Народную партию. Если он что-то пронюхает, то «прямиком побежит к Вальдхайму».
Согласно его воспоминаниям, Розенбаум попытался возразить, сказав, что считает ошибкой оставлять Визенталя в неведении:
– Но мы же в Вене, прямо у Визенталя под носом. Если мы не привлечем его сразу, то просить о помощи потом будет затруднительно.[668]
Однако Шуллер остался непреклонен и даже заявил, что откажется сотрудничать с американцем, если тот свяжется с Визенталем. Розенбауму пришлось сдаться. Последствия оказались гораздо серьезней, чем он мог предположить.
Когда руководство Всемирного еврейского конгресса узнало о результатах командировки своего юрисконсульта, президент организации Эдгар Майлз Бронфман (миллиардер, председатель совета директоров компании «Сиргем») поднял вопрос о том, следует ли обнародовать полученные сведения.[669] Всем было ясно: поскольку до сих пор охота за нацистами не входила в сферу деятельности конгресса, стоит его сотрудникам вмешаться в это дело, их тут же объявят клеветниками, стремящимися сорвать предвыборную кампанию Вальдхайма. Но если до выборов они будут молчать, это может выглядеть как попытка защитить его. Вооружившись служебной запиской, полученной от Розенбаума, Зингер убедил Бронфмана принять безотлагательные меры. Тот отослал записку обратно, чиркнув на ней от руки: «Действуйте. Э. М. Б.».
Розенбаум связался с редакцией «Нью-Йорк таймс», и Джон Тальябуэ, один из самых талантливых корреспондентов, взялся написать репортаж. Журнал «Профиль» также продолжал расследование, и в его номере за 2 марта 1986 года было сообщено о том, что нынешний кандидат в президенты от консерваторов состоял в нацистской студенческой лиге и в СА. Днем ранее Тальябуэ взял у него интервью, которое мгновенно произвело международную сенсацию, выйдя в печать 3 марта под заголовком «Архивные документы подтверждают: Вальдхайм служил под началом военного преступника».[670] Из статьи Тальябуэ читатели узнали, что политик служил в отряде генерала Лера, жестоко подавлявшего партизанское движение в Югославии и депортировавшего греческих евреев из Салоник в концлагеря. В марте 1942 года там же, в Салониках, Вальдхайм был прикреплен к армейскому командованию, где выполнял обязанности переводчика при германских и итальянских офицерах в Югославии.
Готовя материал для журнала «Ньюсуик»,[671] я сумел встретиться с Вальдхаймом в альпийском курортном городке Земмеринге. Политик устал после долгого предвыборного дня и не горел желанием в очередной раз комментировать факты, озвученные в «Профиле» и «Нью-Йорк таймс». И все же он согласился дать мне интервью в своей гостинице, решив, очевидно, что это позволит ему минимизировать ущерб для репутации. Несмотря на дурное настроение, Вальдхайм достаточно хорошо контролировал свои эмоции, чтобы по возможности производить впечатление человека, который способен с легкостью устранить «недоразумение», ставшее причиной скандала.
Именно это слово употребил Вальдхайм, когда речь зашла о слухах о его членстве в СА и нацистской студенческой лиге. Кандидат в президенты заверил меня в том, что на самом деле он не состоял ни в одной фашистской организации. Правда, будучи студентом, он участвовал в командных соревнованиях по верховой езде, и позднее его вместе с другими университетскими спортсменами внесли в списки СА, но это было сделано без его ведома. Кроме того, в молодости Вальдхайм посетил «несколько заседаний дискуссионного клуба» – только и всего. «Ни в какие организации я не вступал. Вышло недоразумение», – заявил он мне.
В отличие от СС, СА (штурмовые отряды) по окончании войны не были признаны преступной организацией, и их члены не подвергались особому порицанию. К тому же, отправившись на фронт, Вальдхайм в принципе не мог оставаться в составе СА. Вопрос главным образом заключался не в том, что будущий политик делал перед началом войны, а в том, можно ли ему доверять, если на пути к посту Генерального секретаря ООН он постоянно лгал, скрывая от общественности свое прошлое. Намеренно ли он умалчивал о службе на Балканах под руководством Лера? Если да, то, вероятно, у него были и другие тайны?
Того, что ему довелось служить на Балканах, Вальдхайм отрицать не стал. «Я был солдатом вермахта, и это ни для кого не секрет», – сказал он. Однако до недавнего времени общественность знала лишь о первой части его военной биографии, меж тем как в документах ясно говорилось: поправившись после полученного в России ранения в ногу, Вальдхайм вернулся в действующую армию. Его отправили в Салоники, а учебу на юридическом факультете он продолжал заочно.
Я спросил, почему он никогда не озвучивал этих фактов и не упомянул о них в недавно опубликованной автобиографии. Политик ответил:
– Я не стал вдаваться в подробности, которые, на мой взгляд, не существенны.
Я не поверил этому объяснению, но самому Вальдхайму оно, по-видимому, показалось достаточно убедительным. Он заговорил заметно оживленнее, когда я коснулся одного из его заявлений в интервью «Нью-Йорк таймс». Беседуя с Тальябуэ, Вальдхайм сказал, будто не подозревал о депортации евреев из Салоник. В 1943 году, когда он служил в этом греческом городе, с железнодорожной станции один за другим отправлялись в Освенцим набитые людьми поезда. Однако будущий президент Австрии продолжал утверждать: он был в первую очередь переводчиком и именно в этом качестве запечатлен на фотографии с итальянским и германским генералами. «Разумеется, я глубоко сожалею о тех событиях, – сказал Вальдхайм, имея в виду холокост. – Уверяю вас, тогда я о них ничего не знал… О депортациях из Салоник я впервые услышал совсем недавно».
Чем дольше мы беседовали, тем настойчивее звучали слова Вальдхайма: «Хотите верьте, хотите нет, но я говорю правду. Я просто хочу поскорее покончить с этой историей, потому что те, кто утверждает, будто я был в курсе, лгут. Я ни в чем таком не был замешан и даже не имел об этом понятия. Против меня идет хорошо организованная кампания».
Вопреки желанию кандидата в президенты, «эта история» оканчиваться не собиралась. Напротив, она только началась.
Для Симона Визенталя разразившийся скандал явился неожиданностью. Как он с горечью заметил в своих мемуарах, ему все стало известно только тогда, когда юрисконсульт Всемирного еврейского конгресса приезжал в Вену, но «не нанес мне визита и даже не позвонил». Опасения Розенбаума оправдались: поскольку Визенталь уже сотрудничал с конгрессом, он был обижен тем, что сотрудники этой организации, не проконсультировавшись с ним, затеяли «на его поле» расследование, результаты которого предали широкой огласке.
Вопрос о военном прошлом Вальдхайма возник не впервые. В 1979 году израильтяне уже просили Визенталя узнать, не состоял ли тот в нацистской партии (это могло бы объяснить проарабскую позицию, занимаемую им в ООН). Визенталь доложил, что связался с Акселем Шпрингером, знаменитым западногерманским издателем, а тот согласился навести справки в берлинском архиве, куда имел свободный доступ. Сведений о принадлежности Вальдхайма к какой-либо фашистской организации найти не удалось. Удалось обнаружить упоминание о его службе на Балканах, но то, что он этот факт замалчивает, в ту пору не было столь очевидно и особых подозрений не вызывало.
В 1986 году, когда газеты заговорили о Вальдхайме как о члене нацистского молодежного союза, Визенталь не усмотрел в этом повода для беспокойства. Цитируя своего друга Петера Михаэля Лингенса, выдающегося австрийского журналиста, он отметил: членство в подобных организациях порой бывало нужно «даже для того, чтобы просто получить комнату в студенческом общежитии». Не слишком огорчило Визенталя и то, что, как участник соревнований по верховой езде, будущий генсек ООН числился в СА. Строго говоря, на его причастность к военным преступлениям никакие свидетельства не указывали.
И все-таки, хоть он и злился на Всемирный еврейский конгресс, Визенталь осудил Вальдхайма – не за деятельность в годы войны, а за отрицание осведомленности о происходившем вокруг. То, что офицер вермахта, служащий в Греции, мог не знать о депортации салоникских евреев, показалось Визенталю невероятным. «Он ведет себя так, словно его охватила паника, – сказал мне “охотник за нацистами”. – Зачем он лжет, я не понимаю».